День народного единства. Преодоление смуты - Валерий Шамбаров

Однако Бернгардт понимал, что отступить в такой ситуации — значит быть добитыми. Свел по два батальона в один и вечером снова атаковал — сражение уже шло прямо на массах трупов, устилающих равнину. И прервала его лишь ночь. Валленштайн подсчитал свои потери, узнал, что к шведам идет еще б тыс. подмоги, снялся и увел остатки солдат в Чехию. Преследовать его Бернгардт не смог. Тем не менее обе стороны объявили себя победителями. Одни — поскольку поле боя осталось за ними, другие — поскольку убили шведского короля.

Гибель Густава II Адольфа вызвала серьезные политические перемены. Его вдова, Мария Элеонора Бранденбургская, ограниченная и сумасбродная особа, немало отравлявшая жизнь мужа (возможно, это было одной из причин его постоянного стремления куда-нибудь на войну, подальше от дворца), тут же уехала из Стокгольма в родной Бранденбург искать поклонников и крутить романы. А малолетнюю наследницу Христину бросила на попечение дальних родственников. Фактическим правителем страны стал канцлер Оксеншерна.

В выигрыше оказалась Франция. Теперь-то Ришелье переиграл Филарета. Кардиналу вовсе не улыбалось, чтобы шведы ушли громить Польшу. В Варшаве он держал своих агентов, подкармливал профранцузскую партию и надеялся перетянуть Речь Посполитую под свое влияние так же, как германскую Католическую лигу. А шведские войска по замыслам Ришелье должны были остаться в Германии, продолжая ее дестабилизировать. Начались переговоры с Оксеншерной, и были поставлены условия — субсидии будут выплачиваться лишь при выполнении французских требований. Канцлер оказался более покладистым, чем покойный король. Он и сам был настроен антироссийски, являлся противником союза с царем — полагая, что победа над поляками усилит Москву. А главную возможность приобретений для Швеции видел в Германии. Поэтому он отказался от договоренностей Густава Адольфа о совместных действиях с Россией, и в апреле 1633 г. при посредничестве Франции был заключен договор о создании Гайльброннской лиги из Швеции и немецких протестантских княжеств.

И проекты Ришелье стали осуществляться. Шведские отряды разошлись по Германии, вторглись в Эльзас. Мелкие немецкие владетели метнулись под крыло французов. Трирский архиепископ, Базельский епископ, герцог Вюртембергский, граф Ганау, города Хагенау и Саверн признали протекторат Людовика и разрешили разместить у себя французские гарнизоны. А раскрывшийся тайный брак Гастона Орлеанского и Маргариты Водемон кардинал объявил нарушением прежних договоров со стороны Лотарингии. Опять двинул армию на Нанси, и Карл IV отрекся от престола, превратился в простого кондотьера и ушел с полком на службу к императору. Отрекся он в пользу брата, Николя Франсуа. Но тот под надзором французов чувствовал себя слишком неуютно, опасаясь за жизнь. И сбежал в Италию. Фактически Лотарингия и большая часть Эльзаса оказались аннексированными Людовиком.

Исчезла и угроза смуты. У Марии Медичи и Гастона денег не было, оба влезли в долги. Мария торговалась с Валленштайном, обещая за помощь Мец, Туль и Верден, но тот считал, что плата слишком мала. А потом барона де Курменена, который вел эти переговоры, шпионы кардинала похитили. Увезли во Францию и казнили. Мария перенацелилась на то, чтобы уничтожить лично Ришелье. Трижды засылала наемных убийц, но все попытки кончились провалом. И королева-мать, похоже, совсем сбрендила. Обращалась к колдунам, чтобы навести на кардинала порчу. Поручила агентам выкрасть и доставить в Брюссель племянницу и пассию Ришелье г-жу Комбале, чтобы сделать заложницей и заставить его уйти с поста — или отыграться на ней, замучив какими-нибудь изощренными пытками. И опять не выгорело.

Наконец Мария окончательно подорвала свою репутацию — заподозрив измену, приказала казнить капитана своей гвардии барона де Гепреза (у этой дуры тоже была своя гвардия из 20 дворян). Тут уж возмутилось правительство Фландрии — на чужой территории распоряжаться жизнями людей было не совсем этично. А Ришелье, сменив кнут на пряник, объявил амнистию раскаявшимся эмигрантам, окружение Марии стало таять. Затем перекупили Гастона. Он вдруг объявил соратникам, что из патриотизма не может выступать против родины в союзе с испанцами, и удрал во Францию, оставив с носом многочисленных кредиторов.

А Валленштайну после битвы при Люцене пришлось заново формировать и обучать армию, чем он и занимался весь 1633 г. Он теперь осторожничал, предпринимая против шведов лишь отдельные диверсии. И, вопреки приказам императора, не шел разорять Саксонию, разумно рассчитав, что ее колеблющегося герцога можно переманить на свою сторону, что дало Ришелье возможность устранить эту опасную для его планов фигуру. Не без участия французов князья Католической лиги, враги Валленштайна, провернули интригу, убедив императора, что подобное поведение полководца и отсутствие видимых успехов доказывают его измену. В феврале 1634 г. Фердинанд отстранил его от командования. И послал отряд наемных убийц, которые ворвались в замок Эгер, вырезали всю прислугу и приближенных и прикончили Валленштайна в его спальне.

Битва за Смоленск

Международная обстановка, выглядевшая столь благоприятной для России, очень быстро изменилась. В Польше кончилось «бескоролевье», на трон был избран Владислав IV. Причем немалую роль в его избрании сыграло то, что он сохранял титул «царя московского»: отец перед смертью специально благословил его украденной шапкой Мономаха. Но восшествие на престол Владислава немедленно сказалось на настроениях украинского казачества, которое именно с ним связывало надежды на улучшение. А вдобавок ко всему Киевским митрополитом стал Петр Могила, поборник православия и видный просветитель, но при этом настроенный антироссийски. Он стоял за то, что обеспечения прав церкви и православной веры надо добиваться только легитимными путями и в рамках Речи Посполитой — через просвещение, короля, законодательные органы. Так что и митрополит призывал теперь малороссов к лояльности. И масштабное восстание, вроде бы готовое вспыхнуть на Украине, не состоялось. Наоборот, казачество выразило готовность поддержать «своего» Владислава, дабы заслужить ожидаемые от него милости и поблажки.

А гибель Густава Адольфа и создание Гайльброннской лиги сорвали удар по полякам с запада — на чем играл Ришелье. Он начал переговоры с Владиславом, навязывая дружбу с Францией, которая, мол, готова гарантировать безопасность польских границ от нападения шведов, так что король может беспрепятственно разбираться с русскими. Кроме вбивания клина между Речью Посполитой и Габсбургами, кардиналу это сулило и другой выигрыш — поляки оттянули бы под Смоленск свою шляхту из Германии, подскребли бы наемников, уменьшив их ресурсы для вербовки в имперские армии. Кстати, одним из курьеров Владислава в переговорах с французами был Богдан Хмельницкий — будущий народный вождь, тоже поверивший в «доброго короля» и поступивший к нему на службу. Ну а в результате Польша смогла без опасения за свои тылы бросить все силы против русских.

Тем временем полки Шеина стояли под Смоленском. Осада — мероприятие тяжелое не только для осажденных, но и для осаждающих, вынужденных месяцами торчать под открытым небом, под снегами, дождями, в грязи окопов и временных лагерей. Лишь когда весенние дороги стали подсыхать, 23 апреля 1633 г. прибыл обоз с порохом. Но и поляки, конечно, использовали передышку. Заделали проломы, а сзади стен соорудили земляной вал. Штурм пришлось готовить заново. Исправляли и снаряжали «зельем» минный подкоп, начали рыть новые, возобновили бомбардировку. 26 мая взорвали забитые в мину 250 пудов пороха, часть стены обрушилась, и войска ринулись на приступ. Но за проломом уткнулись в земляной вал, занятый неприятельскими солдатами, и атака была отбита.

Второй штурм предприняли 10 июня. Взорвали еще одну мину, русские части устремились к пролому. Однако в этот раз он получился небольшим, поляки успели выставить напротив дыры несколько пушек на прямую наводку и встретили солдат ядрами и картечью. Понеся большие потери, атакующие откатились. Неудачи объяснялись не только объективными причинами. Главной ударной силой Шеина являлись полки «нового строя», но треть пехоты была из иностранных наемников, которым отводилась в этих полках роль цементирующей основы. А они вели себя так же, как любые наемники, — отрабатывали жалованье, но совершать чудеса героизма не спешили. Русские солдаты, особенно в полках, созданных только в прошлом году, были недостаточно обученными, необстрелянными и действовали неумело. Да и на наемников поглядывали — куда бежать, вперед или назад? А для казаков, дворян, детей боярских линейная тактика полков «нового строя» была непривычной, им трудно было взаимодействовать этими частями.