Стрела на излете - Вера Школьникова

Он вскинул руку, и с пальцев мага слетели огненные лучи, пылающие щупальца ошейниками обхватили шеи обоих мужчин, несчастные завопили от невыносимой боли, но только обожгли руки, попытавшись сорвать удавки, и лишь крик Эльвина: "Хватит!" - прекратил эту бессмысленную пытку. Огненные петли остыли, обернувшись металлическими кольцами. Мэлин развел руками:

- Как скажешь, - кольца распались на половинки и рассыпались искрами, ударившись об пол, - но я бы не стал полагаться на их добрую волю, - тьма сгустилась, окутала алую фигуру, когда черное облако растаяло, Мэлина в комнате уже не оказалось.

У Эльвина тряслись руки, он смотрел поверх голов своих соседей, понимая, что они не простят и не забудут. Он и сам себе не простит.

Глава десятая

Далара смотрела вслед выехавшему из замка отряду. Вооруженные всадники со всех сторон окружали карету. Эльвин был слишком слаб здоровьем, чтобы путешествовать верхом на дальние расстояния, а на дорогах нынче было небезопасно. Не в самом Инваносе, здесь разбойников испокон веку не водилось, а вот чем ближе к центру империи, тем больше был риск лишиться кошелька, а то и жизни. Но на одну единственную карету с таким сопровождением нападать не станут, не стоит оно того, это же не торговый караван. Да и охранники не наемники, а графские дружинники в блестящих кирасах с гербом. Нет, за Эльвина можно было не опасаться - он доедет до Сурема в целости и сохранности, но почему-то Даларе все равно казалось, что она больше никогда не увидит ясноглазого книжника, своего единственного настоящего друга.

Мэлин, как всегда бесшумно возник за ее спиной:

- Жена моего кузена - удивительно мудрая женщина. Она не ревнует его к тебе.

- Ты тоже, - рассеянно ответила она, пытаясь разглядеть абрис кареты в облаке пыли, поднятом копытами, но они уже слишком далеко отъехали.

Маг рассмеялся:

- Он не в моем вкусе. Мне нравятся рыжие. К тому же, Эльвин ужасный зануда, в Суреме ему самое место. Пусть занимается политикой под чутким руководством господина министра. Они друг друга вполне заслуживают.

Далара тихо рассмеялась в ответ, хотя и несколько вымученно. Мэлин столько сил прилагал, чтобы вызвать ее улыбку, что она заставляла себя смеяться, хотя на самом деле ей все время хотелось плакать. Делай, что должен, и будет, что будет… Хороший девиз, вот только чтобы ему следовать, нужно знать, кому ты задолжал, и чем будешь отдавать долг. Эльвину повезло хотя бы в этом - он знает. Далара же окончательно запуталась в собственном плетении. Она подалась навстречу Мэлину, оказавшись в кольце его рук:

- Я не так представляла себе конец времен. Тварь, Аред, Ирэдил… скоро все рухнет, наш мир прекращает быть на наших глазах, рушится кусок за куском, а они латают прорехи в ткани мирозданья, словно это все еще имеет какой-то смысл. Почему они не боятся? Не теряют надежду?

- Кто тебе сказал, что им не страшно? И почему ты думаешь, что они на что-то надеются? Просто они люди, Плетельщица. А в тебе все еще слишком много бессмертия, чтобы понять. Так уж мы устроены, что стоим до конца. Упрямство сильнее страха.

- Я не боюсь смерти.

- Я знаю. Ты боишься жизни.

Они еще постояли так, замолчав, слушая дыхание друг друга, потом вернулись под крышу - ближе к полудню солнце все еще пекло невыносимо, хотя по утрам и вечерам уже вступила в силу осенняя свежесть. Далара вздохнула:

- Я пойду к себе.

Мэлин только развел руками - опять она будет исписывать листы значками-тараканами и кормить ими камин. И после этого она еще говорит, что не понимает, почему смертные продолжают сражаться, когда финал битвы заранее известен. Это же так просто: человек почти что с рождения знает, что каждый прожитый день приближает его к смерти, но продолжает жить с этим знанием. Удивительно тут скорее другое - почему эльфийка добровольно лишила себя самой сути бессмертного бытия.

Приближение Лариона он почувствовал заранее, тот еще не показался на лестнице, а Мэлину уже захотелось прикрыть глаза ладонью, словно этим можно защитить внутренний взор - так ярко сверкал семигранный наконечник копья. Мальчик спустился к ним и без всяких предисловий произнес слова, которые Далара ожидала услышать уже давно, но вопреки всему надеялась в глубине души, что не услышит:

- Я должен уехать. Далеко. В новые земли.

У эльфийки подкосились ноги, не стой Мэлин за ее спиной, Далара бы упала, но он вовремя подставил руку и поинтересовался:

- Прямо сейчас?

- Да. Я пришел проститься.

Мэлин улыбнулся:

- Не хочу тебя разочаровывать, но один ты не поедешь даже в соседнюю деревню, не то что в новые земли.

- Пожалуйста, - невидимое копье разгорелось ярче, - не пытайся меня остановить, - голос Лариона дрогнул.

- Я и не собираюсь. Раз уж тебе так приспичило, а слушать старших ты не собираешься. Я поеду с тобой.

- Я должен ехать один!

- На каких скрижалях это высечено? - Поинтересовался Мэлин.

Ларион замолчал, словно прислушался к слышному ему одному голосу и с некоторым удивлением согласился:

- Хорошо. Ты можешь меня сопровождать.

И Мэлин невероятным усилием воли проглотил язвительное: "Ну, спасибо!"

Несмотря на войну, жизнь в порту продолжалась как и прежде - не затихая ни днем ни ночью. Торговля шла плохо - появлялись время от времени на свой страх и риск торговые корабли из Ландии, проскочившие мимо кавднской эскадры, но редко - капитаны боялись рисковать. Слишком уж легкой мишенью оказались неторопливые ладьи для бомбард, да и торговать было особо нечем: отобранное у купцов зерно доставляли на военных кораблях в Айон, а дальше по суше, до Квэ-Эро добирались только самые отчаянные, в надежде выручить хоть что-то перед надвигающейся зимой. До Айона доплыть было и быстрее, и надежней, но на особую прибыль можно было не надеяться, дружба дружбой, но цены на ландийские товары упали сразу же, считай, задаром отдавали, если не в убыток.

Корвин вот уже два месяца как пытался убедить военачальника отправить хоть сколько кораблей для защиты купцов, но Тейвор предпочитал бросать все силы в бой, каждый раз отвечая, что после победы не будет никакой нужды в охране, так что лучше пока что потерпеть, чтобы потом ни о чем не беспокоиться. А пока что в ожидании светлого будущего, торговые корабли гибли один за другим, а береговое братство грозилось и вовсе прекратить морскую торговлю, пока не выделят охрану.

А пока лорды спорили, простые люди выживали, как могли. Если честная торговля заглохла, то контрабанда процветала. Быстрые юркие суденышки приспособились проскакивать под самым носом у грозных кораблей. Что кавднийцам, что местным вся эта война поперек горла стала, с самого начала, и чем дальше, тем смелее и отчаяннее становились контрабандисты, тем более, что в отличие от немногих честных купцов за ними гонялись как свои, так и чужие. Впрочем, по негласному распоряжению Корвина, в Квэ-Эро особо не усердствовали, больше видимость создавали, да штрафы брали, если уже на самой торговле попадешься. В море старались не ловить, понимали, что отобрать корабль - значит обречь на голодную смерть.