Сокровенная Россия: от Ладоги до Сахалина - Анджей Анджеевич Иконников-Галицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Залив Петра Великого. Остров Русский
Горы Приморского края стянуты в один гранитно-базальтовый пояс – Сихотэ-Алинь. Его нерезкие, поросшие тайгой хребты тянутся почти параллельно на тысячу километров с северо-востока к юго-западу. В южной части от Сихотэ-Алиня разбегаются многочисленные отроги, один из которых образует полуостров Муравьева-Амурского и острова к югу от него. Тут и расположился город Владивосток, столица Приморья.
Берега обрывисты и скалисты, изрезаны многочисленными бухтами. Крестный отец Владивостока граф Н. Н. Муравьев-Амурский, как видно, мечтал утвердить здесь новый Царьград, центр православной империи, и поэтому заливам, проливам и островам были даны имена, наполненные царственным величием. Бухта, глубоким изгибом врезающаяся в берег в самом центре Владивостока, называется Золотой Рог, как знаменитый залив в Константинополе. Из Золотого Рога корабли выходят в пролив Босфор Восточный и далее в залив Петра Великого, за которым открываются уже просторы Японского моря.
Босфор Восточный отделяет от южной оконечности полуострова группу островов, названных почему-то архипелагом Императрицы Евгении. Самый крупный из них – остров Русский. Протяженность его с севера на юг и с запада на восток – около 15 километров. Весь он изрезан бухтами и заливами.
Мост, который соединил Владивосток с островом Русский, в бытность мою на Дальнем Востоке еще только строился. От пристани на берегу Золотого Рога отплывали на пароме. Тихоокеанский ветерок быстро сдувает влажную владивостокскую жару. Открывается рейд. С трех сторон крутые берега, по которым раскинулся город. С четвертой стороны – море и корабли, корабли, корабли. Через полчаса мы на острове Русский.
Остров гористый, его гранитные осыпи поросли лесом. Хоть называется он Русский, но пейзажи здесь русскому глазу непривычные, японо-корейские. Растения для нас экзотические: ильмы, мелколиственные клены, аралии. Даже березы невысокие, раскидистые, выглядят как на японских гравюрах. Все это очень живописно. Сверху, с горы Русских, видны внутренние озера, пляжи и бухты. И бесконечные тихоокеанские дали.
На вершине в зарослях высоких трав греются на солнце два береговых орудия. Огромные стволы, высовывающиеся из гигантских вращающихся башен. Внутри, в скале, – устрашающее сооружение: шесть этажей, лифты, казармы, снаряды, подъемники. Перед нами Ворошиловская батарея, главная и самая, наверное, впечатляющая часть системы береговой обороны Владивостока. Система эта, раскинувшаяся на континентальном берегу и на островах, в целом называется Владивостокская крепость.
Первые укрепления на Русском были возведены в 1880-х годах для прикрытия входа в Босфор Восточный. Строительство новых фортов и батарей продолжалось более полувека. Ворошиловская батарея была врезана в эту гору в 1930-х годах. Среди местных жителей бытует легенда, что установленные здесь орудия были сняты с таинственно и трагично погибшего в 1916 году в Севастополе линкора «Императрица Мария». На самом деле эти башни со стволами 305-миллиметрового калибра украшали когда-то другой корабль – линкор Балтийского флота «Полтава», разобранный в 1920-х годах.
Сейчас эти орудия выглядят спокойно, мирно. Под ними, в подземных казематах, музей. Стволы смотрят в океанскую синь.
Японское море. Пролив Лаперуза
На остров Сахалин можно прилететь на самолете, можно добраться по железной дороге и морским паромом от порта Ванино. Но наилучший путь – из Владивостока на корабле. Два-три дня: Японское море, пролив Лаперуза, залив Анива, порт Корсаков. Здесь, в заливе Анива, в октябре 1806 года бросил якорь бриг «Юнона», всем известный по опере Алексея Рыбникова на стихи Андрея Вознесенского «Юнона и Авось».
Море есть море, и оно всегда одно и то же. Его неистощимое однообразие рождает в нас поэтические ощущения. Описать море можно только в стихах:
…А утром уходил Владивосток
в туманное и влажное пространство,
где нет ни Вас, ни берега, ни скал…
В небытие, должно быть. Я искал
страничку с Вашим адресом. Напрасно.
Поэтому я к Вам пишу – туда,
куда не ходят письма и откуда
не ждут ответа. Моросит. Простуда
мне обеспечена. Кругом вода.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сейчас идем проливом Лаперуза.
Тем самым. Тихо. Сумерки. Вдали
я вижу край японския земли,
и маячок, как зернышко арбуза,
чернеет на чуть видимом мыске.
В нем луч – фонарь эпохи Карафуто.
Как странно, что – о Вас. Ведь наяву-то
о Вас не вспоминалось. На песке.
Чем дальше мы, тем души наши ближе.
Закон исхода. Дальше, чем теперь, —
нам никогда не быть. Крылечко, дверь,
ступеньки… Там встречают… Кто? Не Вы же!
Не Вы. Вам не понять. Поднять рукав,
закрыться от луча, в ворсинки тычась…
За десять тысяч верст! За бездну тысяч
мгновений! – Вдруг вот эта близость. Встав
сегодня с левой, я хлебнул из фляги.
В ней было – что всегда. Еще на раз
осталось. Я не помню Ваших глаз.
Наверно, серые. Конец бумаге.
Я Вас… Я к Вам… Простите. Лабуда.
Да вы и не прочтете. Лбом об правду.
Сойду на берег – в никуда отправлю.
И сам отправлюсь. Дальше. В никуда.
Куда ж нам плыть? Шар всюду одинаков.
Я видел Вас… Или не Вас… Строка
уперлась в краешек листка. Пока.
Двадцатое июля. Рейд. Корсаков
Южный Сахалин. Сусунайская долина
Вот он, Сахалин! Необыкновенная земля. Остров парадоксов. Ни Чехов, ни Дорошевич, ни Михаил Танич с его знаменитым «Ну что тебе сказать про Сахалин?» при всем различии их художественных подходов и уровня талантов не смогли изобразить странную специфику чудо-острова. Тут все то же самое, что везде, но все не такое, как везде. Трава растет по обочинам дороги обыкновенная, по имени лопух, только высотой в полтора человеческих роста, и стебель ее толщиной с руку. А деревья по имени дубы, наоборот, маленькие, ниже лопухов, и листья у них совсем не дубовые, а какие-то грушевые… Или вот эти
