Последняя девочка - Вадим Юрятин

Я доверял своим чувствам. Там точно кто-то был, и этот кто-то мог быть вооружён, поэтому надо было быть предельно осторожными. Мы шли вдоль коридора на первом этаже, распахивая одну за другой все двери и обнюхивая все углы.

Они попытались улизнуть, когда поняли, что я их увидел. Два тела, большое и маленькое, бросились от нас прочь вверх по лестнице. Мы бежали за ними по этим гулким холодным коридорам, по этим обледенелым ступеням, отбрасывая в стороны остатки мебели, выбивая двери и крича вдогонку беглецам. Мы, наконец, загнали их в угол, в комнату на втором этаже, без окон и запасных выходов. Возможно, когда-то здесь делались телепередачи или что-то в этом роде, поскольку тут было очень темно, и повсюду валялась какая-то странная техника. К темноте нам, детям подземелья, было не привыкать.

Я не мог отчётливо разглядеть тех людей, за которыми гнался, но чувствовал, что среди них есть та, которую мы ищем. Вторым, наверное, был её отец или кто-то из родственников. Удары быстро бьющегося сердца гулко отдавались у меня в висках. Я давно не бегал, к тому же мне было всё-таки уже за шестьдесят!

Мы были вооружены, а вот насчёт них я сомневался. Во время погони ничего похожего на оружие я не увидел. Да и вели себя беглецы не так, как опытные «охотники». Они даже не пытались отстреливаться.

Я начал переговоры, предлагая им выйти. Я сказал, что нас тут трое, и мы вооружены. Я уговаривал его (тогда я ещё не был полностью уверен, что это её отец, но позднее выяснилось, что я оказался на 100 процентов прав!) отпустить девочку с нами и, тем самым, дать ей шанс на выживание. Она сможет спастись только вместе с другими людьми. К тому же, в телецентре не было никакой еды. И хотя хорошо, что ему удалось сохранить жизнь своей дочери, но на этом его миссия закончена. Точнее говоря, почти закончена, так как, если он действительно хочет принести пользу своим существованием, то ему было бы лучше добровольно стать пищей для других, прежде всего, для девочки. Я говорил разумные вещи. Я ведь не политик какой-нибудь, чтобы врать и ходить вокруг да около.

Она вышла через несколько минут после того, как я закончил свою речь. И как только она появилась в дверном проёме, внутри тёмной комнаты раздался выстрел. Значит, оружие у него всё-таки было. Потом мы выяснили, что это был пистолет. Что ж, это была достойная смерть достойного человека, сделавшего правильный выбор. Девочку и разделанное тело её отца (Мясник знал своё дело) мы забрали с собой. Теперь надо было торопиться, до заката оставалось совсем мало времени. Я с трудом сдерживал своё ликование. Получилось! Я снова нужен и потому не умру. У меня есть цель, и я иду к её исполнению.

О том, что можно использовать в пищу

Нас встретили восторженные обитатели Бункера, разделив с нами радость от удачного похода. Честно говоря, я до последнего не был уверен, что всё так благополучно сложится. Скорее наоборот, я думал, что почти наверняка мой план – полнейшая глупость, напоминающая отчаянный прыжок в неизвестность. Я рисковал, но верил в себя, я верил в Человека, и у меня всё получилось – теперь у нас есть Последняя Девочка. Проповедник закатывал глаза, говорил, что просил сестру нам помочь и молился всё это время. Он нёс какую-то чушь, хотя почему же чушь? Это же всё было сотворено не кем-нибудь, а мной! Может быть, в словах Проповедника, в этом его бормотании об избранности и всяком таком, есть какой-то смысл? Время покажет. Сейчас же у нас была Девочка и тело её отца. Я упоминаю про тело, потому что запасы продовольствия, если это можно назвать продовольствием, у нас были почти исчерпаны. Проблем, кстати, добавляла нам и эта, такая долгожданная весна. Кругом всё таяло очень быстро, и сохранность содержимого «Холодильника» была под угрозой.

Позволю себе немного углубиться в тему, которая в мирные времена показалась бы крайне провокационной. Однако для нас, «послевзрывных» скитальцев, она имела своё особое значение. Речь идёт о том, что можно считать пищей, пригодной для употребления человеком. Цивилизация, в которой до недавнего времени все мы жили, приучила нас употреблять в пищу строго определённые продукты. Между тем, в реальности возможностей пополнять пищевой баланс куда больше.

Помнится, в детстве я читал про будни блокадного Ленинграда, жители которого в попытке избежать голодной смерти, умудрялись приготовить и съесть такие, на первый взгляд, не пригодные в качестве еды вещи, как ремни, сапоги, клей и шубы. Этот опыт помог нам в нашей «бункерной» жизни, однако белковая проблема стояла настолько остро, что «ленинградского» меню в какой-то момент стало совершенно недостаточно. Нас было так много в первую зиму, мы жались друг к дружке в стремлении пережить холода и спастись от смерти. Но зима затягивалась, мы теряли счёт дням. Переваренные и пропущенные через мясорубку ремни – это, конечно, здорово, но на всю нашу голодную ораву ремней уже не хватало. В ход шли кошки и собаки, мыши и крысы, корни трав и деревьев, равно как и сама трава с деревьями. Что мы только не пытались приготовить на костре!

Не помню, кто предложил первым питаться себе подобными, но для нашей маленькой колонии данное решение стало спасительным. Не осуждай нас, зелёный человечек (или шизанутый фанатик). В конце концов, мы думали даже не о себе; нам надо было спасать человечество.

Сначала мы ходили на «охоту», уничтожая выживших одиночек, которые, надо сказать, в первое время сами постоянно лезли к нам, надеясь найти приют. Потом мы выискивали их в ближайших многоэтажках, отправляя свои группы «охотников». Мы убивали людей и приносили их к Бункеру, на крыше которого решили устроить «Холодильник» – ледник, в который складывали предварительно освежёванные и разделанные Мясником тела. Надо сказать, что Мясник действительно оказался классным специалистом, хотя, вроде бы, делал подобные вещи впервые. Но, знаете ли, здесь у нас в Бункере порой такие таланты в людях открывались!

Со временем добычи становилось всё меньше и меньше. Хуже того, однажды одна из наших групп сама попала в засаду и стала жертвой других «охотников». Из пяти человек, которые отправились в поход, живым вернулся только Плотник. Отчего-то мне кажется, что именно тогда между нами и пробежала «чёрная кошка». С того момента он и затаил на меня злобу, которая позже спровоцировала «Исход». Постепенно нам стало понятно, что наша, засевшая в Бункере группа, стала восприниматься другими более мощными и хорошо вооружёнными группами как источник белковой пищи. Мы вдруг сами превратились в добычу, и это внесло коррективы в наши действия.

Мы стали реже выходить на «охоту» и вместо «дальних» походов ограничились «ближними» вылазками. Мы стали выбираться из Бункера не с «парадного» хода, а малоприметными окольными путями. Мы стали осторожнее и вели себя словно пугливые мыши, ожидающие увидеть кошку у входа в норку. Разумеется, это имело свои негативные последствия. Прежде всего, еды у нас стало гораздо меньше и весьма скоро мы оказались на пороге полноценного голода. Тогда-то мы и решили пополнять запасы пищи за счёт тех, кто жил в Бункере.

Ещё в первую, полную надежд и веры в человеческий гений зиму мы провели своеобразную перепись населения. Все жители Бункера заполнили анкеты, указав в них свои имя, фамилию, место работы до «взрывов», профессию и ещё кое-какие данные. В начале второй зимы я предложил своим братьям по подземелью использовать полученные таким образом данные для определённой цели, а именно, путем исключения ненужных людей постараться сохранить жизнь нужным.

Поначалу моё предложение вызвало бурю эмоций в нашем коллективе. Мы, как истинные носители континентальных евро-азиатских ценностей, достаточно долго и напряжённо обсуждали критерии отнесения людей к той или иной категории. В тот момент мы ещё находились на стадии демократии, поэтому решения по ключевым вопросам жизни Бункера принимались у нас простым большинством голосов. Повторюсь, что начали мы с юристов, депутатов и всяких риэлторов. Потом, к счастью, неожиданно для нас самих включился процесс «самоликвидации», который значительно облегчил нам работу. Никого не надо было уговаривать идти на убой, люди умирали сами без всякого принуждения. Так что «Холодильник» у нас не пустовал, но время шло, кушать надо было каждый день. К тому же, во время треклятого «Исхода» мы отдали отколовшейся от нас группе Плотника значительную часть тех запасов, которые у нас были.

Что-то устал я. Пойду немного посплю, если получится.

Записки Электрика

Это пишет Электрик. Бедняга Профессор совсем умаялся, он почти не спит ночами. Хорошо, что хоть сейчас прилёг, пусть отдохнёт немного, а то всё носится со своей Последней Девочкой. Тяжело ему пришлось. Всем нам тяжело пришлось, а ему особенно. Если бы не он, мы бы не выжили, так что благодарить его надо, а не обвинять. А Плотник неправ! Зря он людей увёл. Ладно бы он их спас, а то ведь наверняка убил. Надо было слушаться Профессора, он недаром в университете преподавал, уму-разуму учил. Он много чего знает, не то, что мы, дураки, только и могли, что в Сети сидеть с утра до вечера, совсем света белого не видели. А он всё про всё знает, что из чего сделано, да что во что превращается. Ведь подождать-то всего ничего надо было, уже вон и тает всё вокруг. Скоро солнышко засветит в полную силу, мы траву даже видели в последний раз, когда выходили. Дурак Плотник!