Бабай - Борис Левандовский

Было около десяти. Окно детской было расшторено; судя по дообеденной погоде, день обещал выдаться жарким и сухим, по крайней мере до вечера. С улицы долетали голоса играющих детей, где-то радостно гавкала собака, кто-то истошно звал маму, этажом выше ссорилась молодая пара, в чей диалог бэк-вокалом встревал возбужденный Рикки Мартин…

Короче, нормальное воскресное утро.

– Привет! – возник в дверном проеме Михаил. Он поднялся позже Валерии и заглянул, направляясь в ванную. – Как спалось?

Назар вывернул голову на подушке в сторону отца и, чтобы лишний раз не напрягать саднящее горло, вскинул руку в жесте, мол, нормально.

– Что-то по тебе не скажешь, парень, – усомнился Левшиц, – Глаза как у нашего шефа опосля запою… Опять снилось?

– Он заболел, – сообщила Валерия, нервно постукивая пластиковым футляром термометра по выглядывающему между полами халата колену. Левшиц глянул на нее, затем на сына:

– Ну-у, тоже мне. В этот раз крупный недобор – еще целых десять дней каникул. Вот уж!.. – он сокрушенно всплеснул руками, намекая на бесспорный талант Назара удлинять себе каникулы, заболевая в первый же день занятий. Вообще-то Назар болел не слишком часто, как на ребенка его возраста, но, как шутили в семье, зато по-снайперски. В прошлом учебном году «попасть в десятку» ему удавалось дважды: осенью и зимой. Весной была «девятка» – первый день он все-таки успел отметиться в школе.

– Похоже, начинаешь терять квалификацию. Промах в полторы недели – это аматорство, – Левшиц укоризненно покачал головой, – А мы-то с мамой так тобой гордились!

Назар засмеялся.

Валерия, никак не отреагировав на веселость мужа, опять мрачно вздохнула:

– Ну, что ж… Придется брать больничный. Мне, конечно.

– Логично, – согласился Левшиц, – А сколько набежало? – это уже Назару.

– Тридцать восемь и девять! – С гордостью сообщил тот. Невзирая на минувшую ночь и недуг, настроение у него было до странности отличным. Во всяком случае, прямо с утра.

– О-го! – изумился Михаил, – Не мо…

– Тридцать восемь и два, – сказала правду Валерия, подымаясь с кровати чем-то страшно довольного Назара, – Нужно бы вызвать врача, но сегодня ведь воскресение. Ох, как все это некстати…

– А когда это бывает кстати, – посерьезнев, резонно заметил Левшиц, – Тем более, летняя простуда.

– Боюсь, у него ангина… У нас закончилось жаропонижающее, сходишь в аптеку?

– Это ж надо! Толкаю пилюли чуть ли не вагонами, а в собственном доме даже нет аспирина, – покачал головой Левшиц, – Схожу, конечно. Только за таблетками, или что-нибудь еще?

– Естественно, – Валерия улыбнулась впервые за утро, – У нас закончился сахар, спагетти, молоко…

– Ладно, я понял, – спешно закивал Михаил, пока Валерия не добралась до двузначных чисел.

– … и сосиски.

– И мороженого! – вякнул Назар.

– И ремня, – сказала Валерия, – Шнель! – она вытолкала из комнаты впереди себя Левшица-старшего, – Я хочу, чтобы он быстрее принял аспирин, – а сама отправилась на кухню готовить легкий завтрак и чай с малиной для Назара.

Возвращаясь домой с пакетом из гастронома в руке и двумя упаковками шипучего аспирина в кармане, Михаил Левшиц размышлял над ночным кошмаром сына.

Ведь был еще его вчерашний визит в детскую за стулом, вечером, когда ему показалось… В комнате Назара у него возникли те гнусные ощущения, которые он списал на перемену обстановки, послеотпускной синдром и прочее. А еще тот странный случай шесть дней назад сразу после переезда, когда Назара буквально пулей вымело в коридор, и он был чем-то сильно напуган.

Сейчас эти воспоминания породили в нем даже не тревогу, а какой-то до нелепости глубинный трепет. Словно… Нечто подобное ощущает человек, впервые идущий узнать свое будущее у гадалки, но не верящий во все эти штучки-дрючки. Это-то и было занятнее всего.

Но комната Назара действительно внезапно перестала ему нравиться.

Возможно, дело в радиации? А ведь – черт возьми! – в стране, где после взрыва атомной электростанции всяким предприимчивым недоумкам позволяется растаскивать во все стороны запчасти с грузовиков, совершивших односторонний рейс с командой смертников в агонизирующий Чернобыль – такое было еще как ВОЗМОЖНО!

Он отлично запомнил один телерепортаж о десятилетнем мальчишке, за два месяца попросту увядшем без видимых причин и в конце концов, находясь в тысяче километров от места катастрофы, скончавшемся… от лучевой болезни! Потому что при изготовлении бетонного блока стены, возле которой стояла его кровать – среди арматуры застряла одна из таких вот железяк…

Левшиц даже сбился с шага.

Семья того ребенка тоже едва успела переехать на новое место, и Назар так внезапно заболел… И еще в самом начале ему показалось, – нет, он был абсолютно уверен – что детская находилась в той комнате и раньше, хотя у прежних жильцов детей вроде бы не было, а они, судя по бумагам, оставались единственными хозяевами с момента постройки дома.

Спокойно! – осадил он себя тут же. – Во-первых, их нынешний дом был построен в начале семидесятых, когда в мире было гораздо больше хорошего и значительно меньше дерьма, а подобные штуки еще знали свое место. Болезнь Назара? Это куда сильнее напоминало самую обычную простуду, грипп или, как полагала Валерия, ангину – чем лучевую болезнь, отравление радионуклидами и тому подобное. А что касалось бывших хозяев квартиры, они запросто могли отправить детей к кому-нибудь из родственников на время каникул, и вообще – это не его дело.

Однако сразу возникла другая версия – повышенная токсичность. Что если при последнем ремонте в комнате использовались непригодные для жилья материалы? Например, какая-нибудь краска, содержащая вещества, способные вызывать негативные психические реакции.

Но как тогда быть с Валерией? Если бы у нее возникли проблемы подобного рода, она обязательно с ним поделилась бы, вот в чем дело. Или, может, данные токсины как-то иначе воздействуют на женский организм? – они с Назаром это чувствуют, а она нет. Вчера он попытался завести с ней разговор о комнате сына… Должно быть, выглядел последним идиотом.

Левшиц вдруг обнаружил, что стоит перед стеклянным ларьком и с интересом разглядывает выставленные на витрине ряды пачек сигарет.

Ужасно хотелось закурить.

Он бросил шесть лет тому назад по настоянию и самоотверженной поддержке Валерии, которая за всю жизнь не выкурила ни единой сигареты, но, казалось, бросала тогда вместе с ним. А теперь он стоял перед красочными рядами зелья, испытывая такую тягу, словно выбросил последнюю сигарету шесть часов назад.