Данте - Илья Голенищев-Кутузов

Генуэзские трубадуры совмещали служение музам с многообразными государственными и общественными обязанностями. В большинстве своем они прошли выучку в стенах Болонского университета и были юристами, градоправителями, послами королей и республик, а не бродячими поэтами старого времени, побиравшимися у сильных мира сего и всецело зависящими от милостей своих знатных покровителей. Эта разница социального положения, естественно, не могла не сказаться и на содержании их поэзии.

На основании данных, которыми располагает в настоящее время наука, начало поэзии на итальянском языке можно датировать второй четвертью XIII века. Первые поэты, писавшие по-итальянски, — поэты сицилийской школы — появились в тридцатых и сороковых годах; приблизительно на десятилетие позже мы находим их последователей в городах Тосканы. Сицилийскую школу, возникшую при дворе императора Фридриха II и его сына, короля Манфреда, Данте помянет добрым словом в трактате «О народном красноречии»: «Те, чьи сердца были благородны, исполненные поэтического дара стремились приблизиться к величию этих владык, и все, что в их времена смогли с немалыми усилиями завершить лучшие умы Италии, прежде всего проявлялось при дворе столь великих государей; и так как королевский престол находился в Сицилии, случилось, что все, что наши предшественники написали на народном языке, звалось сицилианским».

Поэты при дворе Фридриха II в Палермо были родом из разных мест Италии. Нотарий Джакомо да Лентини и судья Одо делле Колонне были уроженцы Сицилии. Из южной Италии происходили канцлер и первый советник императора Пьеро делле Винье, Джакомино Апулийский и Ринальдо Аквинский. В сицилийскую школу входили тосканцы и даже генуэзцы, например Перчевалле Дориа. Ко второму поколению поэтов Сицилии принадлежали король Сардинии Энцо, побочный сын Фридриха II, и Стефан Протонотарий из Мессины, упомянутый Данте в трактате «О народном красноречии». Протонотарий Стефан переводил также с греческого на латынь сочинения по астрономии.

В технике стиха (канцоны и баллаты), в лексике (кальки с провансальского или перенесение провансальских терминов в итальянский), в условностях литературных выражений поэты-сицилийцы еще обнаруживают зависимость от языка и поэтики трубадуров. Однако они творили уже в стихии родного языка и создавали на нем новые стихотворные формы, например сонет, который перешел от них к следующим поколениям итальянских поэтов, а затем проник в литературу всех европейских народов. Впервые сонет (в двух ритмических разновидностях) находим у Джакомо да Лентики, Пьера делле Винье, Аббата из Тиволи и Якопо Мостаччи.

В пятидесятых-семидесятых годах XIII века в Тоскане появляется крупный поэт Гвиттоне д'Ареццо, возводивший свою поэтическую генеалогию к Джакомо да Лентини (Нотариусу) и считавший себя прямым наследником сицилийца. В год рождения Данте Гвиттоне вступил в орден «Рыцарей блаженной девы Марии», среди кавалеров которого было, по свидетельству Данте, немало отъявленных ханжей и лицемеров, вроде болонских градоправителей Лодеринго и Каталано. «Веселящиеся братья», как их называли в народе, не произносили обетов безбрачия и брат-гаудент Гвиттоне д'Ареццо вел вполне светскую жизнь, был женат и имел детей.

Ставший вождем тосканских рифмачей Гвиттоне основательно изучил провансальскую поэзию и был умелым версификатором, любившим упражняться в игре слов. Язык его стихов груб, шероховат и в то же время аффектирован. Данте, сравнивая «скверные наречия тосканцев», упоенных собственным красноречием, с языком поэтов сицилийской школы, пальму первенства отдавал сицилийцам, стремившимся создать не местный, областной, а общеитальянский литературный язык. Влияние Гвиттоне д'Ареццо распространилось на все города Тосканы и Романьи. Повсюду его подражатели слагали монотонные канцоны и скучные сонеты.

Истоки «нового стиля», который должен был освободить поэтов Тосканы от псевдоученой поэтики Гвиттоне д'Ареццо, находятся в Болонье — так думали Данте и его друзья, молодые флорентийские поэты. Первым, кто нашел «новую выразительность» для поэзии, они называли Гвидо Гвиницелли. В восьмидесятые годы XIII века едва ли не все молодые флорентийские стихотворцы находились под сильным влиянием «сладостной» поэзии Старшего Гвидо — так называли Гвиницелли в отличие от его флорентийского тезки, младшею годами Гвидо Кавальканти. Данте, Гвидо и их друзья прежде всего осудили язык старой тосканской школы, узкоместный, необработанный, полный провинциализмов, не стремящийся стать общенародным. Спор нового и старого направлений в тосканской поэзии XIII века был, таким образом, в первой его стадии лингвистическим и стилистическим. Защита и прославление нового стиля ставились в тесную связь с проблемой единого литературного языка всей Италии, то есть с проблемой политической и национальной. Расхождения Данте и флорентийских поэтов с последователями Гвиттоне д'Ареццо обнаруживаются в основных взглядах на творческий процесс. Слагающий рифмованные строки, конечно, должен владеть техникой стиха, быть мастером, но не в этом сущность поэзии. Если следовало учиться слагать стихи на вольгаре, народном языке, то не у итальянских подражателей провансальских трубадуров, а у великих мастеров. Таково было убеждение Данте и его друзей. Спустя много лет, как бы подводя итог былым спорам, Данте в двадцать четвертой песне «Чистилища» заводит диспут о сущности поэзии с последователем старой школы Бонаджунта да Лукка. И вкладывает в уста признающего свое поражение противника апофеозу сладостного нового стиля. По мнению Данте, главное для поэта — искренность и напряженность чувств:

…Когда любовью я дышу,То я внимателен; ей только надоМне подсказать слова, и я пишу.

Легкость, свобода и естественность, с какой поэты сладостного стиля выражают свои чувства, кажутся недосягаемыми старому гвиттонианцу:

И он: «Я вижу, в чем для нас преграда,Чем я, Гвиттон, Нотарий далекиОт нового пленительного лада.

Я вижу, как послушно на листкиНаносят ваши перья смысл внушений,Что нам, конечно, было не с руки.

Вот все, на взгляд хоть самый изощренный,Чем разнятся и тот и этот лад…»

У Платона поэты флорентийского кружка искали подтверждения своих идей о том, что истинное красноречие неотделимо от чистосердечного выражения душевных чувств. Лишь тот может достойно говорить о любви, полагали они, кто слагает слова сообразно с тем, что диктует ему сердце. Таким образом, экспрессивная сила поэзии ставилась все более и более в зависимость от психологических факторов — реальности и глубины переживаний. Осложняясь, «новый пленительный лад» обратился к мыслям мудрецов. Однако Данте и его друзья были не философами, а поэтами, они воспринимали лишь те идеи, которые таили в себе возможность поэтического развития. Философская идея претворялась в идею литературную; она становилась поэзией, только воплотясь в законченный образ, прозвучав в гармонии стиха, скованная ритмом, расширенная фантазией.