Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

— Ты, наверно, давно живёшь в столице? — первой нарушила молчание Эллейв.

— С рождения, — ответила Онирис.

— А я родом с Силлегских островов, — сказала Эллейв.

— Я никогда не бывала там, — задумчиво молвила Онирис. — Но слышала, что это чудесное место...

— О да, — с жаром подтвердила Эллейв. — Это земля цветущих садов... А ещё там есть Белая Волчица, которая исполняет желания.

— Да, я что-то слышала об этом, — неуверенно кивнула Онирис. — Она действительно их исполняет, или это просто старинное поверье?

Эллейв ответила не сразу, и Онирис забеспокоилась: не сказала ли она что-нибудь  неуместное? Впрочем, размеренная, уверенная походка Эллейв не сбилась, а крепкая рука, облачённая в тёмно-синий рукав мундира, не переставала быть надёжной опорой.

— Да, это правда, — сказала она наконец. — Однажды моя матушка загадала желание, и Волчица его исполнила.

Снова повисла тишина, в которой звенели струнки прошлого — очень важного, но печального, пронзительно-горького. Онирис осторожно спросила:

— И что это было за желание?

И опять Эллейв не сразу дала ответ. Каблуки её сверкающих сапог мерно постукивали по тротуару.

— Она загадала, чтобы их с Владычицей Дамрад любовь не кончалась никогда, — молвила она наконец. — И это сбылось. Они любили друг друга всю жизнь, до самой смерти Владычицы.

Онирис смущённо молчала. Имя Владычицы Дамрад в их доме почти никогда не произносилось, а если и звучало, то матушка Темань сразу становилась мрачной, напряжённой. Временами девушке было даже совестно оттого, что они с батюшкой Тирлейфом приходились воинственной правительнице близкими родичами.

— А кто твоя матушка? — еле слышно спросила она.

— Её зовут Игтрауд, — ответила Эллейв, и в её голосе прозвучали тёплые нотки. — Они с Дамрад были двоюродными сёстрами. Вы с ней немного похожи.

Видимо, настала очередь Онирис рассказывать о себе.

— Мою матушку зовут Темань, — проговорила она. — А батюшку — Тирлейф. Я — внучка Дамрад.

И снова мерный шаг Эллейв не сбился с ритма, но голос прозвучал задумчиво.

— Знаешь, я в тебе сразу ощутила что-то близкое. Будто сестру встретила... Нет, больше, чем сестру. Получается, мы с тобой в довольно дальнем родстве... Даже не знаю, как эта степень называется. Но своей душой ты мне более родная, чем по крови, и я не могу это объяснить. Просто родная и всё. Поэтому я и не смогла пройти мимо тебя.

Онирис тоже могла сказать, что её посетило необъяснимое ощущение, когда они встретились взглядами, стоя через дорогу друг от друга. Дорога — будто река, а они — на разных берегах. Что это была за река? В голове Онирис вертелся образ, и она силилась его поймать...

Река времени.

— Моя матушка питала неприязнь к Дамрад, — сама не зная зачем, проронила она. — И, наверно, боялась. Она никогда не рассказывала об этом, она вообще старается даже её имени избегать... Но эта неприязнь витает в воздухе. Иногда я чувствую вину за то, что в моих жилах течёт её кровь...

— Глупости! Ты не виновата ни в чём, — быстро, с жаром сказала Эллейв. И спросила, нахмурившись: — Или матушка навязывает тебе эту вину?

— Нет, нет, — поспешно заверила Онирис. — Она ничего не навязывает, она вообще обходит молчанием эту тему... Это мои собственные измышления.

— Выбрось это из своей милой головки, — твёрдо сказала Эллейв. — Ты — самое чудесное и светлое создание, которое я когда-либо встречала... И ни в чём ты не можешь быть виновата.

За этой беседой они дошли до порта. Корабли величественно возносились мачтами к немного тревожному, затянутому рваными клочками туч небу, в котором реяли задумчивые белые птицы с огромными крыльями.

— Один из этих кораблей — твой? — полюбопытствовала Онирис.

Эллейв кивнула.

— Мы идём к нему. Когда ты увидишь его, ты сразу поймёшь, почему я не смогла пройти мимо тебя.

Корабль назывался «Прекрасная Онирис», и его тёзка застыла, словно молнией в сердце поражённая. Это было великолепное судно, огромное и мощное, искусно построенное, надёжное, манёвренное. Убранные паруса, озарённые портовыми огнями, сияли, будто первый снег.

— Дамрад велела построить это судно незадолго до... В общем, до своего отбытия на войну в Явь, — сказала Эллейв. — И приказала назвать его в честь своей маленькой внучки. До меня у него было несколько командующих... Потом оно сильно пострадало в шторме и было отремонтировано, став гораздо лучше, чем прежде. Обновлённому кораблю требовался новый корком... И им назначили меня.

Эллейв протянула руку, приглашая Онирис с собой. Девушка неуверенно вложила в неё свою, и они по ступенькам из хмари взлетели на борт. Сначала на палубу ступили стройные и сильные ноги в сверкающих сапогах, а следом — небольшие изящные ножки в закрытых осенних туфельках с пряжками и белых чулках.

Почти вся команда была в увольнении на берегу, на борту оставались только несколько дежурных матросов и один помощник коркома. Тот сразу доложил, что происшествий в отсутствие командующего не было. Онирис он отвесил галантно-изысканный военный поклон со щелчком каблуками.

Они спустились в капитанскую каюту. Эллейв сняла перчатки и крепко, нежно сжала руки Онирис в своих. Чаруя девушку пристальной звёздной бездной взгляда, она проговорила:

— Милая Онирис, ты должна стать моей женой. Прошу, не пугайся! — Ощутив дрожь пальцев девушки, Эллейв сжала её руки ещё крепче. — Не бойся, прекрасная моя, я не сумасшедшая, хотя и выгляжу сейчас, наверное, не очень здраво.

— Но... Мы знакомы едва ли час! — вскричала Онирис, даже не пытаясь вырваться: звёздная бесконечность её мягко обнимала, завораживала, закутывала в свои бархатные складки, лаская сердце нежным касанием.

— Ты знаешь меня, милая, — прошептала Эллейв в горячей, щекочущей близости от губ девушки. — И я знаю тебя. Не бойся... Слушай сердце, доверься ему. Я не обижу тебя, не причиню боли самой чудесной девушке на свете. Ты — моя, Онирис. И я — твоя. Не бойся! Я не сошла с ума, я не шучу, это серьёзно. Иди ко мне... Иди в мои объятия.

Ошалевшая, обомлевшая, еле живая, зачарованная мерцанием разумного звёздного пространства, Онирис мелко дрожала. Эти исполненные звериной силы руки окутали её, заключили в прочное, нерушимое кольцо, из которого у неё не осталось ни воли, ни возможности выбраться.

— Не дрожи, прекрасная Онирис, — шептали