Морские были - Гелий Хорьков

Командир лодки изменил курс, направив ее в открытое море. Но корабли противника, вероятно, сумели установить с лодкой гидроакустический контакт. Акустик доложил об их приближении и уже через несколько минут рядом с лодкой взорвалась серия глубинных бомб. Было 15.45… Лодку сильно тряхнуло, кое-где через ослабшие заклепки и швы в корпус начала сочиться вода…

Враг преследовал лодку более двух часов, сбросив сорок четыре глубинные бомбы, но Видяеву все же удалось оторваться от противника.

Прошло несколько суток. Днем лодка продолжала поиск у побережья, а ночью отходила на зарядку аккумуляторной батареи. Монотонность боевого похода нарушила поступившая 4 апреля радиограмма, в которой сообщалось, что за боевые успехи в предыдущих походах Щ-421 награждена орденом Красного Знамени.

Наступил вечер 8 апреля 1942 года.

В подводном положении лодка отходила от берега. Ничто не предвещало беды. Она пришла неожиданно. В 20.58 огромной силы взрыв сотряс лодку. В отсеках погас свет, остановились многие механизмы. В седьмой кормовой отсек с шумом и свистом через сальники и трещины в корпусе ворвалась забортная вода. Быстро рос дифферент на корму… Благодаря мгновенно поданным командам и четким безошибочным действиям всех находившихся в тот момент на вахте, подводной лодке удалось всплыть в трех-четырех километрах от вражеского берега.

А в это время в седьмом отсеке шла беспримерная по своему драматизму борьба шести человек с морем. В полной темноте, в потоках ледяной воды старшина 1-й статьи К. Дряпиков, краснофлотцы В. Качура, Н. Митин, И. Жаворонков, старшины 2-й статьи А. Новиков и П. Февралев боролись за спасение своего корабля, изолированные намертво заклиненной стальной переборкой от остальных членов экипажа. Они успели вовремя дать в отсек воздух высокого давления, сравнять давление с забортным и, используя деревянные брусья и клинья, матрасы и подушки, ватники и шапки, прекратить поступление воды в отсек…

Осмотр полученных повреждений показал, что взрывом мины, за которую лодка задела кормой, сорвало оба винта, повредило кормовые рули, деформировало надстройку, ослабило крепление торпедных аппаратов. Состояние Щ-421 красноречиво характеризует радиограмма, поданная в тот момент командующему флотом: «Подорвался на мине. Хода не имею. Погружаться не могу. Широта… Долгота… Колышкин».

Сразу после взрыва противник не обнаружил лодку, всплывшую в аварийном состоянии. Определив по береговым мысам местоположение, штурман лейтенант С. Маринкин доложил командиру, что течением лодку несет в сторону берега. Вот в этих условиях и пришла Колышкину мысль попытаться применить для отхода от берега древний способ передвижения на воде — парус, используя то обстоятельство, что ветер тянул в сторону моря. Свою идею он высказал Ф. Видяеву и помощнику командира капитан-лейтенанту А. Каутскому. И в ответ услышал, что они тоже подумали именно об этом.

— Раз об одном и том же подумали несколько человек, значит, мысль верная. Действуйте, старпом! — приказал Колышкин.

Каутский вызвал боцмана, выделил ему в помощь нескольких матросов и работа закипела: распарывали чехлы дизелей, сшивали куски брезента в одно большое полотнище, из швартовых готовили шкоты. Завели их за кнехты и ограждение мостика. На головке перископа смастерили крепление, на котором закрепили брезент.

С нетерпением все ждали результата: сможет ли импровизированный парус двигать лодку?

И вот раздалась команда:

— Парус поднять!

Пошел вверх перископ, на легком ветру заполоскалось брезентовое полотнище. Один порыв ветра, другой… Парус надулся, и через некоторое время все увидели у носа лодки расходящиеся от форштевня небольшие волны. Лодка начала двигаться! Более того, когда с трудом переложили вертикальный руль, который хотя и получил повреждение, но не был сорван взрывом, лодка его почувствовала. Ветер к тому времени усилился, налетел снежный заряд и укрыл лодку от наблюдения с берега.

9 апреля в 5.00 радист принял радиограмму командующего флотом контр-адмирала А. Головко, сообщавшего, что на помощь Щ-421 из соседнего района идет подводная лодка К-22, которой командовал опытный командир капитан 2 ранга В. Котельников. Появилась надежда, что все обойдется для экипажа благополучно. Но вскоре снежный заряд прошел, ветер утих, стал виден далекий горизонт и темная полоска берега. Парус пришлось убрать. И вновь течение неумолимо потянуло лодку к берегу.

Артиллерийским расчетам было приказано находиться у пушек и быть готовыми открыть огонь по любому противнику. На всякий случай приготовили к взрыву артпогреб. Около него был поставлен с гранатой матрос П. Приходченко, который должен был взорвать погреб по приказу командира или старпома. Командир отделения радистов В. Рыбин был готов передать радиограмму: «Погибаю, но не сдаюсь! Щ-421».

Медленно текли томительные минуты ожидания. И вот в 10.50 в северо-западной части горизонта показалась чуть заметная точка. Точка росла, приближалась… Скоро в ней стало возможным различить подходившую К-22. Приблизившись к «щуке», Котельников передал, что у него есть приказ комфлота взять Щ-421 на буксир, а если это не удастся, то снять с нее экипаж, а лодку потопить…

Трижды заводили швартовые концы вместо буксиров, трижды «впрягалась» К-22 в стальную упряжку, но сильная зыбь рвала крепкие стальные тросы. Решили завести в качестве буксира якорную цепь. Но в это время показался вражеский самолет. Летчик не рискнул сблизиться с лодками и улетел в сторону берега. Стало очевидным, что скрытность потеряна, и следует ждать удара противника. Тогда было решено экипажу Щ-421 оставить корабль…

Последними лодку покидали Колышкин и Видяев. Перед этим они решили лично осмотреть ее. Каково же было их удивление, когда под стальной палубой центрального поста у артпогреба они увидели Приходченко..

— Что вы здесь делаете? — крикнул ему Видяев. — Почему до сих пор не покинули корабль?

— Старпом приказал мне здесь сидеть и ждать, а по команде взорвать артпогреб. — И Приходченно поднял руку с гранатой.

— Вы что, не слышали приказа перейти на двадцать вторую? — обратился к нему Колышкин.

— Да разве здесь услышишь? И потом приказ я лично от старпома получил. А разве можно уйти без приказа?..

Торжественно и спокойно командир лодки произнес:

— Благодарю вас за службу, товарищ Приходченко! А теперь мигом на «катюшу»!

Когда Приходченко исчез в люке, Колышкин с Видяевым молча переглянулись: вот он, наш советский матрос…

Окончив осмотр, командиры перескочили на борт К-22. Раздалась команда Котельникова, забурлили винты за кормой. Когда расстояние между лодками увеличилось до шестисот метров, Котельников скомандовал: «Пли»! Офицеры, стоявшие на мостике, взяли под козырек, матросы встали по стойке «смирно». Взметнулся взрыв. Когда столб воды осел, над водой уже ничего не было…

Так закончила свой славный путь подводная лодка Щ-421. А ее экипаж продолжал воевать на других подводных кораблях. Вступил в командование другой лодкой и Ф. Видяев.

В те далекие времена, когда еще не было пороха, основным средством борьбы с вражескими кораблями считался таранный удар. Пользовались им как на гребных, так и на парусных судах. Позднее для нанесения такого удара на носу корабля стали устанавливать специальное бревно, окованное медью, — таран.

Шло время, постепенно весла и паруса уступили место паровым машинам, корабли подучили совершенное артиллерийское оружие, но и тогда не забывали о таране. И во времена броненосцев и крейсеров прошлого столетия в конструкции их корпусов предусматривалось создание специального подводного бивня на носу корабля, который являлся как бы продолжением киля и предназначался для нанесения удара в борт вражеского судна. Даже в известном труде выдающегося русского флотоводца вице-адмирала С. Макарова «Рассуждения по вопросам морской тактики» рассматривалась тактика нанесения таранного удара.

В начале нашего века таран, как средство борьбы на море, свое значение потерял. В годы Великой Отечественной войны этот термин встречался, как правило, в связи с боевыми действиями самолетов, реже — танков. Но, оказывается, и моряки не забывали о таране…

8 декабря 1944 года группа эскадренных миноносцев Северного флота, в которую входил эсминец «Живучий», производила поиск подводных лодок в районе мыса Святой Нос до Кольского залива. Во время поиска корабли шли парами. «Живучий» двигался в паре с эсминцем «Разумный». Расстояние между ними составляло три мили. Поиск осуществлялся в районе, где, по данным разведки, вражеские подводные лодки производили зарядку аккумуляторных батарей и находились в надводном положении. Наблюдение на мостиках вели сигнальщики и вахтенные офицеры с использованием биноклей, ночных визиров и прицелов, а также радиометристы с помощью радиолокационных станций, которые уже появились на кораблях.