Крутится-вертится (сборник) - Марина Бородицкая

Марина Бородицкая

Крутится-вертится

В оформлении использованы рисунки Евгении Двоскиной

© Марина Бородицкая, 2015

© Дмитрий Минеев, оформление, 2015

© «Время», 2015

О стихах Марины Бородицкой

Это удивительное сочетание мужества, нежности и абсолютной, звонкой ясности смысла. Марина умеет взглянуть окрест взглядом начисто лишённым поэтического дурмана, той бормочущей кисеи, в которую обычно запелёнуто сознание робких поэтов. Она как бы не зависит от поэтических средств, хотя владеет этими средствами весьма умело.

Горьких, саднящих, заплаканных стихов в книге Бородицкой не меньше, чем улыбчивых, а то и вызывающе хохочущих. Зачастую (если не сказать – как правило) это одни и те же стихи…

Нет ничего смешнее надежды всё-таки выкупить из рабства Эзопа, добиться сказочной и никого не ранящей любви, превратить старость в детство, сохранить при любой погоде грациозную стать Керубино, спасти короля Лира и графа Глостера… Но оказывается, всё это можно. То есть нужно. Нужно до тех пор, пока не оставила поэта дурацкая привычка быть счастливой.

Стихи Марины Бородицкой ни на что не похожи, в них – оригинальность живой рифмы, объёмной, геометрической, не всегда рамочной, часто внутренней, благодаря которой текст как бы распускается, расцветает изнутри. Эта неуловимая рифма наращивает дополнительные эмоциональные оболочки и словно окутывает слова светом.

Школярское озорство, нежная ироничность, какая-то языческая жизнерадостность и разговорные по преимуществу конструкции предложений – вот интонационные особенности поэтики автора… Есть ощущение гармонии, выращенной из разочарования. Преодолённого интонацией.

…Стихи эти сохраняют «стойкость веселья» вопреки всему, что встаёт за строками: расставанию, боли, тоске. Традиционность формы не мешает Марине Бородицкой добывать новые смыслы, интонационно освежать старые; в лучших стихах вспыхивает новорождённость мироощущения, не инерционного, а созревшего внезапно, в момент написания.

Произнесём почти забытое, давно охаянное слово: очарование. Всё тут точно, всё достоверно, всё чарует. И будни окликают вечность.

…Предельно жёсткий взгляд, ледяной, не оставляющий шанса. И он же волшебно обогрет, так что в конечном счёте верх всё-таки берут сияние, и упование, и страсть.

Если бы меня попросили одним словом охарактеризовать поэзию Марины Бородицкой… я остановился бы на таком варианте – штучность.

Я раздеваю солдата

1994

«Какой недужный, бледный вид…»

Какой недужный, бледный видУ наших первых публикаций!В них зябко жмётся алфавит,Боясь о воздух обстрекаться.

У переношенных детейОт недостатка кислородаТы видел, лекарь-грамотей,Синюшность этакого рода.

О, этот страх, что вышел срок,Стажёр с улыбкой крокодилаИ сонной нянечки упрёк:«Э-э, матушка! переходила…».

«Опять, опять дворами, вдоль помоек…»

Опять, опять дворами, вдоль помоек,Обидою прерывисто дыша,Вдоль жёлтеньких бахрушинских построекБез спросу загуляется душа.

Отброшена взыскательной любовью,Она утянет тело в те края,Где в детстве научили сквернословью,Где не смыкались школа и семья,

Где с крыш зимой съезжали, застреваяНа жёлобе, – и знали наперёд,Что вывезет московская кривая,Бахрушинская лихость пронесёт…

И вывезла! до самых новостроек,И пронесла – над самой пустотой!Да фиг теперь найдёшь среди помоекХотя б клочок уверенности той.

«Дюймовочка, Снегурочка…»

Дюймовочка, Снегурочка –Изгваздана в снегу,Бахрушинская дурочка,В слезах домой бегу.

А дома – ноты стопкоюДа книжные тома,А дома спросят: «Кто тебя?» –А я скажу: «Сама!».

«Вольно ж тебе с хулиганьём!» –В сердцах воскликнет мать,Но дед покажет мне приём,И я пойду опять…

А у татарки-дворничихиТрое татарчат,Они с утра в окне торчатИ гадости кричат.

А Санька, белокурый бог,Заедет мне под дых!А что приём, когда врасплох?И мне никак не сделать вдох,Не добежать до них…

Но крыша возле чердакаЗвенит, как зыбкий наст,Но чья-то грязная рукаСкатиться мне не даст, –

И я вдохну все звуки дня,Весь двор – со всех сторон,И никогда уж из меняНе выдохнется он!

«Гляжусь я в память: что мне зеркала!..»

Гляжусь я в память: что мне зеркала!Да, в память, в перевёрнутый бинокль,Нацепленный на временную ось.

Вот это юность – в лаконичной юбкеШагает переулками: душаИ тело – точно певчие пружинки.

А дальше – детство, вот оно сидитВ углу за шкафом, утирая соплиПолою мушкетёрского плаща.

А дальше? Несомненно. Вон оно!Почти за горизонтом! Меньше точки!Так далеко, что не хватает глаз!

Там тоже я, но только в прошлый раз.

Из Китая

Треск резинки – и взлетаетРезкий, хрупкий вертолёт.– Пап, откуда?! – Из Китая.Пятьдесят девятый год.

Зонтик лаковый, бумажныйВ трубку толстенькую сжат,И шуршит на кукле важнойНеснимаемый халат.

Круглый веер с веткой дуба:Шёлк натянут – в пальцах зуд,Но сияя белозубо,Кеды взнузданные ждут!

Воспитательница СяоВ детской книжице жила:С детских слов письмо писала,Тонкой кисточкой вела.

С папой книжку полистаю,Суну нос в цветочный чай…Я когда-нибудь слетаюВ этот праздничный Китай!

«Заземлите меня, заземлите…»

Заземлите меня, заземлите,я больше не буду!Ну, смеялась над физикой –так не со зла ж, не назло!Я не верила, что электричествоводится всюду,Чуть притронулась – и затрещало,и всю затрясло.

Кареглазый учитель, явисьиз глубин лаборантской,Что-нибудь отключи, расконтачь,эту дрожь пресеки!Никогда я поступок свой не повторюхулиганский –Не дотронусьдо юной твоей долгопалой руки.

Заземлите меня!Если надо – землёй закидайте:Я читала, ударенных молниейможно спасти!Ну хотя бы учебник,учебник по физике дайте –Там уж, верно, укажут,куда мне заряд свой нести…

«Когда-то, когда я была и жива, и права…»

Когда-то, когда я была и жива, и права,И ластилось солнце ко мне на последнем уроке, –И сами, как в сказке, меня находили слова,И сами же строилисьв сказочно стройные строки.

А я удивлялась – а я их совсем не звала!Лениво черкалав тетрадках для лекций не важных,В кафе возле липкого от лимонада стола –На пачке «Столичных»,на хлипких салфетках бумажных.

Теперь – погляди же, мой глупый,счастливый мой брат,Которого ищут слова –и записывать лень их –Вот я, разложив безнадежнобумажный квадрат,Как чеховский Ванька, стою перед нимна коленях.

Первый класс

В каморке за шкафом, исконно моей, –Сестрёнка грудная и мама при ней.

Сестрёнка кряхтит и мяучит во сне.С отцом на диване постелено мне.

…Опять среди ночи вопьётся в мой сонТот сдавленный вой, тот мучительный стон –

«Огонь!» – он кричит, он кричит на меня –Боится огня или просит огня?

«Огонь!» – он кричит, я его тормошу,Зову и реву и проснуться прошу…

А утром он чайник снимает с огня,В колготки и платье вдевает меня,

Доводит во мраке до школьных воротИ дальше, сутулясь, со скрипкой идёт.

Учительский сон

Мне как-то снилось: я иду большая,Как старшеклассник в стайке первачков,Ладонями небрежно пригашаяБлеск чьих-то лысин и седых пучков.

Я перешагиваю мостовые,Маячу в небе, как громоотвод,И тычутся автобусы живыеГорячими носами мне в живот…

Будильник. Транспорт. Снова я зажата,В лицо мне – спин ворсистая броня.А милые мои акселератыВсё дальше вверх уходят от меня.

«Я когда-то жила от звонка до звонка…»

Я когда-то жила от звонка до звонка:От звонка твоего до звонка.А теперь телефонная трубка легкаИ спокойная медлит рука.

В том нежнейшем июне, в начале началЯ б могла, как челнок о причал,Грохнуть тот телефон, чтобы он не молчал,Чтобы он навсегда замолчал!

…Ах, как трубка легка, как спокойна рука –Мне б на место того дурака,Что сегодня живёт от звонка до звонка:От звонка моего до звонка.

Холода