Ибсен. Путь художника - Бьёрн Хеммер

В описании взаимоотношений Сольнеса с молодежью многие исследователи, ориентированные на биографизм, видели отражение жизненной ситуации самого Ибсена. Особенно их привлекал тот факт, что в 1891 году Кнут Гамсун с присущим ему темпераментом обрушился на корифеев норвежской литературы, в том числе и на Ибсена. Сам Ибсен присутствовал на той лекции и слышал эти нападки.

Но ничто при этом не указывает, будто Ибсен ощущал от молодых какую-то угрозу для своего положения в литературе. Перед ним всегда стояла более чем солидная «стена» — как на родине, так и за рубежом. В те годы драматург мог — как вернувшаяся на родину знаменитость — купаться в лучах всемирной славы. Он, начинавший творческий путь бедным учеником аптекаря, юношей, выброшенным на обочину жизни в маленьком городке, теперь жил в столице, окруженный уважением и восхищением. Ибсеном восхищались и молодежь, и женщины. Хотя многое указывает на то, что необычайный успех вовсе не принес ему подлинного счастья. Скорее он принес ощущение пустоты и какой-то бесприютности.

В речи 1898 года Ибсен прямо говорит, что не стоит полагать, будто в силу его «редкой, сказочной судьбы» он «должен чувствовать себя настоящим счастливцем» (4: 660). В том же году на пасхальном вечере в Стокгольме Ибсен охарактеризовал свою жизнь как «долгую-долгую Страстную неделю». Правда, при этом он добавляет — вероятно, в угоду празднику, — что его жизнь стала волшебной поэмой, «сном в летнюю ночь» (4: 662). Это добавление звучит не особенно убедительно, ибо сказка и мечта все-таки суть иллюзии — что мы видим и в драме «Строитель Сольнес».

Естественно, Ибсен в эти годы много размышлял о своей необычной судьбе. Он не раз оглядывался на прошлое и озирал весь свой путь — от бедного юноши до влиятельного и почтенного мэтра. Всю жизнь он посвятил творчеству, выразив в нем свое «я». Ибо все то, о чем писал драматург, он черпал из своего внутреннего мира.

В 1869 году он признавался своей сестре Хедвиг: «Я всегда обращен внутрь себя. Мой внутренний мир и есть поле сражения, где я то побеждаю, то терплю поражение». А в 1891 году он писал ей, что с удовольствием принял бы участие в общественных торжествах, которые должны были состояться в его родном городе Шиене. Но там много чего уже нет. Дом, в котором родился Ибсен, сгорел, церковь сгорела: «Сгорело все, с чем связаны мои ранние воспоминания». Это весьма напоминает одну из реплик драмы, над которой он в то время работал, — горькую жалобу жены Сольнеса, сетующей, что вместе с домом сгорели все пожитки ее семьи.

Такие фрагменты своих воспоминаний и чувств Ибсен вполне мог использовать в работе над драмой. Интересно, что он часто характеризовал свою писательскую деятельность словами и выражениями, имеющими прямое отношение к профессии строителя. Стихотворение «Строительные планы» (1853, 1871) во многом зиждется на тех же ключевых словах и символах, что и драма «Строитель Сольнес». Особенно это заметно в окончательной версии стихотворения, где лирический герой выражает желание построить огромный воздушный замок, где будут жить его призвание и любовь. Но этот план остается напрасной мечтой. В другом стихотворении, «Письме в стихах к фру Хейберг» (1871), Ибсен сравнивает писателей и поэтов с архитекторами. После выхода «Строителя Сольнеса» драматург много раз подписывал свои письма словом «Строитель». В частности, так было в переписке с Хильдур Андерсон[96], с которой у Ибсена в эти годы завязались близкие и доверительные отношения.

Отношение Ибсена к молодым женщинам как до, так и после его возвращения на родину в 1891 году было излюбленной темой исследователей, которые приписывали ему невероятные связи. Особенно обманчивое впечатление возникает, когда цитата из письма вырывается из контекста, чтобы придать истории больше пикантности. Но приписывать Ибсену викторианскую «двойную жизнь» — некорректно, этому нет никаких документальных подтверждений. Другое дело, что в преклонном возрасте Ибсен мечтал о женщинах намного младше себя и использовал их образы в своем творчестве.

В письмах к некоторым из них, и особенно к Хильдур Андерсон, он неоднократно употребляет выражения, прямо указывающие на драму о строителе, — такие, как «принцесса» и «лесная птица» (но не «хищная птица», ибо это обозначение в драме связано с Хильдой). Здесь мы, возможно, видим некие очертания внутреннего мира Ибсена — где граница между жизнью и творчеством, реальностью и фикцией довольно неопределенная. В таком случае образы героев, подобных Сольнесу, Боркману и Рубеку, показывают, как неоднозначно понимал сам Ибсен процесс отражения действительности в художественном творчестве.

Насколько сильно драма повлияла на последующую переписку Ибсена, мы можем судить по письму к Хильдур от 1893 года:

Где ты летаешь теперь? Это мне неведомо. Быть может, кружишь над Лейпцигом? Или взяла курс на север, поближе к дому? Сейчас я спущусь вниз и узнаю что-нибудь о тебе от твоей мамы. А может быть, меня ждет письмо от тебя.

Не знаю, каким образом и когда ты получишь эти строки. Скорее всего, я пишу их просто для самого себя, потому что мне так хочется послать их тебе. Для того чтобы не потерять Fuhlung — соприкосновение, контакт, понимаешь…

Я так тоскую по тебе, принцесса! Устремляюсь с вершин моих мечтаний навстречу к тебе. Хочу вместе с тобой ступать по земле. Чтобы мы могли снова… чтобы снова между нами было что-то, что и раньше.

А пока тысяча нежных приветов.

Разумеется, интересно наблюдать, как произведение отражается в частной переписке Ибсена — хотя это происходит после выхода драмы в свет, а не в ходе ее написания. Хильдур Андерсон не была прообразом Хильды Вангель. Этот образ возник в воображении Ибсена задолго до начала дружбы с Хильдур. Хильда — дальнейшее развитие образа молодой легкомысленной дочери врача с тем же именем из «Женщины с моря» (1888).

Рассуждения о других возможных прообразах Хильды — о Хелене Рафф[97] или Эмили Бардах[98] — столь же неубедительны и мало способствуют пониманию драмы. Но то, что знакомство с молодыми женщинами, особенно с Хильдур Андерсон, могло дать пожилому драматургу определенные стимулы и идеи, — это вполне вероятно. Ибсену, когда драма вышла в свет, было шестьдесят четыре — то есть он был намного старше Сольнеса. Строитель описывается в драме как «здоровый и крепкий» человек, хотя «уже пожилой» (см. ремарку, 4: 196). Следует учитывать, что у той эпохи были свои представления о возрасте. Предположительно Сольнесу не больше пятидесяти, а скорее всего, даже меньше. Двенадцать-тринадцать лет назад у супругов появились первые и единственные дети-близнецы. Немногим позднее Сольнес начинает карьеру строителя.