Ибсен. Путь художника - Бьёрн Хеммер

Выражение «быть хозяином в собственном доме» приобретает для Гедды особую значимость. Новый дом и новые люди, с которыми нужно выстраивать отношения, сразу вызывают в ней острую антипатию. Но борется она с ними не только за власть и за территорию. Ибо этот дом и эти люди олицетворяют собою ту пустоту, что поселилась в ней во время долгого, смертельно скучного, удручающего свадебного путешествия. Она борется в первую очередь за то, чтобы сохранить контроль над своей внутренней жизнью, над своим психическим состоянием.

Таким образом, дело не только в том, что она лишилась прежнего социального статуса. Проблема также и в ней самой — в одиночестве, которое овладело ею. В душе у Гедды властвуют боль, отвращение, чувство пустоты и бессмысленности жизни. Мысли о ребенке, которого она носит, вызывают у нее лишь протест. Она не принимает новую, насущную реальность, которая требовательно заявляет о себе.

Гедда отчаянно сопротивляется этой реальности, стремящейся ее поглотить. Она самоутверждается как генеральская дочь и старается подчинить все вокруг своей собственной воле. Бракку она признается, что ее можно назвать кем угодно, только не счастливой женщиной. Единственное занятие, к которому она расположена, — умирать от скуки.

В комментариях Ибсена к этой драме часто варьируется одна и та же мысль: «По-видимому, проблема Гедды заключается в том, что в мире так много возможностей для счастья, но она не способна увидеть их. Ее трагедия — в отсутствии цели жизни».

В этой драме присутствует также интимность совершенно иного рода. Именно с ней Гедда неожиданно сталкивается в тесмановском окружении — именно с ней она абсолютно не может бороться. В обыденном мире мелкой буржуазии все вращается вокруг повседневной семейной жизни — вокруг тетушкиных забот, проблем с деньгами, социальной и профессиональной карьеры, радости по поводу скорого прибавления и просто таких вещичек, как пара поношенных, вручную вышитых туфель.

Все это начинает давить на Гедду с первой же минуты, когда она переступает порог своего нового дома. Она чувствует, что задыхается от всей этой интимности, которая обволакивает ее, угрожая ее независимости своим «липким» теплом. Беременность вполне естественно превращает ее в объект сердечной опеки всех Тесманов. Она же, со своей стороны, видит лишь смехотворность и примитивность своего нового окружения: «Все эти мизерные условия, в которые я попала. Это они делают жизнь такой жалкой, прямо нелепой».

Она не может понять, что те, кого она так презирает, имеют перед ней преимущество — умение жить. Она ссорится с членами своей новой семьи и замечает лишь то, что они угрожают ее независимости. Когда она вынуждена открыть им еще одну сторону своей сокровенной жизни, она в отчаянии восклицает: «Во что я ввязалась!»

Ненавистный мир мелкой буржуазии, от которого она пытается защититься, сохраняя дистанцию, и который она пытается контролировать, не поддается ей. Люди из этого мира и не подозревают, какая драма разыгрывается в душе у Гедды. Не подозревает об этом и Tea — типичная представительница мелкой буржуазии, беглая жена управляющего имением Эльвстеда и бывшая возлюбленная Йоргена, которая была в течение всех последних лет преданным другом и моральной опорой Лёвборга.

Планы Бракка по созданию своеобразного треугольника в доме Тесманов оказываются под угрозой с появлением Лёвборга. Только эти двое мужчин, борющиеся за место в жизни Гедды, и догадываются о том, что с ней творится на самом деле. Догадливость Бракка довольно опасна для Гедды. Она понимает это в один прекрасный день, когда Бракк почти приказывает ей закрыть двери перед оскандалившимся Лёвборгом.

Бракк хочет единолично обладать Геддой и устранить любое вмешательство в их отношения. Когда Гедда это осознает, любезная улыбка гаснет у нее на губах, и она произносит задумчиво: «…ты, пожалуй, опасный человек, если дойдет до дела».

Лишь теперь она начинает оценивать, насколько опасен для нее этот человек.

Он сбросил маску учтивого джентльмена, и в голову ей закрадывается леденящая мысль о том, что ей еще повезло, что руки Бракка не сомкнулись у нее на шее. Гедде предстоит куда более опасная борьба, чем борьба против Тесманов, которую она вела до сих пор.

В третьем действии у Гедды появляется новый противник, и ей приходится сражаться на нескольких фронтах одновременно. Сначала она защищалась от тирании интимности, которую ей навязывает тесмановский круг, и беременность представлялась ей частью этой угрозы. Но поле борьбы внезапно расширяется, когда Tea приносит в дом новость об Эйлерте.

Тут Гедда использует в качестве оружия так называемую женскую дружбу. Она пытается заставить соперницу выдать что-то, что поможет ей обрести превосходство над Теей и занять ее место в жизни Эйлерта. Циничным образом она использует доверие Теи для того, чтобы разрушить отношения между этими двумя людьми.

То есть и в этом любовном треугольнике речь идет, несомненно, о власти. Tea с гордостью рассказывает Гедде, как Эйлерт благодарил ее за помощь, — теперь она, по сути, обладает властью над ним. Это признание пробуждает в Гедде ревность — не от большой любви к Эйлерту, а от ощущения собственного бессилия. Ей-то самой никогда не доводилось обладать властью над другим человеком — такой властью, чтобы она могла распоряжаться чьей-нибудь судьбой.

Да, она управляла и манипулировала людьми в тесмановском окружении. Но к таким людям, как Тесман, Юлиана или Tea, она не испытывает никакого уважения, поскольку они приемлют навязываемую им несвободу и смиренно несут бремя служения ближним, что и является смыслом их жизни.

Совсем другое дело — возможность управлять жизнью человека, которого ты уважаешь и ценишь, кого-нибудь из твоего круга. Властвуя над таким человеком, ты властвуешь над самой жизнью — в том числе и над собственной. За это и собирается Гедда побороться.

Она намеревается положить конец той буржуазной интимности, которую в жизни Эйлерта олицетворяет Tea, заботливая и отзывчивая. Гедда планирует оживить свои собственные интимные отношения с Эйлертом.

Она, похоже, не задумывается о том, что это означает просто его использовать. Она полагает, что ему надлежит добровольно стать ее рыцарем и служить ее целям, тем более что своих целей у него уже вроде как нет. Он потерял честь, а вместе с ней — интерес к жизни. Ему никогда не удастся восстановить свое доброе имя, хотя он и рассчитывал сделать это с помощью новых трудов по истории культуры. По разумению Гедды, Эйлерту остается одно: поднести к виску револьвер в качестве последнего героического жеста. Только так он может доказать, что еще обладает неотъемлемым правом распоряжаться собственной жизнью.