Ледяной город - Джон Фарроу

— Я пошел. У тебя, Санк-Марс, должно быть, крыша поехала.

— Потом я встречаю тебя в ресторане, и все лицо у тебя в порезах от бритвы. Помнишь? Ты всегда себя царапаешь бритвой, когда бреешься. Не могу понять, почему ты не пользуешься электрической бритвой. Она, наверное, для тебя слишком современна. Ты скорее себя, небось, до смерти как-нибудь зарежешь с перепоя. Но в тот раз каждый твой порез был аккуратно заклеен пластырем. С чего бы это? Ты всегда приходил на работу неопрятным, у тебя всегда на лице были капельки запекшейся крови, как у настоящего мужика. Начальство могло заставить тебя носить костюм, регулярно ходить в парикмахерскую, бриться и чистить ботинки, они все это могли записать в правила поведения на службе, но не в их силах было заставить тебя прилично одеваться, нормально стричься или аккуратно бриться, ведь так, Андре? Ты бы тогда стал слишком походить на полицейского.

— Ты к чему это клонишь?

— Андре, ты прочел отчет патологоанатома. Ты тогда узнал о следах кожи и крови под ногтями Акопа Артиняна? Что случилось, Андре? Ты в тот момент был в такой ярости, что даже не понял, как тебя поцарапал Артинян? Или те, на кого ты теперь работаешь, настояли на том, чтобы кровь у него под ногтями осталась на тот случай, если ты снова масть решишь поменять? Ведь ты же сыщик убойного отдела, и вдруг ты так начинаешь заботиться обо всем, что из тебя вытекает. Я спросил Винета, можно ли взять за образец сопли, чтобы сделать анализ ДНК. Тебя самого этот вопрос не интересовал? Обычно этот номер не проходит, если только там нет крови, что иногда случается, но — могу поспорить — тебя очень заботил этот вопрос. Вопрос о твоей крови — теперь ты свято соблюдал все правила гигиены, чтобы лишний раз не засветиться. Ты не хотел бы, Андре, сдать немножко крови, чтобы ее взяли на анализ ДНК? Разве есть лучший способ доказать твою невиновность?

Лапьер попытался встать, но споткнулся о собственный стул, по которому тут же ударил ногой так, что он отлетел к стене.

— Да ты у нас мудрец! С тестом мы повременим. Ты ничего от меня не получишь! — Он ткнул в сторону зеркала на стене, которое с обратной стороны было прозрачным. — Кто бы ни был за этим стеклом, я не сказал, что не могу пройти этот тест, я говорю, что не доверяю управлению и считаю, что оно хочет меня подставить.

— Ты сам можешь сказать, какие нам при этом следует принять меры, ведь ты же профессионал.

Лапьер склонился над столом и ухмыльнулся.

— Заткни свой тест себе в зад. Я никому не дам подвергнуть себя такому унижению.

— Ах ты, батюшки! Мы ведь уже не раз слышали такие песни, да, Андре?

Санк-Марс улыбнулся, бросил взгляд в сторону. Заработал его пейджер, и он стал искать кнопку, чтобы его отключить.

— К счастью, Андре, нам от тебя никакой образец не потребуется. Мы уже получили его от твоего имени.

— О чем ты тут говоришь? Ты ничего не можешь взять у меня без моего согласия, а на это я согласия не дам.

— Не все зависит от тебя. У тебя есть подружка, Лиз. Ей семнадцать лет. Сегодня утром ты занимался с ней анальным сексом, припоминаешь? Ты отдал ей на хранение в качестве подарка немножко своих сперматозоидов. Что было твое — стало ее. А она по собственной воле передала эту сперму для нашего исследования. Ты ведь знаешь, Андре, такие анализы требуют времени. Ты знаешь и о том, что результаты потом будут сравнивать.

Сержант-детектив Андре Лапьер зашатался, как будто получил пару прямых выстрелов в живот. Когда он заговорил, слова срывались с его губ как заклинание, как монотонные заклятья:

— Ты червяк, Санк-Марс, а я настоящий сыщик… Я работаю в реальном мире…

— Тебя к этому принудили или ты пошел на это добровольно?

— Я имею дело со всякой мразью, с последним дерьмом, якшаюсь с подонками и отбросами, а не просиживаю задницу на собственной ферме!

Они в упор смотрели друг на друга.

— Могу поспорить, ты сам вызвался. Ты знал, что все равно на это придется пойти. Русский подключил провода к его яйцам…

— Да, мальчик так кричал, что с ума можно было сойти.

— И когда он выкрикнул мое имя, ты уже не мог сдержаться, — и здесь я тебя опередил.

— Это ты послал мальчика делать работу мужчины.

— И тогда ты вцепился ему в глотку, хотел ему голову оторвать…

— Ты считаешь меня продажным полицейским? Да, я внедрился к ним, я втерся в доверие к «Ангелам ада»! Я проник в русскую банду, все ближе к ним подбирался. Мне бы еще немножко времени, и я бы повсюду мог расправиться с этими подонками — отсюда до Москвы, от Нью-Йорка до Минска…

— Если бы только не узнал, что я внедрил туда своего человека раньше тебя.

— Ты совершенно прав, я задушил этого маленького мерзавца. — Лапьер повернулся лицом к зеркалу. — Я этому маленькому подонку свернул шею.

— И все потому, что завидовал мне. А мы должны были бы быть с тобой по одну сторону баррикад.

Лапьер с силой хлопнул ладонью по столу.

— Я свернул этому гаденышу шею, чтоб спасти его от страданий! Вот почему я его убил, козел! Великий и могучий Санк-Марс! Никогда руки не запачкает! А некоторые из нас способны на поступки.

— На убийства?

— Некоторым из нас приходится спускаться в канализацию и копаться в дерьме. Они подключили к мальчику электрические провода. Мучили его невыносимо. Он так вопил, ужас, ты представить себе даже не можешь. Он молил о смерти!

— Получается, ты сделал ему одолжение?

— Он мамочку свою звал… Он тебя сдал, Санк-Марс. Этого хватило сполна, большего он не заслуживал. А они хотели его и дальше пытать, они вообще не люди, Санк-Марс. Это доставляло им удовольствие. Тогда я подошел к нему, взял за глотку, и он испустил дух. Я спас его от страшной боли, я помог мальчику единственным способом, каким мог.

— Да ну?

— Что ты знаешь о таких вещах? Ты представления не имеешь, насколько это может быть жутко. Ты не хочешь пачкаться, как это делают настоящие полицейские.

— Ты так считаешь? Я, Андре, по уши в дерьме, потому что мне надо было в заднице той девчушки ковыряться, чтобы получить твой анализ ДНК. Я тоже грязный. Но если бы парнишка истошно вопил от нестерпимых пыток передо мной, я бы ему шею сворачивать не стал.

— Да? Ну, ты крутой! А что бы ты сделал?

— Я вынул бы свой жетон, достал пушку и стал бы их арестовывать! — проревел Санк-Марс. — А если бы какому-нибудь подонку это не понравилось, я бы для этой твари не пожалел пули!

Андре Лапьер тяжело дышал, было видно, как на шее пульсирует кровь, ему требовалась передышка, чтобы переварить слова Санк-Марса.

— Но нет, — дожимал его Санк-Марс с другой стороны стола, — ты этого сделать не мог, Андре, правда? А почему? Почему ты не мог этого сделать? Потому что ты проник к «Ангелам ада». Ты подбирался к русским бандам. В один прекрасный день ты хотел их с помпой арестовать. Но для этого тебе надо было пройти обряд инициации. Ты должен был им доказать, что ты плохой парень, то есть убийца, и ты был для них готов на все…

— Я должен был пройти весь путь до конца. Эти парни шутки не шутят. Им надо показать, что ты готов для них на все. Послушай меня, Санк-Марс! Они сильны и с каждым днем становятся еще сильнее. Теперь для мягкотелых полицейских в этих играх уже места нет! Ты должен быть таким же, как они, таким же порочным, жестоким, или они тебя одолеют, черт бы их подрал! Они тебя победят!

Санк-Марс покачал головой.

— До тебя все еще не доходит, Андре, правда — не доходит? — мягко спросил он.

Лапьер тяжело дышал.

— Что до меня должно дойти?

— Ты убил этого мальчика, чтобы проникнуть в банду, чтобы пройти посвящение. Ты, Андре, убил его преждевременно. Они тебе еще раньше сказали, что ты должен будешь это сделать. Ты только опередил события, вот и все. Ты заранее пошел на убийство мальчика, потому что тебе светили громкие аресты, тебе хотелось, чтобы твои портреты красовались на первых страницах газет. Но истинная причина того, что ты убил этого мальчика собственными руками, в том, что ты решил, будто он — мой человек. Ты подумал, что я тебя опередил в этом деле, и это привело тебя в ярость. Вот тогда-то ты и стал убийцей. Ты от этой новости стал хуже маньяка. Именно тогда ты перестал быть полицейским во всех смыслах этого слова, и именно тогда ты превратился в завистливого убийцу, в преступника. Ты убил Акопа Артиняна из зависти ко мне! Ты мог его спасти, мог начать стрелять, но тебя слишком сильно душила зависть, чтобы ты на это отважился. Знаешь, как я это узнал? Ты повесил мальчику на шею табличку, и никаких сомнений на этот счет не осталось. Это было твое громкое дело, и ты до смерти боялся, что я тебя и здесь обойду. А теперь, хочешь, я тебе одну вещь скажу? Ты был прав. Я и в этом деле собираюсь тебя опередить.

Снова загудел пейджер, и Санк-Марс опять нажал на кнопку, отключая его.