Восставшие из пепла. Как Красная Армия 1941 года превратилась в Армию Победы - Дэвид Гланц

А одна юная участница обороны Ленинграда, когда ее спросили, что же побуждало ее сражаться, добавила:

«Несмотря на огромные человеческие страдания, я, являясь молодой и небольшой частью народа в целом, верила в победу и не допускала и мысли о сдаче Ленинграда. Все, кто окружал меня дома, на работе и на военной службе, сохраняли высокий боевой дух. Все наши усилия и мысли в военные годы были устремлены только к победе. Мы верили в Сталина и в наше военное руководство, а также в девиз „Наше дело правое, победа будет за нами“.

Много лет спустя пошли разговоры, что нам следовало сдать Ленинград во избежание потери стольких человеческих жизней. Но если вы спросите об этом меня, то я отвечу „Нет!“ Лучше было умереть, чем жить под немцами. Мы много слышали о лагерях смерти и газовых камерах. Немцы были жестоким врагом для нас всех, и для меня тоже. Я просто долго ненавидела немцев. Теперь в 77-летнем возрасте, это чувство притупилось, и, да, Германия стала совсем иной, она раскаялась в том, что произошло. Но не дай Бог такой войне когда-нибудь произойти вновь»{630}.

Пытаясь объяснить, что именно толкало его драться, один молодой лейтенант позже написал:

«Может быть, эти записи помогут кому-то понять некоторые детали и общую обстановку тех лет, и если мне это удалось, весь оптимистический, трагический и героический дух того времени, когда большинство народа знало и верило: наше дело правое, Победа будет за нами!»{631}.

И наконец, даже если страх, суровая дисциплина либо всепоглощающий огонь патриотизма все же не могли побудить солдата продолжать сражаться, то его все равно толкала на это определенная инерция, связанная с парализующим воздействием войны. Подобно анестезии перед болезненной хирургической операцией, звуки, картины и мучения войны сами по себе гипнотизировали солдат, делая их не способными отшатнуться от ее ужасов. В сущности, война сама закалила многих солдат и сделала их своими созданиями — пока они не сгорали в огне военного пожарища или не возвращались в общество в качестве выживших. Как с горечью сказала еще одна женщина-ветеран:

«С точки зрения войны. С позиций войны обо всем. Что же иное, кроме жестокого диктата войны. Чувство сострадания порой тоже перерабатывается во что-то угодное войне. Я не выше, не мудрее, не подлее и не чище войны. Я тоже принадлежу ей»{632}.

Выводы

Вместе взятые, солдаты, составлявшие Красную Армию во время войны, образовывали сложную мозаику: одни сражались неохотно, другие — с энтузиазмом, многие — просто без особого желания. Они могли быть мужчинами или женщинами, крестьянами, рабочими и служащими, пастухами-кочевниками, чиновниками, преступниками, неудачниками, бездельниками и даже представителями советской номенклатуры[252], то есть правящего класса. И все эти солдаты, как добровольцы, так и призывники или мобилизованные штатские, происходили из всех этнических и религиозных групп, населяющих огромные территории Советского Союза — и даже из наций, живших за пределами довоенных границ страны.

Им могло быть от 17 до более 55 лет, искренние коммунисты и комсомольцы служили и сражались бок о бок с людьми аполитичными или даже потомками бывших дворян и кулаков, членами сосланных, если не почти истребленных этнических групп, а также с «политическими» — как амнистированными, так и осужденными. Образованные и неграмотные, культурные и некультурные, умелые и неумелые, здоровые и не совсем — все они разделяли и переносили тяготы войны, взимавшие смертоносную дань с них со всех.

За годы войны Красная Армия увеличилась с 5,4 миллиона человек в 27 армиях, 95 корпусах и 303 дивизиях на 22 июня 1941 года до приблизительно 10 миллионов солдат в 94 армиях, 253 корпусах и 838 дивизиях на 31 декабря 1943 года.163 В конечном итоге за всю войну через армию прошло примерно 35 миллионов человек, из которых она потеряла 8,7 погибшими и приблизительно 19,7 миллионов ранеными или заболевшими, а также 250 дивизий или их эквивалентов, уничтоженных в боях.

Из 35 миллионов солдат, прошедших через Красную Армию за годы войны, свыше 21 миллиона (67 %) происходили из Российской Федерации — в их числе было 19 миллионов (90 %) этнических русских. Еще 6,4 миллионов солдат (19 %) было призвано на Украине и в Белоруссии. Остальные 6,9 миллионов солдат набирались в других союзных и автономных республиках Советского Союза, среди них 3,5 составляли солдаты неславянского происхождения.[253] Таким образом, общее число солдатне славян составило целых 8 миллионов. Кроме того, в Красной Армии служил примерно 1 миллион женщин, причем по меньшей мере 500 000 из них — в боевых частях, главным образом в ПВО и МПВО и в авиации, а еще 500 000 женщин служили на традиционных небоевых должностях или во вспомогательных войсках.

Хотя солдаты Красной Армии крайне различались между собой по этническому и социальному происхождению, образованию, идеологии и темпераменту, им всем выпал во многом общий опыт. Во-первых и в главных, они воевали в составе массовой армии, которая несла равно огромные потери безотносительно к тому, когда, где или как она сражалась — в основном потому, что ее высшее руководство часто, если не стандартно, использовало кажущийся неистощимым запас живой силы страны и неразумно не считалось с ценностью человеческой жизни, бесчувственно разбрасываясь жизнями солдат при обороне их отечества. А сами солдаты после боев на голодном пайке в первые 18 месяцев войны, в дальнейшем для компенсации своих голодных пайков полагались на фуражировку и «заимствование». Для большинства солдат определением роскоши были буханка хлеба, одна-две картофелины и необработанный кусок жира каждый день.[254] И что еще хуже, вдобавок к их вечному голоду солдатам — по крайней мере, в первые шесть месяцев войны — пришлось испытать нехватку вооружения, обмундирования и вещевого довольствия. Впрочем, судьба их немецких противников была в этом отношении немногим лучше.

Короче говоря, всем солдатам Красной Армии пришлось терпеть спартанское существование и научиться выживать путем снижения потребностей до минимума. Хотя суточный водочный рацион в какой-то мере облегчал их страдания, повышал их боевой дух и укреплял солдатскую решимость, одновременно он чересчур часто также подрывал у них дисциплину и притуплял нужное им для выживания боевое мастерство.[255]

Все солдаты Красной Армии также жили, воевали и зачастую погибали в тенетах широкой и запутанной сети политических комиссаров и политруков[256], а позже — заместителей командиров по политическим вопросам. Эта плотная сеть пронизывала всю войсковую структуру армии от фронтового до ротного звена, осуществляя всеохватный контроль над жизнями военнослужащих. Посредством постоянного политического воспитания, агитации, поощрения, а зачастую и запугивания, с помощью своей отдельной командной иерархии и независимой системы военных донесений эти «цепные псы» коммунистической партии гарантировали соблюдение в войсках порядка и дисциплины. Они мгновенно замечали и растаптывали всякое проявление несогласия в рядах военнослужащих. Действуя вместе со службами внутренней безопасности и бездушными представителями системы военного правосудия, зачастую на грани произвола, они обеспечивали в армии суровую дисциплину и без долгих юридических проволочек налагали на солдат кару — зачастую самую ужасную, какую только можно вообразить.