Драконы Исчезнувшей Луны - Маргарет Уэйс

Мирроар мужественно сражался, пытаясь отбиться от своих мучителей, однако его сопротивление лишь сильнее разжигало их ненависть. К кулакам уже прибавились камни. Острая боль пронзила тело дракона. Удары сыпались градом, и вскоре он упал на землю.

И тут до него донесся командный голос — громкий и сильный, перекрывший общий гул.

— Назад! — приказала Одила тоном, не допускавшим возражений. — Оставьте его или познаете на себе ярость Единого Бога!

— Но он разрушил тотем при помощи какого-то колдовства, — закричал один из мужчин. — Я это видел!

— А еще он уничтожил луну! — поддержал его второй. — Из-за него все мы будем прокляты!

К ним немедленно присоединились и другие голоса, требовавшие немедленной расправы над нищим.

— Магия, которую он использовал, принадлежит Единому Богу, — сказала им Одила. — Вы должны преклонить колени и молить, чтобы Он спас вас от драконицы, а не избивать бедного слепого странника!

Сильные, покрытые шрамами руки подняли Мирроара с земли.

— Вы можете ходить? — вопросительно шепнула ему Одила. — Если да, то надо попробовать.

— Могу, — ответил Мирроар.

Струйки теплой крови насквозь пропитали повязку на его глазах. Боль в голове исчезла, но дракон чувствовал озноб и сильную тошноту. С великим трудом он встал и с помощью Одилы начал медленно перебирать ногами.

— Не волнуйтесь, — успокаивала она его. — Мы уходим.

Крепко сжав руку Мирроара в своей, Одила осторожно направилась к выходу.

— Что происходит? — спросил он.

— Люди в замешательстве. Они верят в мою силу и боятся ее. Ведь я говорила с ними от имени Единого Бога. — Одила казалась веселой, даже беспечной. — Я хочу поблагодарить вас, — добавила она, смягчая голос. — Это не вы — это я была по-настоящему слепа. Но после разговора с вами прозрела.

— Не дайте им уйти! — завопил вдруг кто-то. — Почему мы остановились? Она ведь не Мина, а всего-навсего перебежчица-соламнийка.

Рев приближавшейся толпы едва не оглушил Мирроара. Одила ринулась вперед, заслонив его собой.

— Да, перебежчица-соламнийка, только не с мечом, а с дубинкой! — крикнула она.

Мирроар услышал треск дерева и понял, что Одила разломала одну из храмовых скамеек.

— Я постараюсь их задержать, — сказала она ему. — Двигайтесь к алтарю. За ним находится потайная дверь.

— Мне не нужны потайные двери, — неожиданно улыбнулся Мирроар. — Ты будешь моими глазами, Одила, а я стану твоими крыльями.

— Какими кр... — хотела переспросить она и, ахнув, осеклась. Дубинка, судя по звуку, выпала из ее рук.

А Мирроар воздел вверх свои руки. Владычица Тьмы больше не имела над ним власти, и он опять мог видеть лучистый свет, сиявший даже сквозь его опущенные веки: это заключительный аккорд начатой им магической песни разрушил последний череп, а вместе с тем и силу заколдованных пут. Человеческое тело Мирроара — тонкокожее и хрупкое, маленькое и тщедушное — стало стремительно меняться. Могучее сердце дракона забилось в груди как прежде, кровь бурным потоком хлынула по массивным венам, наполнив мощные когтистые лапы и внушительное туловище, покрытое серебряными чешуйками. Мирроар ударил хвостом по алтарю и разбил его вдребезги, сбросив на пол все горевшие на нем свечи и превратив их в жалкую лужу расплавленного воска.

Толпа, которая только что бежала к беспомощному нищему с явным намерением разорвать его в клочья, теперь с воем улепетывала от огромного дракона.

— Седла нет, леди рыцарь, — засмеялся Мирроар, обращаясь к Одиле — Хватайся за мою гриву. Тебе придется прижаться к самой моей голове, чтобы говорить, куда мы летим. А теперь скажи мне, что с Палином, — попросил он, когда соламнийка вскарабкалась к нему на спину. — Мы можем взять его с собой?

— Тело Маджере исчезло, — ответила она.

— Этого я и боялся, — вздохнул Мирроар. — А второй, Даламар?

— Тут. Сидит один. Его руки залиты кровью.

Мирроар взмахнул крыльями.

— Держись! — предупредил он Одилу.

— Держусь! — крикнула она в ответ. — Крепко держусь!

Девушка прикоснулась к медальону с изображением пятиглавого дракона. Он обжигал ее покрытые шрамами пальцы, но эта боль была ничтожна по сравнению с той, которую она испытала, дотронувшись до Копья. Сжав медальон, Одила сорвала его со своей шеи.

Серебряный дракон высоко подпрыгнул и, поймав сильный порыв ветра, взмыл в воздух.

Одила поднесла медальон к губам и, поцеловав его на прощание, выпустила из своей руки. Вращаясь, он устремился вниз и упал в кучу пыли — все, что осталось от страшного памятника жертвам Малистрикс.

Горожане, затаив дыхание, наблюдали за битвой. Они в ужасе заголосили, увидев, как Мина, объятая пламенем, полетела вслед за своим врагом к земле. До последнего они надеялись, что она восстанет из огня, ибо такое уже случалось раньше. Однако с гор поднимался лишь дым.

Сильванеш следил за происходившим вместе со всеми. Наконец он отправился в Храм — туда вроде бы поступили какие-то важные новости. Согревшись во время ходьбы, эльф вдруг с удивлением осознал, что он жив и свободен.

Люди, заполонившие улицы, выглядели потрясенными и растерянными. Многие в голос рыдали. Некоторые бесцельно бродили по городу, не зная, что им делать, и ожидая чьего-нибудь совета. Кто-то горячо обсуждал все детали разыгравшейся битвы и возбужденно говорил о том, что новая луна ушла, а вместе с ней и Единый Бог (если только он вообще приходил), и даже Мина. Никто не обращал внимания на Сильванеша — все были слишком поглощены отчаянием, чтобы интересоваться эльфом.

«Я могу покинуть Оплот, — подумал Сильванеш, — и ни один из них даже не попытается задержать меня».

Впрочем, он не собирался покидать город, не выяснив, что случилось с Миной. Прибыв в Храм, эльф обнаружил там огромное количество людей, столпившихся вокруг тотема, и присоединился к ним, глядя в недоумении на гору пыли, оставшуюся от бывшего символа величия Владычицы Тьмы.

Сильванеш растерянно взирал на пепел и видел, чем мог стать он сам. Он видел события, приведшие его сюда, — видел их душой, что никогда не спит, вольно или невольно наблюдая за всем и вся. Он видел страшную ночь атаки великанов-людоедов. Он видел себя, иссушаемого ненавистью к родной матери и к тому образу жизни, который она ему навязала. Он видел себя, испуганного и терзающегося виной за то, что Эльхана могла погибнуть в лапах великанов. Он видел себя, бегущего ей на помощь и светящегося гордостью оттого, что защищает эльфийский народ. Он видел удар молнии, лишивший его рассудка. Он видел себя, сорвавшегося с холма и упавшего у основания щита. Он видел то, что не могли видеть глаза ни одного смертного существа, — как темная рука Богини подняла щит, открывая ему вход. Он вошел в эту Тьму, и она сомкнулась за ним, и тогда он понял, что уже много раз видел лицо Владычицы Тьмы и смотрел на него, не закрывая глаз и не отворачиваясь.