Эпилог (СИ) - Хол Блэки

— Здрасте. Если ты не забыл, я каждый день развожу порошочек.

— Порошочек не дает стопроцентной гарантии, — не унимался Егор.

— Как раз дает. Железобетонно и без исключений. Качество, гарантированное производителем, — процитировала я девиз известной фармацевтической фирмы.

— А эти… как их?… задержки! Ты же зачеркиваешь в календарике свои особенные дни.

Порывшись, я достала искомое из кармашка сумки.

— Ну да, отставание на неделю. У меня часто так бывает. Например, зимой опоздали на полторы недели, а потом начались на неделю раньше. И вообще, почему я должна обсуждать с тобой особенности женской анатомии?

— Да потому что мы спим вместе, Эва, — развел руками муж. — А твоя анатомия… мне очень даже… нравится.

— Правда? — отозвалась я с придыханием. А как еще спрашивать, если чьи-то пальцы забрались под футболку и принялись изучать особенности женской анатомии?

— Угу, — буркнул невнятно Егор.

— И все равно я не того… не беременная. Нет и еще раз нет, — утвердила спустя некоторое время. — Это невозможно.

К тому же, слово "беременная" звучит пугающе и не вовремя. Я не готова, Егор не готов, а впереди ждет побережье.

43

Дорога стелется между рощиц и полей, взбирается на пологие холмы и огибает овраги.

Мы едем достаточно долго, чтобы потрясение от встречи с Тёмой перестало быть потрясением. Причем Егор был изумлен не в меньшей степени, чем я. В машине душно, и он открыл окна для сквозняка. Теплый ветер залетает в кабину и треплет волосы.

Транспорт катится не спеша, но периодически Тёма останавливает машину и вылезает, чтобы поднять капот и что-то посмотреть, подкрутить.

Выбираемся и мы с Егором. Точнее, я открываю дверцу и свешиваю ноги с сиденья, предпочитая оставаться в тени, а муж выходит и осматривается. Куда ни глянь — типичная лесостепь. Поля, перелески…

— Долго еще? — спрашивает он.

— Часа три. К вечеру доберемся, — отвечает водитель, опуская крышку капота.

И мы едем, едем… Я бы прилепилась к Тёме как банный лист и не отстала до тех пор, пока не услышала бы ответы на обуревающие меня вопросы. Море вопросов… Почему Тёма здесь, на побережье, а не на Большой земле? Знают ли Марта и Олег, куда пропал их родственник? Если знают, то почему не сказали, не заикнулись? Почему Тёма не удивился при встрече, увидев меня? Знал заранее, что приеду я, а не какая-нибудь выскочка-висоратка? Знаком ли Тёма с моей мамой?

Вопросы так и лезут, но Егор сердито зыркнул, мол "цыц", и поэтому я молчу, а разговаривают мужчины.

Вскоре пейзаж меняется. Появляются обработанные участки: покосы, стога, ровные квадраты и лоскуты — зеленые, золотистые… Желтые тарелки с бахромой — подсолнухи… Ряды штакетника с махровыми метелками — кукуруза…

Высовываю руку из окна, приглаживая ладонью разнотравье вдоль обочины. На очередном взгорке в далекой сини показываются темные треугольники. Горы! Магнитная! — ёкает сердце. Оно и так стучит с перебоями с тех пор, как за моей спиной закрылись пятиметровые ворота с буквой "V".

Неожиданно машина останавливается, дернувшись. Перепутье. Три накатанных дороги, три направления.

— Прямо — на Березянку, — поясняет Тёма. — Налево — на Русалочий и Родниковое. Направо — на Няшу-Марь.

— А на Магнитную? — спрашиваю я, и Егор поджимает губы недовольно.

— Через Березянку. Вообще-то округи связаны между собой и другими путями, но эти — самые лучшие. Центральные.

— Значит, нам в Березянку? — уточняет муж.

— Почти. Не доедем до неё самую малость.

Машина заводится и с фырканьем трогается. Я же впиваюсь глазами в горы, словно они заколдованные. Кажется, что с каждым оборотом колес горные пики становятся ближе и выше. Но спустя некоторое время дорога снова раздваивается, и автомобиль виляет вниз и в сторону. Горы пропадают за рощей. От расстройства не могу сдержать стон разочарования.

— Уверен, что нам сюда? — спрашивает Егор.

— Уверен, — отвечает Тёма.

— Но ведь горы там! — восклицаю, показывая пальцем назад. Туда! Нужно развернуться и ехать в обратную сторону.

— На Магнитную поедем завтра, — отвечает наш проводник.

— Завтра? — у меня перехватывает горло.

— Почему? — цедит муж.

— Потому что время идет к вечеру, а от Березянки до Магнитной путь неблизкий и непростой. Рисково туда соваться, на ночь глядя. Разумнее выдвинуться с утра.

— И где предлагаешь заночевать? — язвит Егор. — В поле?

— Зачем же в поле? Хотя могу пособить. Раскинешь посреди гречихи шатер и уляжешься на подушках как восточный шах, — острит Тёма.

От того, чтобы муж не вспылил и не вцепился в водителя, удерживают два момента. Первый: Тёма резко тормозит, съехав на обочину, вернее, в траву. И второй момент: на взгорок вылетела группа всадников и промчалась мимо.

Их пятеро или шестеро — не успеваю сосчитать. Мужчины в шляпах и в рубашках-безрукавках. И они с гиканьем пришпоривали лошадей, явно торопясь. Когда наездники скрылись за поворотом, я сообразила, что стою на подножке автомобиля и с разинутым ртом смотрю назад — туда, откуда мы приехали.

Что это было?

— Кони… люди, — ответил Тёма, выйдя из машины и разминая ноги. — А вы думали, тут гоняют скоростные тачки и самосвалы?

— Твоя же гоняет, — хмыкнул Егор. — Хотя нет, она ползет на последнем издыхании как полудохлый таракан.

Тёма не обиделся. Он вообще, оказался необидчивым парнем. На провокации не поддавался, и его доброжелательность бесила мужа. Тот искал любой повод, чтобы развить конфликт.

— Ползет, не спорю, — признал Тёма. — Но всё ж лучше ехать на автотехнике, чем идти пешком или трястись на повозке. А машин здесь немного. На побережье их от силы штук пять, по одной в каждом округе. И да, еще одна в Березянке, на ремонте. Машины здесь не котируются.

— А что котируется?

— Тракторы. К ним можно прицепить что угодно. Плуг, борону, косилку, тележку… Грузовики есть, но их и того меньше.

— И всё? — удивился муж.

— Ну-у… техника местного начальства не считается. У них отдельная кухня. Своя солярка, свои запчасти, свое обслуживание. Бывает, катаются в комендатуру от скуки или за пайком.

Тёма достал из бардачка булькающую фляжку.

— Будете?

Я было дернулась, но Егор осадил:

— Эва!

Надо же, какие мы строгие и хмурые. Но авторитет мужа — есть авторитет. Пока что промолчим, а недопонимание развеем наедине, без посторонних глаз.

Егор достал из сумки поллитровую бутылку с остатками воды и протянул мне.

— Далеко еще? — спросил у Тёмы.

— Полтора часа. Но учтите, экскурсии по Березянке не будет. Свернем, не доезжая. Кстати, бутылку не выбрасывайте. Пригодится.

За полтора часа езды и тряски я успела примириться с мыслью, что не увижусь с мамой сегодня. В конце концов, что значит один день против долгих лет ожидания? Ведь невозможное достигнуто. Я здесь, на побережье, и через сутки обниму маму.

Чем ближе мы подъезжали к Березянке, тем оживленнее становилась дорога. Навстречу попадались телеги, запряженные лошадьми, тянущими сено, мешки, бревна, бочки. Возницы понукали коней и стегали хлыстами. Попадались и всадники — поодиночке и небольшими группами. Вдалеке, на склоне, неторопливо брело стадо коров. А со своротка, о котором упомянул Тёма, вырулила женщина на велосипеде и поехала в направлении Березянки.

— Пять кэмэ, и вы в центре, — проинформировал наш гид, махнув рукой вдаль, и вывернул руль на проселочную дорогу.

Надо ли говорить, что мои глаза не выходили из состояния округленности? После цивилизованных благ Большой земли типичный сельский пейзаж ошарашил будь здоров.

Шифроадрес — 1221. Хутор близ Березянки.

Добротный дом с двухскатной крышей, просторное подворье. Сараи, птичник. Огород, уходящий в бесконечность, до березовой рощи. И сад с фруктовыми деревьями.

Забор — не от вороватых соседей и люда лихого, а от нагловатой скотины. Куры бегают по подворью, и меж них гордо расхаживает петух с красным гребнем и богатым черным хвостом. Краснолапые гуси тянут шеи, утки щиплют траву плоскими клювами.