Эпилог (СИ) - Хол Блэки

— Когда? На этой неделе?

— Сейчас. Рубля отдал приказ об арестах членов семей политических преступников. Понимаешь, что это означает?

Понимаю. Начинается полномасштабный террор. Как полвека назад.

Получается, вместе с обвиняемым в предательстве будет отвечать его семья. Вот почему увозят и прячут жен с детьми по провинциальным городкам. Потому что надеются, что длинные руки Рубли не дотянутся до периферии.

Ладно, паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Егор говорил, в столице проживает около шестидесяти процентов невидящих. Коснется ли их передел власти или обойдет стороной? Хотя профессор уверенно заявил, что низшие социальные слои не пострадают.

Сперва я хотела позвонить Марте, но передумала. Что ей сказать? Поделиться домыслами и слухами? И посеять панику и страх. Вдруг линия прослушивается? Излишние откровения навредят Марте и Олегу, навредят мне и моей семье.

И была сумасшедшая спешка. В сотый раз перепроверили содержимое сумок и перебрали документы, привезенные курьером от Семута. Посидели на дорожку. Кот взобрался ко мне на колени.

— Веди себя прилично, — внушала я, понизив голос, чтобы надо мной не посмеялись. — Ты не простой Кот, а глубоко воспитанный и образованный. Мы скоро вернемся. Потерпи.

Вру, конечно, но "скоро" — понятие относительное.

По документам Егор числился внештатным сотрудником закрытого научного городка "Вис-1". Целью его миссии на побережье значились обработка и анализ информации по спонтанному возникновению висорических потенциалов у каторжных. Словом, моего мужа ждал титанический труд, потому что за пятьдесят лет на Большой земле никто не задумался о необходимости накопления статистики по проявлениям вис-способностей у ссыльных (Между нами говоря, нужна ли она?) Я же, как преданная жена, следовала за супругом.

— Вот билеты, — сказал Севолод. — Поезд через два часа. Пересадка ночью. Иначе не получается. Следующий будет через три дня.

— На машине домчим быстрее, — взялся спорить Егор.

— Туда нет дороги. На десятки километров — никакого жилья. Общее время в пути составит около двух суток. Поезд подойдет к вашей станции на рассвете. Стоянка — пять минут. От станции по утрам ходит рейсовый автобус. Он и довезет.

— Двое суток?! — протянул муж. — А быстрее никак нельзя?

— Хочешь личный самолет?

— Ладно, проехали.

— А дальше? — вклинилась я, не утерпев.

— Дальше нас встретят, — ответил Егор.

Кто встретит? Где? Куда? Как? Куча вопросов без ответов. Но нельзя впадать в панику и устраивать истерику. Я ведь не соплюшка мелкая.

Гнали как сумасшедшие, чтобы успеть. Сигналили, выскакивали на встречную полосу и обгоняли.

Поезд отходил от железнодорожного вокзала. Отсюда больше года назад я уезжала в Моццо, но с другой стороны, через терминал для автотранспорта.

Торопились по переходам, лестницам, туннелям, бежали чуть ли не на задворки вокзала. Не удивлюсь, если поезд окажется на запасном пути.

Собрались все: и мой отец, и Ираида Владимировна с мужем. А дед Егора и Севолод приехали вместе с нами из алой зоны. Телохранители рассредоточились по перрону, пугая своим видом пассажиров и провожающих. Те обходили по большому радиусу мрачных типов в черных костюмах.

Мужчины перехлопали друг друга по спинам, обнявшись. Егор обнялся и с мамой. А кто обнимет меня? Отец?

И он обнял. Неуклюже, неумело. Как и я. Обалдеть. Похоже, мир перевернулся с ног на голову. Обнимаемся с папулей как любящие родственники перед дальней разлукой.

Ираида Владимировна тоже обняла меня и поцеловала в щеку.

— Берегите друг друга, — сказала на ухо.

— И вы тоже.

Егор закинул сумки в тамбур и запрыгнул следом. Протянул руку, и мне помогли, подсадив.

Не махали платочками, не было радости на лицах.

Поезд пару раз дернулся и медленно тронулся, а я пребывала в растерянности. Наше бегство напоминало… бегство.

Мы приклеились к окну. Я видела, как Ираида Владимировна закрыла лицо рукой в перчатке, заплакав, и Мелёшин-старший обнял жену. Я видела, как перрон с людьми поехал, удаляясь, вернее, поехал поезд, набирая ход. Но я не слышала, как самый старший Мелёшин сказал:

— Через двое суток они будут на месте. Тогда и начнем.

И присутствующие согласились с ним.

— Гош, твоя мама плакала. Очень плохо, да?

— Бывает и хуже. Иди сюда, — он потянул меня за руку.

Мы ехали в отдельном купе. Со следами обшарпанности, но в довольно-таки приличном. Сумки лежали напротив, на свободном сиденье.

Поезд больше часа петлял по хитросплетениям рельсовой дороги, пока не выкарабкался из столицы. Сейчас за окном проползала промышленная зона. Ничего интересного: трубы, серые ангары, унылые заборы, угольные кучи…

— А кто нас встретит? И как?

— Слушай, деточка, сказку, — ухмыльнулся Егор и рассказал о том, что от станции придется ехать на автобусе, который ходит по утрам, и что до пункта назначения не добраться иными способами. О том, что нужно пройти регистрацию в комендатуре перед тем, как попасть на территорию. О том, что нас встретят и довезут до места.

— До мамы?! — подскочила я.

— Тише ты. До Совета в Магнитной.

— Но как? Каким образом? Мама знает, что я приеду?

— Думаю, знает. Но вот с точной датой мы промазали. Машина приходит за нами вторую неделю и всё впустую. Скоро на нас плюнут, и тогда придется топать пешком.

— Я и пешком пройду, сколько потребуется!

— Не сомневаюсь, — усмехнулся муж. — Как твое самочувствие?

— Это самый трудный вопрос, на который я не могу ответить. В столице творится черт те что. Вот-вот произойдет непоправимое… Твоя мама и отец…

— Я говорю не о родителях и не о столице, а о тебе.

— Вроде бы сносно. Но когда ты сказал, меня тут же начало укачивать.

Зря Егор напомнил. Зажав рот рукой, я бросилась к туалету в конце вагона, а муж терпеливо ждал за дверью. Пришлось долго полоскать рот из-за желчи, вставшей в горле. Вода пахла хлоркой и имела привкус железа.

— Ну, как? Легче? — спросил он, когда я выползла из туалета.

— Сносно. Я ж толком не поела. Всё-таки это не солнечный удар. Может, меня отравили, а яд не усваивается из-за приобретенного иммунитета?

— Пойдем, погрызешь сушек с чаем. При отравлении идет интоксикация. Тянет мышцы, болят и увеличиваются органы — печень, поджелудочная, почки… Прислушайся к себе. У тебя что-нибудь болит?

— Вроде бы нет. Попробуй пальпацию.

— Что-о? — удивился Егор.

— Пощупай, потрогай. Помни. Понадавливай.

— Ну, у тебя и словечки. — Он свел руки в замок и хрустнул пальцами.

— Так себе, не шедевр. Понахваталась всего понемногу.

Но всё ж тетрадку с лекциями по сестринскому делу прихватила с собой. Пока едем в поезде, почитаю. Хотя на станции придется выкинуть.

Егор провел осмотр, и я хихикала от щекотки. Выяснилось, что ничего у меня не болит. Больной оказался здоровее самого здорового быка.

— Гош, вдруг возвращается как зимой? Слабость, головокружения… Я не хочу.

— Держи сушку. Сейчас принесу чай.

Он вернулся через пять минут, с двумя стаканами и злой-презлой.

— Что за дебильный уровень обслуживания? И кран заедает. Чуть не облился кипятком. Эва, тебе нужно поспать. Через четыре часа пересаживаемся на другой поезд. Ночью и практически на ходу.

— Ты раньше ездил на поездах? — поинтересовалась я, отхлебнув чаю. Горячая волна прошлась по пищеводу и опустилась в пустой желудок. Безвкусно, зато хорошо.

— Вот еще! — фыркнул муж. — Либо на машине, либо на самолете, либо на скоростном аэробусе. А вот это, — он постучал по столику, — отсталое убожество. Пешком — и то быстрее будет.

— А я ездила пару раз, когда моталась по ВУЗам… Гошик, спасибо тебе. Я бы не справилась в одиночку.

— Эвка, а ведь ты беременная, — сказал он ни с того, ни с сего, и моя челюсть отвисла самым натуральным образом.