Круча - Валентин Николаевич Астров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед восьмой годовщиной Октября Сандрик узнал от Вани Говоркова о партийном совещании в редакции, на которое не был приглашен. На вопрос, почему его обошли, секретарь партколлектива ответил, что это было «совещание по частному поводу». Между тем от Ивана Сандрик знал, что на совещании обсуждались «разногласия в ЦК».
Сам Говорков колебался. Ошибок Бухарина он не разделял, а тут, на этом закрытом обсуждении, услышал впервые, что Ленин рекомендовал сменить Сталина на посту генерального секретаря ЦК.
Однако и у Зиновьева, в его «Ленинизме», Говорков многое не одобрял.
— Я уж Ваньку всячески обрабатываю, чтобы скорее рвал с зиновьевцами, — рассказывал Сандрик. — Прыгай, говорю, с подножки, пока поезд ходу не набрал.
Вскоре обнаружилось, что закрытые совещания с приглашением «избранных» проводились во многих ленинградских партколлективах. Флёнушкин и по газетным статьям видел, что дело идет к дискуссии.
Один из редакционных работников принялся зондировать настроения Флёнушкина: как он оценивает неленинские взгляды Бухарина, считавшего государственный капитализм несовместимым с советским строем? Сандрик отвечал, что их не разделяет, но признавать нашу социалистическую промышленность «госкапиталистической» тоже отказывается.
— «Значит, — говорит он мне, — вы несогласны с Лениным?» — «Почему же? — отвечаю. — С Лениным я согласен. В частности, с его последними статьями, где он пишет, что у нас есть все необходимое и достаточное для построения социализма». В общем, не договорились.
Дня через три Флёнушкина вызывают в учраспред губкома и осведомляют, что с сего числа он в редакции больше не работает, а преподает политэкономию в Ленинградском комвузе.
— А я и без того ее там преподаю. Словом, ребятки, завтра шествую в учраспред ЦК и прошу отозвать меня из Ленинграда.
— Погоди! Что ты? — возразил Скудрит. — Ты еще не знаешь, что будет в Ленинграде после съезда!
Сандрик, между прочим, умудрился побывать с гостевым билетом на заседаниях ленинградской губпартконференции. Ораторы, по его словам, фактически обвиняли в «кулацком уклоне» ЦК, хотя формально громили Бухарина и его «школку», с которыми-де ЦК не борется. Ярославский с трибуны протестовал против «приклеивания» Центральному Комитету партии уклонов и спрашивал: почему здесь все выступают только против одного уклона, кулацкого, а недооценку середняка никто не разоблачает? Бороться надо на два фронта!
Скудрита и Афонина московская конференция включила в число своих делегатов на партийный съезд. Их интересовало, в какой день в Ленинграде, на конференции, начался «обстрел» ЦК, — Флёнушкин отвечал — в среду.
— Ну вот! — сказал Афонин. — А мы в Москве начали им отвечать и приняли обращение к ним только в воскресенье, четыре дня спустя. Ясно, кто зачинал борьбу.
Из обращения москвичей к ленинградцам страна узнала, что Зиновьев и Каменев еще перед XIV партийной конференцией отстаивали на заседании Политбюро тезис о невозможности построения социализма в СССР по причине нашей технико-экономической отсталости. Сегодня утром, перед тем как сесть за шахматы, в очередной перепалке с Окаёмовым Костя ему сказал:
— А я-то думал, откуда столько путаницы в «Ленинизме» Зиновьева? Оказывается, это он пустился обосновывать свою ошибку, вместо того чтобы исправить. А у Каменева она и подавно не случайна…
— Ну, сейчас ты опять напомнишь инцидент Радека с Каменевым у нас в институте!
— Что же делать, если мне его сам Каменев напоминает? От его прежних ошибок к этим спорам в Политбюро перед XIV конференцией прямая нить.
— Но Радек наклеветал на него про двадцать первый год!
— Наклеветал про двадцать первый, так остается еще семнадцатый… Да еще наклеветал ли?
Кувшинников с осени снова занимался в институте. Он с головой ушел в изучение философии, на политические темы с Костей при встречах не говорил. Похоже было, что он отмалчивается, как и многие другие из «бывших» оппозиционеров 1923 года. Тася на Ольгин вопрос об ее отношениях с мужем только тяжело вздыхала. Их дочурке было уже два с половиной года; девочка большую часть времени находилась в детском саду…
2
В те же предсъездовские дни Скудрит зашел к Пересветову возбужденный и сказал:
— Есть новость!
С ним только что говорил Шандалов. Спрашивал, какую позицию в начавшейся дискуссии занял Пересветов.
— Я ответил, что ты собираешься выступить против новой оппозиции в печати. Он говорит — пускай дает статью в «Правду». Просил тебе передать.
— Я и думал послать в «Правду», — сказал Костя.
В редакции у Шандалова сидел кто-то из других сотрудников, когда к нему вошел Пересветов. Виктор на полуслове оборвал разговор и поднялся со стула, улыбаясь и, точно девица, пунцовея. Костя отвечал улыбкой и пожал протянутую ему руку.
Виктор кивнул сотруднику:
— Зайди, пожалуйста, немного погодя… — Тот вышел. — Садись! Передал тебе Скудрит?
— Да.
— Так садись и пиши у нас, здесь! — воскликнул Шандалов. — Хорошо бы в завтрашний номер!.. — Он метнулся за подшивкой газеты. — Вот тебе «Ленинградская правда», в твоем распоряжении. О чем ты хотел писать?
— О государственном капитализме.
— Отлично! Как раз этот пункт надо особенно разжевать. Новая оппозиция основательно его запутала. Хватаются за формулировки, которые Бухарин, кстати сказать, никогда не разделял.
— Бухарин в вопросе о госкапитализме тоже заблуждался, хоть и по-другому…
— Да это я к слову, — досадуя, перебил Виктор.
— Видишь ли, — возразил Пересветов, — я не хочу неясностей. Лучше дотолковаться. Бухарин не понимал, что госкапитализм совместим с диктатурой пролетариата. А нынешняя оппозиция впадает в противоположную ошибку и даже социалистическую промышленность объявила госкапитализмом. Развития же обстановки не понимает совсем: ведь в восемнадцатом, а потом в двадцать первом наши предприятия стояли, вот мы и предлагали их капиталистам в концессию или аренду. Пойди они на это, подконтрольный Советам капитализм сыграл бы у нас крупную роль. На буксир к нему попала бы временно и кооперация.
— Да я все это понимаю!
— А к двадцать третьему году, — продолжал Пересветов, — госкапитализм у нас не прижился, социалистическая промышленность окрепла, появилась возможность нам самим налаживать смычку с крестьянским хозяйством. В этих условиях и кооперация у нас приобрела социалистический характер, о чем и написал Ленин в последних статьях.
— Ну и правильно! Твои мысли очень интересны, садись и пиши!
Пересветов посмотрел на Шандалова и улыбнулся. Тот усмехнулся в ответ:
— Ты что?
— Ничего, так. Я уже написал.
Он вынул из грудного кармана и положил на стол исписанные листы.
Статья Пересветова появилась в «Правде» перед открытием съезда. В Кремле, на открытии, куда оба они пришли с гостевыми билетами, Шандалов сказал ему:
— Учитель говорит, что твоя статья понравилась в ЦК. Хвалили ее.
— Кто хвалил?
— Сталин.
В «Ленинградской правде» Пересветова за его статью
