Семь цветов радуги - Владимир Немцов

Поливку проверяла Ольга. Она наклонялась к самой земле, рассматривая, как стекают по стеблям дрожащие капли. В руках она мяла потемневшие мокрые комочки почвы.

Повинуясь какому-то непонятному внутреннему порыву, Багрецов сбежал с холма, перепрыгнул через канал и, широко раскинув руки, будто пытаясь кого-то обнять, наклонился над серебристой пшеницей.

Мокрые колосья щекотали его лицо, пахло свежестью прошедшего дождя.

От земли поднимался волнующий теплый пар.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СВЕРШЕНИЕ НАДЕЖД

Что мне делать,

если я

вовсю,

всей сердечной мерою,

в жизнь сию,

сей

мир

верил,

верую.

В. Маяковский

ГЛАВА 1

ВСТРЕЧИ В МОСКВЕ

Довольство

неважное зрелище.

Комсомольский характер

крут.

В. Маяковский

Наши друзья возвратились домой.

Прошло лето. В трудах и заботах незаметно пролетела осень. И вот в конце ноября в один из воскресных дней Багрецов снова вспомнил ночи на холме.

Да, это было ночью. В последний раз он с Тимофеем осмотрел водоем, проверил турбину и генератор, управление с диспетчерского пункта. Вадим вспомнил, как в эту ночь он и Бабкин молча спустились с холма, прошли вдоль канала, где отражалось звездное небо, и так же молча, не проронив ни слова, сели в машину. Каждый по-своему вспоминал месяцы, проведенные в Девичьей поляне.

Сегодня - настоящий зимний день. Вадим стоял у окна своей маленькой комнатки, бывшей "детской", где он вырос. На всех ее стенах висели полки с книгами. На низком потолке прилепилась карта СССР. Удобно лежать в кровати и мысленно путешествовать по стране. На месте, где должна быть Девичья поляна, светилась маленькая серебряная звездочка. Она всегда напоминала Багрецову о лампе на холме.

Тесно в комнате. На столе, на шкафу, всюду громоздились самодельные радиоприемники, какие-то аппараты. Конечно, комната была слишком мала, но Вадим считал, что только лаборатория института лучше его родного уголка. В лаборатории светло, просторно, и, кроме того, за соседним столом сидит Тимка. А это тоже что-нибудь да значит...

Однако почему-то именно сегодня Вадим поймал себя на мысли, что не было у него лучше "рабочего кабинета", чем в Девичьей поляне. Сладкое волнение охватывало Вадима, когда он вспоминал об этом сарае, где сквозь дыру в соломенной крыше тянулись солнечные лучи.

И сейчас светит солнце... Блестит на крыше только что выпавший снег... Синие тени легли на тротуары... Люди с поднятыми воротниками куда-то бегут, торопятся.

Деревья Сокольнического парка подняли вверх, как штыки, голые черные прутья. А внизу на соседнем дворе - деревянная горка, покрытая льдом... Ребятишки на санках... Сквозь двойные плотные рамы доносится их громкий смех.

"Мороз и солнце. День чудесный..." - начал было вспоминать Багрецов любимые стихи, но снова его мысль возвратилась к Девичьей поляне. Пушкинские стихи хорошо читала Стеша... "Вспоминает ли она когда-нибудь о нас? Тимофей как-то между прочим сказал, что получает от нее письма... Тимка скрытный, он не говорит, о чем она пишет... Ну, это его дело".

Вадим включил приемник.

"Услышь меня, хорошая", - тихо прошелестело в репродукторе.

Ольга так пела. Странное щемящее чувство... Какое-то непонятное сожаление. Опять вспоминается холм, освещенный луной... девушка, идущая навстречу... Довольно!

Багрецов подошел к двери. Она автоматически открылась. Фокусы с фотоэлементом. Вместе с Бабкиным делали. Кому они сейчас нужны?

"Тимка задерживается, - подумал Вадим, взглянув на часы. - Он обещал прийти к десяти".

Бабкин жил один. Во время бомбежки в Минске погиб его отец - мастер одного из московских заводов. Мать Бабкина умерла уже после войны от тяжелой болезни.

В семье Багрецова скромный и трудолюбивый Тимофей стал желанным гостем. Мать Вадима - детский врач - всегда беспокоилась о Бабкине, если он по своей щепетильности, не желая надоедать, долго не приходил, Заметив кашель и насморк у своего любимца, она обязательно, несмотря ни на какие его сопротивления, выслушивала Тимофея и прописывала лекарства. Он очень стеснялся, считая для себя неудобным лечиться у детского врача. Мать Вадима была другого мнения. У Зинаиды Павловны Багрецовой, так же как и у большинства матерей, сын и его товарищи все еще считались детьми.

Вот и сейчас она без стука вошла в "детскую".

- Вадик, - обратилась к сыну Зинаида Павловна, придерживая старомодное пенсне. - Там к тебе пришли...

- Спасибо, Мама. Но прости меня, - недовольно сказал он, - сколько лет я тебя прошу, чтобы ты не называла меня Вадиком. Пойми, что я уже студент, меня только в детском саду этим... Вадиком называли.

- Да что ж тут плохого, Димочка? - Зинаида Павловна смущенно сняла пенсне.

- Мамочка, милая моя! Ты же меня и при товарищах Вадиком зовешь... Хочешь, я перед тобой на колени стану? - Димка со смехом бухнулся на пол. - Умоляю, не надо Вадика.

- Ну, хорошо, хорошо! Встань, простудишься! Да переоденься скорее.

Вадим осмотрел свой костюм. На нем была синяя рабочая куртка, во многих местах прожженная паяльником и закапанная канифолью.

- Ничего. Тимка меня и не в таких видах видел. Тащи его сюда.

Зинаида Павловна загадочно улыбнулась.

- Тимочка еще не пришел. Там у тебя другой гость... Я ее проводила в столовую.

- Как ее? - спросил Вадим и вдруг вспыхнул.

- Да ты не красней, - рассмеялась мать. - Ничего тут нет особенного, я полагаю. Кстати, - все еще продолжая улыбаться, заметила она, - девушка мне понравилась... Очень приятная, вежливая, серьезная и к тому же... весьма хорошенькая...

Димка нервно провел пятерней по шевелюре. Вот еще напасть! Никакая девушка к нему не могла прийти. Да если бы это и случилось, то мама знает всех его знакомых.

Он стащил с себя куртку и бросился к шкафу за костюмом.

- Только, пожалуйста, не забудь, что я тебе говорил, - предупредил он мать. - У меня есть полное имя.

Зинаида Павловна вздохнула. Растут дети, растут. Скоро будут звать их по имени-отчеству.

Она закрыла за собой дверь.

"Вадик" метался по комнате и искал куда-то запропастившиеся новые ботинки.

В коридоре на вешалке он заметил маленькую шубку из розоватой цыгейки. Нет, такой он не видел ни у одной из своих знакомых студенток и лаборанток института. У двери стояла тщательно упакованная корзинка.

Подойдя к зеркалу, Вадим в последний раз оглядел себя со всех сторон, поправил волосы, чтобы они казались еще пышнее, и с замиранием сердца направился в столовую.

За столом сидела Ольга.

Сердце у Вадима екнуло. Что-то будто оторвалось и скользнуло вниз. Он не понимал, почему это случилось. Может быть, и не Ольга была в этом виновата, а воспоминания о ночах на холме, о всем том светлом и радостном, что было в Девичьей поляне.