Загадка Либастьяна, или происки богов - Юлия Фирсанова

Пока лоулендцы изучали мир, глосс отошел к клумбе и, сорвав перистый, ярко-желтый цветок поднес к губам, будто хотел выпить его последний аромат, как бодрящее вино.

— Две трети года, максимум, — завершив мысленные вычисления, констатировал Тэодер, обернувшись к глоссу. Элия кивком подтвердила слова брата.

Оборотень только тяжко вздохнул, принимая ответ на свой вопрос, страшный ответ, не оставляющий надежды, который ему лучше было бы и вовсе не знать. Если б дракон был обычным членом своего клана, он так и поступил, но гнет ответственности перед подчиненными ему людьми давно научил мужчину не прятаться за обманчивой безопасностью иллюзий.

Пока глосс переваривал печальную весть, из дома вышел один из телохранителей дракона и восхищенно, чуть не роняя слюни, косясь за Элию, доложил боссу:

— Все готово.

Глава клана сдержано кивнул, показывая, что слышал слова, и спросил у богов:

— Желаете лично осмотреть выбранный для разведки отряд?

— Нет, — отказался принц, доверяя выбору клана.

— Приказать доставить вас к Ксандару, господин, леди Элия? По шоссе еще можно проехать, — отрешившись от скорби, спросил дракон.

— Нет, сами мы доберемся быстрее, — отказался бог и с привычной властностью 'попросил' глосса. — Займись отрядами поиска.

Глосс кивнул, выронив из пальцев цветок на ровный, зеленый даже в осени газон, и заставив себя отвести взгляд от принцессы, скрылся в доме. Тэодер так же молча привел в действие одно из своих привычных заклинаний, сменяющих гардероб. Когда Элия повернулась к кузену, его строгий костюм успела сменить великолепная черная кожаная куртка до середины бедра, хоть и вполне урбанизированного вида, но не менее изысканная, чем камзол, плотные черные джинсы и высокие ботинки на толстой подошве с массивными металлическими пряжками.

— О, ваше высочество! — принцесса не удержалась от восхищенного возгласа и провокационной улыбки.

— Что, дорогая? — Тэодер выгнул бровь в скромном вопросе.

— Очень м-м-м… впечатляет, — оценила богиня наряд кузена, явственно давая понять ему интонацией, что имела в виду совсем другое слово, и шутливо пригрозила: — Если б ты был одет так в минуту наложения защиты, не отделался бы одним поцелуем!

— Жаль, что я не знал этого раньше, — расстроено шепнул польщенный принц, чувствуя, как горячая волна растекается по его телу, и предложил Элии руку, чтобы быть ее проводником при телепортации в город.

Принцесса оглянулась на низкое, какое-то растекшееся вширь и припавшее к земле, словно затаившийся тигр, здание резиденции глосса, устоявшее перед всеми невзгодами, ибо сделано было из массивного камня, сплавленного между собой огнем куда более могущественным, нежели пламя костра, и сжала теплую твердую ладонь кузена, приготовившись к перемещению.

Почему-то руины урбанизированных городов обычно производили на Элию гнетуще-брезгливое впечатление, они походили на несчастного полуразложившегося зомби, бродящего по земле; труп, которому никогда не суждено упокоиться с миром. Даже самые жуткие руины в мирах, не зашедших далеко на пути технического развития, быстро покрывались зеленью и становились приютом разномастной живности, остовы же урбо-городов надолго застывали в уродливом 'немертвом' обличье. Где-то в их глубинах еще теплились безобразные, жалкие осколки человечества, полубезумные, не понимавшие того, что эпоха техники миновала безвозвратно и впереди нет ничего, кроме смерти. Разлагающиеся структуры измерения убивали своих обитателей катастрофами и лишали их рассудка, не давая большинству их них приспособиться к новому состоянию. Давящая атмосфера неизбежного конца и уныния висела над Ксандаром.

Элия и Тэодер, две элегантные, мрачновато-изящные фигуры, словно две смерти из разных Вселенных, встретившиеся в умирающем мире для обмена опытом, пробирались по разрушенным улицам города.

Глосс оказался прав, большинство крупных построек не выдержало землетрясений, а то, что сохранилось каким-то чудом, застыло под столь немыслимыми углами, что готово было рухнуть при малейшем толчке, дожди и неизбежные пожары тоже изрядно потрудились на ниве разрушения Ксандара. То и дело в отдалении и поблизости слышался скрежет оседающих металлических конструкций, сдающихся времени, звон разбитого стекла и грохот обваливающихся стен. Из тяжелых, грозно свинцовых туч, видно, вылившись несколькими часами раньше, сейчас тужился, моросил до смешного жалкий дождь. И под его почти неслышный шорох в разных концах города раздавались одиночные выстрелы, очереди, взрывы, вопли и хохот. Вопили раненные или победители, было не разобрать. И те и другие крики сливались в торжественный гимн безумию.

Пахло дымом и строительной пылью, к этому 'аромату' примешивался изрядный оттенок разложения: гниющих тел, человеческих экскрементов и крови. Птицы, время от времени с шумом поднимающиеся с развалин, не справлялись с санитарной задачей.

Боги легко скользили по искореженным дорогам, используя левитацию для преодоления особенно крупных препятствий, грязи или луж, кое-где более походящих на новые озера. Лоулендцы внимательно изучали окрестности в надежде поскорее обнаружить тварь, ради встречи с которой пришлось посетить Эйдинг, но чувствовали лишь скрытое присутствие людей.

Первыми лоулендцы повстречали не расплетателя, а менее воспитанных и разумных, нежели глосс клана Вайдун, представителей местного населения. На большом перекрестке из подвала относительно сохранившегося дома, где некогда была кондитерская и, судя по веселым, еще не успевшим выцвести рожицам, детское кафе, выскользнуло семь человек. Они были разряжены в пыльную и грязную, но довольно новую, очевидно, полученную в ходе мародерского рейда, пеструю одежду. Закатывая глаза и странно подхихикивая, словно стая гиен, мародеры стали обходить богов, стараясь взять их в кольцо, поигрывая длинными ножами и пистолетами.

Оскалившись, один из 'стаи', самый крупный тип с длинными такими сальными, словно им вытирали жир со сковороды, волосами прошипел своей банде, не отрывая глаз от стройной фигуры богини:

— Кокнем мужика, баба моя.

В массах решение вожака встретили неодобрительным ворчанием, вернее, по первому пункту с сальноволосым все были согласны, а вот насчет дележки женщины нет. Красавицу, один взгляд на которую вызывал дрожь и неистовое перечное жжение в паху, хотел каждый и хотел только в единоличное пользование.

— Позвольте мне, господа, самой решать свою судьбу, — презрительно и жестко усмехнулась принцесса. Понимая, что со свихнувшимися под влиянием распада мира людьми говорить нет смысла, богиня легонько прошлась по ним, словно небрежно шлепнула, своей высвобождающейся от замков силой.