Гарри Поттер и Орден Феникса - Джоан Роулинг

– Это какой этаж?

– Я думаю, шестой, – сказала Гермиона.

– Нет, пятый, – сказал Гарри. – Нам выше.

Но, ступив на лестничную площадку, он остановился как вкопанный: взгляд его упёрся в дверь с табличкой «НЕДУГИ ОТ ЗАКЛЯТИЙ», за которой начинался коридор отделения. Через оконце в двери, прижавшись носом к стеклу, на них смотрел светловолосый кудрявый мужчина с ярко-голубыми глазами и улыбался бессмысленной лучезарной улыбкой во весь свой белозубый рот.

– Ух ты! – сказал Рон, уставясь на это лицо.

– Не может быть! – задохнулась Гермиона. – Профессор Локонс!

Их бывший преподаватель защиты от Тёмных искусств толкнул дверь и вышел на площадку в длинном сиреневом халате.

– Приветствую вас! Вы, я вижу, хотите получить мой автограф?

– Не сильно изменился, – шепнул Гарри, а Джинни, стоявшая рядом, улыбнулась.

– О-о… как ваше здоровье, профессор? – слегка виноватым тоном осведомился Рон.

Это его неисправная палочка так повредила память профессора, что он угодил в больницу святого Мунго. Но поскольку произошло это в тот момент, когда он пытался полностью стереть память у Гарри и Рона, Гарри не был преисполнен сочувствия.

– Я совершенно здоров, благодарю вас! – восторженно сообщил Локонс, доставая из кармана довольно облезлое павлинье перо. – Итак, сколько вам нужно автографов? Знаете, теперь я умею писать письменными буквами!

– Спасибо, сейчас нам не нужно, – сказал Рон и обернулся к Гарри, сделав большие глаза.

А Гарри спросил:

– Профессор, ничего, что вы ходите по коридору? Разве вам не надо лежать в палате?

Улыбка Локонса увяла. Несколько мгновений он вглядывался в лицо Гарри, после чего сказал:

– Мы с вами не встречались?

– Да… было такое. Вы учили нас в Хогвартсе, помните?

– Учил? – чуть-чуть забеспокоился Локонс. – Я? В самом деле?

А затем улыбка возникла вновь – с такой внезапностью, что стало даже страшновато.

– Научил вас всему, что вы знаете, не так ли? Так что с автографами? Дать вам ровно дюжину, чтобы вы могли подарить вашим маленьким друзьям и никто не остался в накладе?

Но в это время из двери в дальнем конце коридора высунулась голова, и голос, полный материнской заботливости, сказал:

– Златопустик, шалунишка, куда это ты убежал?

Добродушного вида целительница с мишурным веночком в волосах торопливо шла к ним по коридору и приветливо улыбалась.

– Ах, Златопустик, у тебя гости! Как мило – да ещё в Рождество. Бедный ягнёночек, вы знаете, его никто не навещает, не понимаю почему, ведь он такая душка!

– Мы раздаём автографы, – сообщил ей Локонс с ослепительной улыбкой. – Они потребовали много, могу ли я отказать? Надеюсь, у нас хватит фотографий?

– Только послушайте его, – сказала целительница, взяв Златопуста под руку и растроганно улыбаясь ему, словно двухлетнему малышу. – Несколько лет назад он был известным человеком, и вот опять полюбил давать автографы – мы очень надеемся, что это признак выздоровления, что к нему возвращается память. Пожалуйста, пройдите сюда. Понимаете, он содержится в изоляторе, видимо, выскользнул, пока я разносила рождественские подарки. Обычно дверь на запоре… Не потому, что он опасен! Но… – она понизила голос до шёпота, – он немножко опасен для самого себя, бедненький… не помнит, кто он, уходит и не знает, как вернуться… Как мило, что вы пришли его навестить.

– Да мы… – Рон беспомощно показал на потолок, – вообще-то мы…

Но целительница выжидательно улыбалась им, и растерянное бормотание Рона «хотели выпить чаю» повисло в пустоте. Они грустно переглянулись и поплелись за Локонсом и целительницей по коридору.

– Только недолго, – шепнул Рон.

Целительница направила волшебную палочку на дверь палаты Януса Тики и произнесла:

– Алохомора.

Дверь распахнулась, и, крепко держа Златопуста под руку она ввела его в палату и усадила в кресло возле кровати.

– Здесь пациенты на длительном лечении, – тихо объяснила она ребятам. – Непоправимые повреждения от заклятий. Конечно, с помощью сильных лекарственных зелий и чар в удачных случаях мы добиваемся некоторого улучшения. Златопуст, кажется, понемногу приходит в себя, а у мистера Боуда налицо значительное улучшение: к нему возвращается дар речи, хотя пока что он разговаривает на языке, который нам не известен. Хорошо, мне надо ещё раздать рождественские подарки, а вы пока поболтайте.

Гарри огляделся. По всем признакам палата была постоянным обиталищем её пациентов. Здесь около кроватей скопилось гораздо больше их личных вещей, чем в палате мистера Уизли; стена над изголовьем у Локонса была сплошь обклеена его фотографиями. Он ослепительно улыбался с каждой и приветственно махал посетителям. Многие из них он подписал самому себе, детскими печатными буквами. Как только целительница поместила его в кресло, Златопуст подтянул к себе новую пачку фотографий, схватил перо и стал лихорадочно их подписывать.

– Можете положить их в конверты, – посоветовал он Джинни, бросая ей на колени одну за другой по мере подписания. – Знаете, меня не забыли, нет, я получаю кучу писем от поклонников… Глэдис Гаджен пишет каждую неделю… Хотел бы знать почему… – Он замолк в лёгком недоумении, потом опять расцвёл улыбкой и с новой энергией принялся за автографы. – Видимо, причиной моя прекрасная внешность…

Напротив лежал траурного вида, с землистым лицом волшебник и смотрел в потолок; он что-то бормотал себе под нос и как будто не замечал окружающего. Через одну кровать от него располагалась женщина; вся голова у неё обросла шерстью. Гарри вспомнил, как на втором курсе нечто похожее произошло с Гермионой. К счастью, тогда это явление оказалось временным. В дальнем конце палаты две кровати были отгорожены цветастыми занавесками, чтобы больные и их посетители могли отдохнуть от посторонних глаз.

– А это тебе, Агнес, – весело сказала целительница, вручая шерстистой женщине маленькую стопку рождественских подарков. – Видишь, тебя не забывают. И сын прислал сову – пишет, что навестит тебя вечером. Как приятно!

Агнес несколько раз гавкнула.

– А тебе, Бродерик, смотри, прислали цветок в горшке и красивый календарь с разными забавными гиппогрифами на каждый месяц. С ними будет веселее, правда?

Целительница подошла к бормотуну, поставила на тумбочку довольно уродливое растение с длинными качающимися щупальцами и волшебной палочкой прикрепила к стене календарь.

– О, миссис Долгопупс, вы уже уходите?

Гарри крутанул головой. Занавески в дальнем конце были раздвинуты и по проходу между кроватями шли двое посетителей: могучего вида старуха в длинном зелёном платье с изъеденной молью лисой и в остроконечной шляпе, украшенной не чем иным, как чучелом стервятника, и позади неё, нога за ногу, удручённый Невилл.

И тут Гарри осенило, кто эти двое в дальнем конце палаты. Он стал озираться – чем бы отвлечь друзей, чтобы Невилл вышел незамеченным, чтобы к нему не пристали с расспросами, но Рон тоже оглянулся, услышав фамилию Долгопупс, и, прежде чем Гарри успел остановить его, крикнул: «Невилл!»

Невилл вздрогнул и съёжился, словно мимо просвистела пуля.

– Невилл, это мы! – Рон вскочил. – Ты видел? Локонс здесь! Ты к кому приходил?

– Твои друзья, Невилл, дорогой? – любезно сказала его бабушка, направляясь к компании.

У Невилла был такой вид, будто он предпочёл бы провалиться сквозь землю. Пухлое лицо его налилось багровой краской, и он старался ни на кого не смотреть.

– Ах, да, – сказала бабушка, приглядевшись к Гарри. И подала ему морщинистую и как бы когтистую руку, – да, да, конечно. Я знаю, кто ты, Невилл очень тебя ценит.

– Спасибо, – сказал Гарри и пожал ей руку. Невилл не смотрел на него, он потупился и ещё больше потемнел лицом.

– А вы, несомненно, Уизли, – продолжала старуха, царственно подавая руку сначала Рону, а потом Джинни. – Да, я знаю ваших родителей – не близко, конечно, – достойнейшие, достойнейшие люди. А ты, должно быть, Гермиона Грейнджер?

Гермиона была поражена тем, что старой даме известно её имя, но руку исправно подала.

– Да, Невилл про тебя рассказывал. Выручала его не раз, правда? Он хороший мальчик, – старуха кинула на внука сурово-оценивающий взгляд, – но, боюсь, не унаследовал отцовского таланта.

Она кивнула в сторону дальних кроватей; при этом чучело стервятника у неё на голове угрожающе заколыхалось.

– Что? – изумился Рон (Гарри хотел наступить ему на ногу, но сделать это незаметно в джинсах гораздо труднее, чем в мантии). – Это твой папа там?

– Что я слышу, Невилл? – строго сказала старая дама. – Ты не рассказал друзьям о родителях?

Невилл глубоко вздохнул, посмотрел на потолок и помотал головой. Гарри не помнил, чтобы кого-нибудь ещё ему было так жалко, но помочь сейчас Невиллу ничем не мог.