Запоздалая оттепель, Кэрны - Эльвира Нетесова

Наутро человек направил нарты по незнакомым местам. В сопки, за перевал. Кэрны бежала вяло. Она не ловила горностаев, снующих совсем рядом, не обращала внимания на лис и песцов. Просто провожала своих волчат. Первых и… последних в жизни. Те бежали впереди нарт, все еще оберегая их от неожиданностей. Ловили пушняк, отдавали его за кусок мяса человеку и снова бежали впереди ездовиков, не чувствуя, не догадываясь ни о каких переменах. Они с недоумением оглядывались на Кэрны, не понимая причины ее мрачной понурости.

Полукровка вяло бежала вслед за нартами к перевалу. Вот упряжка остановилась у его подножия. Человек стал кормить собак: сопку на голодное брюхо не одолеть. Для себя хозяин развел костерок, подвесил над ним прокопченный чайник, сел поближе к огню, подобрав под себя ноги, ожидая, когда вскипит вода. Пока псы управлялись с юколой, человек грелся чаем. Изредка оглядывая ездовиков, думая о чем-то своем. Кэрны наблюдала за ним. Может, вернется? Но нет…

Ездовики потащили нарты по крутому боку сопки. Натягивались постромки на собачьих спинах, ошейники передавливали глотки, а упряжка все тянула вверх человечью поклажу, выбивалась из сил. Иные ездовики падали и тут же вскакивали под окрик хозяина, рычание вожака. Падал и человек. Упряжка ждала его молча. Случалось, хозяин скатывался вниз, поскользнувшись на выступе; тогда ездовики повизгивали, но не бросались на выручку. Связанные человеком в одну упряжку, собаки ничем не могли помочь ему. А тот трудно вставал, шел вверх снова. Кэрны не оглядывалась на охотника. Она следила за своими волчатами. Вот они уже наверху: одолели подъем и теперь поджидают ездовиков. А те не раз еще — где кувырком, где на боку — срывались вниз, волоча за собой нарты, сбивая с ног хозяина.

Через несколько дней пути увидела Кэрны внизу, у подножия сопки, — оленей. Их было так много! Больше, чем волков в тундре! Олени!.. О, Кэрны помнила их пахнущее тундрой сочное мясо и горячую, будоражащую кровь. Когда она была свободна… Но разве сейчас она не вольна в охоте? Уж если за никчемных горностаев хозяин нахваливал ее и волчат, то как он будет рад настоящей добыче! Какой хватит всем: и ей, и волчатам, и хозяину, никогда не пахнувшему живым оленем…

И полукровка помчалась вниз, туда, где пасся табун. Здесь ему некуда убежать! А если и попытается — всегда найдется слабый. Его-то она и завалит. Главное — не опоздать в прыжке… Кэрны неслась, напрочь забыв обо всем, что роднило ее с собаками…

Кэрны приглядела себе молодую важенку. Та смотрела на приближавшуюся полукровку и не двигалась с места. Наверное, от испуга, — решила полукровка и, обнажив клыки, бросилась на добычу. Важенка вмиг подскочила, увернулась и… Кэрны будто кто за загривок схватил, приподнял от земли и с силой швырнул на кочку. Это важенка задними копытами угодила… Прямо по боку. И тут же над головой полукровки грохнул выстрел. Кэрны припала к ягелю, вжалась в него, лежала не шевелясь. Боль и страх парализовали. Нужно было зализать бок, но она боялась пошевелиться.

Кэрны вдруг услышала голос своего хозяина — тот звал ее. Полукровка приподняла голову. Охотник бежал к ней:

— Жива! Вот это хорошо. А то я уже испугался. — Человек присел около Кэрны, гладил ее дрожащую спину. Но едва коснулся бока, как волчица зарычала. — Зачем к олешкам кинулась? Они — не дикие. А как и ты — человечьи…

К Кэрны и хозяину подходили люди. Здоровались с охотником, ругали Кэрны. Но вот подошел и сын хозяина. Его полукровка узнала сразу. Люди говорили о своем. А волчица, осмелев, вылизала бок, встала. И увидела, что ездовики бегают среди оленей и те совсем не боятся собак. Даже внимания на них не обращают. Значит, давно знают друг друга, — решила волчица и стала искать волчат. Может, они хитрее? Но ее полукровки лежали в шаге от старого хора[5] и даже не смотрели на него, отдыхали. Вид, запах оленей их не дразнил. Кэрны только теперь поняла почему. Ведь табун, каждый олень в нем, пах человеком. А волчата хоть и были моложе, но знали давно: все, что пахнет людьми, не принадлежит зверю. Возьми, отними — человек накажет. Кэрны усвоила это по-настоящему лишь сейчас.

Человек… Он сумел поймать ее в капкан. Смог привязать к своему дому. Не ремнями, их бы она перегрызла вмиг… А теперь вот — едва не убил ее.

Полукровка лежала тихо, поодаль от табуна, людей, собак и наблюдала за волчатами. Те грызли кости, какие им дал сын хозяина, и радовались, что трудности пути позади, а в обратную дорогу не надо торопиться. Их не настораживало, что сын хозяина гладит по загривкам. Что уже кормит их. Считая своими. Не свободными тундровиками, не волчатами, а псами…

Кэрны пригнула морду к самой кочке, закрыла глаза: ей не хотелось видеть никого. Хозяин не собирался в обратный путь. Может, и ее он решил оставить своему сыну? Кэрны вздрогнула. Привыкать к новому хозяину — это все равно, что свыкнуться с ошейником. Такое хуже, чем жить в стае, где слишком часто меняются вожаки…

А может, все люди одинаковы? Полукровка вспомнила запах рук своего хозяина. Они пахли тундрой, ездовиками, теплом и… едой. А рука его сына пахла усталым потом, чаутом, болью. И эта рука должна была заменить ее волчатам руки прежнего хозяина! Одна рука на четверых волков… Трудно ей придется, удержит ли? Впрочем, хозяин любит своего сына. Может, тот не так уж плох? Хороший охотник не подарит плохому человеку даже паршивого щенка. А тут — волки… Значит, уверен человек, что у его сына волчатам будет хорошо. Но Кэрны от этого не легче.

Неожиданно кто-то толкнул ее в бок. Полукровка вскочила. Старый вожак упряжки стоял рядом, держа в зубах громадную кость. Это он ей принес. Подкрепиться. С того дня, на болоте, вожак стал очень добр к полукровке и часто выручал ее по-своему, по-собачьи. Грел, когда ей было холодно, делился юколой, не давал в обиду своре. Вот и теперь вспомнил.

Кэрны на него обижаться не за что. Потому и кость приняла. Вожак улегся рядом. Смотрел на волчицу. А та старательно дробила клыками мосолыгу. Та пахла оленем… Какой не сумел, не захотел уйти от человека.

К ночи люди собрали оленей из распадков, отогнали от речки. Неподалеку от сбившегося табуна разожгли костер. Человек, полукровка давно это подметила, не может без огня. То ли боится, то ли мерзнет. Вот волкам огонь — одна помеха. Даже страшатся они его. А человек и собаки льнут к костру в тундре. Значит, чужие они в ней…

Кэрны заметила наступление ночи по пронизывающему холоду, спустившемуся в тундру с сопок. Ночь незаметно слила оленей с людьми и тундрой. Стала гулкой. И полукровка ожила, повеселела. Настало время ее охоты. Кэрны встала. Боль в боку утихла. Она, внюхиваясь в запахи, возбужденно закружила по тундре, заслеженной людьми, оленями и собаками. Ловить человечьего оленя Кэрны не решалась и поэтому подалась подальше от табуна. Ей хотелось увести с собой и волчат. Но те лежали у костра, млея от тепла, и ни за что не пожелали бежать с ней.

Кэрны заметила, что у огня остался лишь ее хозяин и ездовики с полукровками. Остальные люди были около оленей. Кэрны вяло поплелась в тундру. Охотиться в одиночку сложнее. И все ж это истинное удовольствие — снова хоть на минуту почуять себя совсем свободной…

Полукровка быстро поняла, что люди неспроста отогнали оленей от узкого извилистого распадка. Он начинался в животе лысой сопки и там водилось много волков. Туда же, в глубь распадка, вели и медвежьи следы.

Волки… Их запах она уловила сразу. Люди согнали серых с места их логов. Ружьями. Но лишь на время. Волки не уходят, не отомстив. Это Кэрны знала. И поняла, что не миновать беды тем, кто находится здесь. По запаху определила, что в распадке, где-то в сопках, живет большая стая. Испуганная людьми, не сразу она вернется сюда. Но обязательно нагрянет. Внезапно. Оправившись от страха, забыв потери.

Кэрны уходит от распадка поближе к табуну. Ведь ненароком можно и на стаю нарваться. Такая встреча не сулила ничего хорошего.

Она не спеша бежит вокруг табуна, словно запоминает границы запретного. Люди после разговора с охотником подобрели к полукровке. Она внюхивалась в запах каждого. Издалека, на всякий случай. Вот один человек около важенки присел. Та лежит, вздыхает. С чего бы? Кэрны остановилась. И вскоре услышала слабое чихание. Ясно: новый олень на свет появился.

Полукровка бежит дальше. Вот и другой человек. Худой. Одни кости в шкуре. Маленький. Напади на такою стая — ни один волк не наелся б досыта. Зато и злости в нем больше, чем у больших и сильных. Он напоминал Кэрны больного волка, самого паршивого в стае. Всегда голодного, гонимого. Этот человек постоянно кричал. На всех: на людей, на оленей, на тундру. И чем громче кричал, тем меньше его слушали.

Полукровке он сразу не пришелся по нутру. Вот и теперь… Никого вокруг. Так этот — на себя кричит. А зачем? Волчица, не оглядываясь, бежит прочь от пугливого, а значит — слабого.