Леди Элизабет - Элисон Уэйр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вновь уныло уткнулась в книгу, пытаясь найти в ней утешение, а затем написала на чистом листе: «Август. Я раз за разом ступаю по милым моему сердцу полям Святого Писания, где собираю прекрасные травы фраз, дабы сладостью их заглушить горечь убогого существования». Опустив голову на руки, она горько разрыдалась от жалости к себе.
Однажды утром в конце сентября сэр Генри провозгласил:
— Великая новость, миледи! Ее королевское величество ожидает дитя! У Англии будет наследник.
Элизабет охватил ужас. Она никогда всерьез не думала, что Мария способна забеременеть, ведь та была уже немолода и не отличалась здоровьем. Свое место в очереди на трон Элизабет считала непоколебимым, воспринимая его как данность и с нетерпением ожидая дня, когда она по воле Божьей станет королевой, встав во главе государства и своего народа, ибо уже считала его своим. Но она ошибалась. Разве предстоящее рождение наследника королевы — не Божий промысел? А если Он в своей милости соблаговолит послать Марии сына, какое будущее ждет ее, Элизабет? Жизнь взаперти или под постоянным подозрением? Замужество с каким-нибудь надежным джентльменом или мелким принцем, дальше — роды из года в год, вереница детей? Ни первая, ни вторая перспектива ее нисколько не грели. Внезапно она со всей отчетливостью поняла, что трон — единственное безопасное для нее место.
Невзирая на страх, внешне она оставалась спокойной. Элизабет прилагала все усилия порадовать Марию — регулярно посещала мессу, перестала бомбардировать совет просьбами и даже поумерила свои неустанные требования к сэру Генри.
— Чудесная новость, — заметила она вслух. — Буду молить Бога, чтобы послал ее величеству легкие роды и здорового сына.
— Аминь, — отозвался сэр Генри, впечатленный ее словами. — И мне кажется, миледи, что, когда у королевы родится сын, она будет к вам более благосклонна.
— Когда у нее родится сын, — вздохнула Элизабет. — Это еще через много месяцев!
— Насколько я понимаю, в мае. Не так уж долго ждать.
Он не передал Элизабет другого известия: совет и парламент подбирали ей иностранных женихов. Подобные предложения слишком часто заканчивались ничем — к чему ее беспокоить попусту?
Близилось Рождество. Сэр Генри заказал всевозможные деликатесы, и слугам разрешили украсить дом еловыми ветками, но Элизабет опасалась, что нынешний праздник не сравнится с былыми торжествами. Чем они станут развлекаться? Чтением святого апостола Павла? При мысли, что величественный Бедингфилд может отбросить все свое достоинство и возглавить рождественское веселье в роли Князя Беспорядков, она едва не рассмеялась, хотя на душе у нее было тяжко.
Дальнейшие события лишь больше омрачили это Рождество. Всего за несколько дней до сочельника сэр Генри явился к ней. Вид у него был весьма мрачный.
— Сударыня, у меня важные новости, которые могут коснуться и вас, если вы не будете осторожны, — сказал он.
Элизабет отложила перо и настороженно взглянула на Бедингфилда, чувствуя, как по спине пробежал знакомый холодок.
— Как я уже сообщал вам, в прошлом месяце кардинал Пол был провозглашен епископом Кентерберийским и Англия вернулась в подчинение Риму. Ныне парламент восстановил закон о еретиках, в соответствии с которым подозреваемые в ереси могут быть допрошены и, в случае признания их виновными, сожжены на костре.
Элизабет нахмурилась, ощутив, как стынет кровь в жилах.
— Но королева в начале правления пообещала, что будет снисходительна ко всем! — воскликнула она, позабыв о решимости хранить спокойствие.
— Времена изменились, — печально молвил сэр Генри. — Я прекрасно знаю: ее величество надеялась, что подданные добровольно обратятся в католическую веру. Многие так и поступили, но многие не стали, бунтуя против новых законов. Теперь же, когда королева надеется родить сына и Англия помирилась с Римом, она и король Филипп страстно желают, чтобы в королевстве установилась истинная вера. Миледи, я сам исповедую эту веру, и я истинный англичанин, но боюсь, что новый закон положит начало таким же преследованиям, какие имели место в Испании, и возвещает о появлении в нашем королевстве инквизиции.
— Именно этого я и боялась, — ответила Элизабет, удивленная тем, что они с сэром Генри порой способны думать одинаково. — Поверьте, я боюсь не за себя — чего мне бояться, если я тоже примирилась с римской верой и регулярно посещаю мессу? Но я боюсь за тех, кому принять новую веру не позволяет совесть. Кто может заглянуть в человеческую душу? Есть лишь один Иисус Христос, а прочее — мелочные споры.
— Я сомневаюсь, сударыня, что королева и кардинал Пол согласятся с вами, — сказал сэр Генри. — Они могут даже счесть подобные слова ересью. Но не тревожьтесь, я никому ничего не скажу. Я видел, что вы преданно посещаете мессу.
— Рада слышать, — ответила Элизабет, пытаясь подавить страх.
— Хочу лишь предупредить вас: во всем, что касается вопросов веры, держите язык за зубами, — продолжал сэр Генри. — Я знаю, что вы воспитывались преимущественно в реформатской вере, и неизменно страшился, что в силу привычки вы можете чем-то выдать ваше к ней отношение, а если вас кто-то подслушает, вы рискуете непониманием.
— Спасибо за вашу заботу о моей безопасности, — признательно молвила Элизабет, а затем, не удержавшись, добавила: — Наконец хоть что-то полезное!
Даже сэр Генри был вынужден улыбнуться.
Глава 19
1555
— Начали жечь людей, — в ужасе прошептала Бланш Перри. — Я слышала, сэр Генри говорил, что в Смитфилде сожгли одного мужчину, а вскоре в Глостере отправился на костер епископ Хупер. Он страшно мучился — я не могла слушать. О миледи, откуда в людях такая жестокость?
Элизабет усадила Бланш на скамью рядом с собой и взяла ее за руки.
— Они верят, что, давая этим несчастным испытать адское пламя на земле, заставят их в последнюю минуту покаяться и тем спасти свои души, — серьезно объяснила Элизабет. — Они вовсе не считают это жестокостью, напротив, они полагают, будто проявляют милость. Что такое недолгое земное пламя в сравнении с адской вечностью? Такова их логика. Но мне сдается, что тем, кто отдал такой приказ, — не стану их называть — неведома жалость, и причина тому — новый союз с Испанией.
— Я в этом не разбираюсь, — печально проговорила Бланш. — Но я не могу забыть услышанное. Это ужасно!
— Избавь меня от подробностей, — поспешно сказала Элизабет. — Я вполне могу их представить.
Эхо всеобщих протестов против сожжений вскоре достигло Вудстока.
— Народ недоволен, — сказал сэр Генри. — Протесты ширятся, появляются мятежные сочинения против королевы и совета. Многие схвачены и закованы в колодки.
Учитывая начавшиеся в стране брожения и все растущее число отправленных на костер, новости и слухи расходились быстро, в том числе жуткие истории о страданиях протестантских мучеников — как их теперь называли.
— Большинство из них, несомненно, суть люди глупые и невежественные, — заметил сэр Генри за ужином. — Кто-то не знал «Отче наш», кто-то не перечислил таинства, — так я, по крайней мере, слышал.
— Им нужно просвещение, а не преследование, — сказала Элизабет. — Неужели никто об этом не подумал?
— Епископы и королевские чиновники ревностно исполняют свой долг, — отозвался сэр Генри, — и не задают лишних вопросов. В Гернси был чудовищный случай — не знаю даже, стоит ли вам рассказывать.
— Расскажите, — велела Элизабет.
Предупрежден — значит вооружен, особенно если учесть, что многие знали о ее прежней открытой приверженности протестантизму и, несомненно, догадывались, какой оставалась ее истинная вера.
— Это была женщина, — сказал сэр Генри, — беременная. Когда ее привязали к столбу, у нее начались схватки, и младенец родился, когда поджигали костер. Палач швырнул его обратно в пламя.
— О Господи, — проговорила Элизабет.
Позади нее в ужасе всхлипнула Бланш, прислуживавшая за столом.
— Часто хворост оказывается сырым, — безжалостно продолжал сэр Генри, — и сожжение затягивается надолго. Народ же вместо того, чтобы осуждать несчастных, ярится и делает все возможное для облегчения страдания еретиков. Дошло до того, что во избежание этого совет выделил для каждой казни дополнительную стражу.
— Мне кажется, что эти сожжения не искореняют ересь, а лишь поощряют ее, — заметила Элизабет. — Найдутся люди, которые сочтут, что реформатская вера стоит того, чтобы за нее умереть.
— Я слышал, — доверительно сообщил сэр Генри, — хотя и не уверен, что можно полагаться на местные слухи, ибо они обрастают множеством подробностей, прежде чем доберутся до нас, — так вот, масштабы преследований внушают ужас самому епископу Гардинеру, и он рекомендовал королеве применять более мягкое наказание, но та не согласилась. Возможно, это неправда.