Красавицы не умирают - Людмила Третьякова

Это, правда, не избавило ее от очередного провала. Однако совершенно неожиданно, в пику освиставшим Ло­лу русским офицерам, радикально настроенная молодежь стала бурно выражать свою поддержку неудачливой гаст­ролерше.

Командующему нашим корпусом в Польше генерал- фельдмаршалу Паскевичу доносили, что на концертах ис­панской танцовщицы устраиваются беспорядки с оскорби­тельными выкриками в адрес русских властей.

Тот, недолго мешкая, приказал выдворить Монтес за пределы Польши, входившей тогда в состав Российской империи. В качестве сопровождающего с ней отправили офицера, которому удалось без лишнего шума уговорить танцовщицу покинуть Варшаву.

Такт и рыцарское отношение своего спутника Лола оценила с первых же часов незапланированного путешествия. Неожиданное происшествие и вовсе сблизило молодых людей. Ночуя в придорожной харчевне, Лола, расположившись в специально отведенной комнате, к не­счастью, угорела. Утром ее нашли едва живой, и конец был бы неминуем, если бы не расторопность молодого офицера.

В ближайшей округе на медицинскую скорую помощь рассчитывать не приходилось. С огромными усилиями, в пургу, по бездорожью, офицер привез-таки к погибающей Лоле врача, достав его именно из-под земли.

Через два дня Лоле стало чуть полегче. Ее спутник, как заботливая нянька, ухаживал за ней. Она просила, чтобы он не убирал руку с ее лба. «Так голова меньше болит», — слышал молодой человек слабый голос. В бледной, со сле­дами пережитых страданий красавице не было ничего, что напоминало бы особу, о дерзких выходках которой сплетни­чали на всех углах. Поправляясь, она тихо играла с дочерью хозяина харчевни и сама напоминала ребенка.

«Красота страшна» — вам скажут:Вы накинете ленивоШаль испанскую на плечи,Красный розан — в волосах.«Красота проста» — вам скажут —Пестрой шалью неумелоВы укроете ребенка,Красный розан — на полу...

Что же такое Лола? От дьявола или от Бога была ее красота? Об этом можно думать что угодно. Но когда ду­маешь — не любишь. Для того, кто вез Лолу по бескрайним снегам, чтобы расстаться, она наверняка была лучшим, что существовало на земле.

...Бывают в жизни дни и даже часы, которые стоят многих лет. Они становятся теми чистыми, спасительны­ми воспоминаниями, которые человек достает из закро­мов памяти в самые скверные, тоскливые моменты, ког­да, кажется, и позади, и впереди черным-черно. И, по­пав в водоворот иных страстей, иных желаний, да и сов­сем другой жизни, прожив годы и десятилетия, бережем, не деля ни с кем это маленькое невесомое сокровище своей души.

...Они прощались жарко, и Лола заливалась слезами, словно предугадывая, что в ее жизни ничего похожего на эти несколько дней уже не произойдет. Она подарила рус­скому кольцо, обещав написать. Случившееся с ними вы­глядело сельской пасторалью. Оба знали, что все это ни к чему не приведет и кончится, как только они потеряют друг друга из вида. Но года через три офицер, уже живя в Петербурге, получил от Лолы письмо. Знал ли он о по­пытке своей знакомой приехать на берега Невы? Однако женщину со слишком скандальной репутацией не пустили дальше городской заставы.

Впрочем, желание Лолы Монтес попытать счастье в Петербурге могло и не иметь никакого отношения к ко­роткому дорожному роману.

Год спустя после варшавских гастролей ее стали видеть в обществе Ференца Листа — великого Листа!

Он уже был одним из известнейших людей Европы. Музыкант-виртуоз, словно триумфатор, переезжал из стра­ны в страну, вызывая, по выражению Гейне, «настоящее сумасшествие, неслыханный в летописях фурор». Лист уто­пал в волнах славы, в восторгах толпы. Прекрасные жен­щины искали его любви.

Появление его рядом с Лолой означало ее сле­дующую сокрушительную победу. Как приятно ловить на себе завистливые взгляды и верить в дарованное небом женское всемогущество. Вот в таком великолепном на­строении, под руку с великим маэстро Лола прибыла в Париж, тот самый Париж, который видел ее юной про­винциалкой из колониального захолустья. Но сказать по правде, промчавшееся в одночасье время было довольно безрассудно отдано ею на потеху бурному темпераменту. Ни артистического имени, ни приличного состояния, ни надежного покровителя у нее не было. А молодость и красота — это как раз тот капитал, который с каждым годом имеет свойство таять.

Лола пораскинула мозгами и пришла к выводу, что эффектные выходы с музыкальным полубогом в будущем ничего не обещают. Женщины увлекали его, и конца это­му не предвиделось. Впрочем, даже если бы ей удалось крепко прибрать его к рукам, то ничего хорошего из этого не вышло бы! Гений в роли законного супруга тотчас пре­вращается в Божье наказанье.

Выбор Лолы падает на «короля прессы» мсье Дюжарье. Тот в восторге от женщины, сочетающей в себе манеры титулованной особы и смелость опытной куртизан­ки. Он уверен, что рядом с ней ему никогда не придется встретиться с напастью, приканчивающей самые пылкие отношения. Истории похождений новой подруги, да и многое, откровенно рассказанное ею самой, не только не коробят слух, но и воспламеняют презирающего всякие условности Дюжарье. Он уверен, что кому-кому, а уж ему-то вполне по силам подчинить себе эту женщину на­всегда.

Следует обручение. Весной 1846 года к своей испан­ской фамилии несравненная Лола, официально именуемая Марией Долорес, должна была присовокупить еще од­ну — Дюжарье. Разговоры о предстоящей свадьбе одной из самых модных женщин Парижа и «короля прессы» но­сились по всему городу.

В этот момент происходит одна встряска за другой, не оставившая камня на камне от великолепно задуманного здания во славу жизненного благополучия. Приревновав невесту к кому-то из армии не терявших надежд поклон­ников, Фламенго Дюжарье вызывает соперника на поеди­нок, итог которого заставил вздрогнуть Париж: «король прессы» убит.

За кровавой развязкой, похоронившей надежды пре­красной Долорес на супружеское счастье, следует новая неприятность: совсем некстати подал свой голос Томас Джеймс, которого дитя знойной Испании успело не только похоронить, но и прочно забыть.

Под угрозой судебного дознания Мария Долорес Монтес скрывается из Парижа. Багаж, который она увозит с собой, невелик, если не считать устойчивой репута­ции отпетой авантюристки. Без денег, без родных, порас­теряв друзей, напуганных ее скандалами, Лола раскиды­вает свой шатер в Баварии.

* * *

Здесь, как говорится, ее не ждали. Одна за другой откло­няются просьбы об ангажементе в придворном театре: Ев­ропа слишком мала, чтобы в одном углу аукнулось, а в другом не отозвалось. С особой сомнительных сценических дарований и несомненной предосудительности поведения никто не хочет связываться. Осенние дожди, обивавшие золотую листву мюнхенских парков, где испанской тан­цовщице приходилось коротать свои досуги, подвигали ее к мысли, что надо действовать. И действовать побыстрее.