Эльфийские камни Шаннары - Терри Брукс

Вил как будто обдумывал предложение.

«Любопытная сделка, — решил он, — очень любопытная. Скитальцы никогда ничего не дают раньше, чем получат что-либо взамен. Кефело явно что-то задумал. Но что?»

— Так ты говоришь, что поможешь мне узнать, где найти Оберег…

— Если смогу.

— …но не пойдешь со мной дальше?

Кефело пожал плечами.

— Я не хочу без толку рисковать своей жизнью. Найти корень и доставить его внучке эльфийского короля — это твое дело. — Он помедлил. — Но не думай, что тебе удастся смыться. Меня не обманешь. А любая попытка сделать это закончится очень плохо для тебя.

Долинец нахмурился.

— Но если ты не пойдешь со мной, то как ты узнаешь, удалось мне что-нибудь или нет?

Кефело громко рассмеялся.

— Целитель, я — скиталец, я узнаю. Я буду знать все, что случится с тобой, можешь мне поверить!

Усмешка его была такой свирепой, что Вил не на шутку встревожился. Но им во что бы то ни стало надо найти Оберег, и нужно сделать это, не пользуясь эльфийскими камнями. Любая помощь была желанна, даже если она исходила от такого пройдохи, как Кефело. По крайней мере, теперь у них была реальная возможность отыскать Источник Огненной крови до того, как демоны найдут их.

— Ну так как, решено? — снова спросил Кефело.

Вил покачал головой. Он хотел проверить скитальца.

— Половина — это слишком. Я отдам тебе треть.

— Треть? — Лицо Кефело потемнело, но тут же смягчилось. — Ну что ж. Я человек разумный: пусть будет треть.

«Что-то он уж больно легко согласился», — подумал Вил.

Такое же недоверие промелькнуло и в глазах Амбель. Однако эльфийка ничего не сказала. Решать должен он.

— Давай-давай, эльфин, решайся, — настаивал Кефело. — Не будем тратить драгоценное время на такие пустяки.

Долинец кивнул.

— Ладно. По рукам.

— Вот и славно. — Скиталец немедленно встал. — Как только я закончу здесь свои дела, мы сразу же возьмемся за ваши. Но пока оставайтесь в повозке. Не надо, чтобы вас видели в Угрюмом Углу. В лесу вы сможете выйти.

Он широко улыбнулся, махнул на прощание шляпой и вышел. Дверь мягко закрылась за ним, послышался звук задвигаемой защелки. Вил и Амбель смотрели друг на друга.

— Я ему не доверяю, — прошептала Амбель.

Вил кивнул.

— Я тоже.

Через мгновение повозка дернулась и начала разворачиваться: путешествие по Диким дебрям продолжалось.

Глава 37

Старик сидел в плетеном кресле-качалке, смотрел на темнеющий лес и что-то тихо бормотал себе под нос. Он разговаривал сам с собой. Далеко на западе, за плотной стеной деревьев, что окружали поляну, за Дикими дебрями, за горами, красное солнце медленно опускалось за горизонт, и свет дня растворялся в сумеречной мгле. Старик особенно любил это время: дневная жара сменялась прохладой вечерних сумерек, воздух звенел, закат окрашивал небо в алый и малиновый цвета, которые постепенно стирались синевой ночи. На сине-черном небе проступали луна и звезды, белое сияние проникало сквозь сплетение древесных ветвей, воздух, обычно тягучий и влажный днем, благоухал свежестью, листья деревьев шептались о чем-то с неторопливым ночным ветерком. В эти часы Дикие дебри как будто становились другими, и человек видел в них старого, близкого друга.

Старик часто смотрел на долину, и всегда с чувством глубокой и прочной привязанности, даже преданности. Немногие так относились к Диким дебрям, но ведь и немногие знали долину так, как узнал ее он. Да, это было ненадежное и коварное место: казалось, сама природа здесь только и ждет удобного случая, чтобы заманить человека в ловушку и погубить. В этом краю жили странные, злобные существа, о которых рассказывают у ночных костров, рассказывают тихим шепотом, с опаской оглядываясь по сторонам. Здесь жила смерть, и с каждым днем она подходила все ближе, жестокая, неумолимая, неизбежная. Дикие дебри — край охотников и добычи. Старик многое повидал за те годы, которые он провел здесь.

Старик погрузился в воспоминания. Шестьдесят лет назад он впервые пришел сюда — давно, очень давно. За эти годы долина стала его домом — не тем шумным домом, полным людей, надежным, почти безопасным и бессмысленно-скучным, но истинным домом — местом уединения и покоя, размышления и силы, вызова и отваги, местом, куда мало кто отваживается приходить и еще меньше — оставаться. Лишь немногие, похожие на него, и теперь он остался последним. Последним из тех, что когда-то пришли в долину, чтобы сделать ее своим домом. Остальных поглотил дикий край, затянул, свел с ума, похоронил в темной глуши. Дикие дебри! Конечно, были еще эти убогие дураки, что жались, подобно побитым псам, к своим ободранным лачугам в Угрюмом Углу, постоянно обманывая и грабя друг друга. Но эта долина не для них, и никогда им не стать здесь хозяевами: ведь они даже не знают, что такое Дикие дебри, а главное — и не желают узнавать. С тем же успехом они могли бы сидеть в чулане какого-нибудь замка и при этом считать себя его хозяевами.

Сумасшедший — они называют его сумасшедшим, эти болваны из Угрюмого Угла. Старик живет один в какой-то дикой глуши, — конечно же, безумец. Он криво усмехнулся. Хорошо, пусть так. Но он сам выбрал себе жизнь и никогда бы не согласился променять ее на их жалкое прозябание.

— Шлынд, — хрипло позвал он.

Огромный черный пес, спящий у его ног, потянулся и поднялся. Шерсть стояла торчком во все стороны, гигантский зверь был больше похож не на собаку, а на помесь волка с медведем; он широко зевнул и внимательно посмотрел на хозяина.

— Эй, ты! — снова позвал старик, и пес положил лохматую голову ему на колени, ожидая, когда же хозяин потреплет его по ушам.

Откуда-то из темноты раздался пронзительный крик, повис в тишине слабеющим эхом, потом затих. Шлынд резко повернул голову. Старик кивнул. Болотная кошка. Кто-то попался ей на пути и поплатится за это.

Взгляд старика лениво блуждал, выхватывая из полумрака давно знакомые очертания. Вот его дом, небольшой, но прочный — он строил его из тяжелых бревен и даже проконопатил дранку на крыше раствором извести. Сразу же за домом сарай и колодец, потом — загон, где старик держал своего единственного мула; маленькая мастерская под навесом, а дальше уже всякий хлам и мусор. Старик любил возиться в мастерской: целыми днями он вырезал из дерева фигурки людей и зверюшек, но виделся с людьми редко — сам не искал встреч и старался не давать повода наведываться к нему.

Старик потянулся и встал. Солнце зашло, ночное небо украсил бисер звезд и сияние лунного света. Самое время собрать что-нибудь поесть. Старик обернулся к маленькому треножнику с котелком на костерке — кухне на краю поляны, покачал головой и направился к костру. Небольшого роста, тощий, сгорбленный старик в изодранной рубахе и коротких штанах. Он был почти лыс — тонкие пряди седых волос вокруг обширной плеши, зато белая как снег длинная и густая борода смотрелась роскошно. Задубевшая коричневая кожа морщилась на его сухощавом теле, под набрякшими полуопущенными веками прятались ясные, проницательные глаза. Он шел согнувшись, с трудом переставляя как будто затекшие после долгого сна ноги.