Мы остаёмся жить - Извас Фрай

Я слишком поздно обратил внимание на то, что в дрожащей руке он держит вновь заряженный пистолет. Не трудно было догадаться, против кого он обратит его на это раз.

Старый инстинкт на этот раз меня не подвёл. Выстрел пришелся Рудольфу не в висок, а в сторону, в которой, по счастью, никого не оказалось. Он попытался вырваться и хоть сил у него в тот момент было больше, чем у меня, повторить попытку самого надёжного побега на свете он решился. Я сжимал его запястье и он выронил пистолет, впервые у меня на глазах заливаясь слезами.

– Отпусти меня, – прошипел он, пряча глаза вниз, за лбом, – за что ты так меня ненавидишь? Как ты вообще оказался здесь – я же убил тебя?! Я сошел с ума.

Я снова ударил его, но на этот раз не затем, чтобы обезвредить, а потому что это был единственный язык, который он понимал.

– Счёты с жизнью сведёшь как-нибудь потом, – сказал я, – сейчас, у нас двоих, как офицеров немецкой армии, есть задача поважнее. Союзники ещё не вошли в город, только потому, что они не хотят навредить пленным. Но я бы не рассчитывал, что это задержит их недолго. Если бы я дал тебе покончить с ними – то считай, что мы все были бы уже мертвы. Ты сам сказал, что Германия капитулировала; больше нет войны, в Европе настал мир. Все уже устали от неё и не хотят умирать в пустых сражениях. Это даст нам шанс сдаться.

– Ты и вправду думаешь, что они просто так дадут нам сдаться в плен?! – кажется, сквозь страх и безумие, в его тоне послышалась насмешка.

– Конечно, они будут судить нас по своему закону. Но это лучше, чем впустую умирать здесь.

– Ты уже мёртв, – сказал он, будто на миг очнулся от глубокого сна, – я ведь убил тебя, а теперь ты говоришь со мной. Отпусти меня, дьявол. Я не хочу страдать!

Я снова ударил его.

– Где твоё мужество, офицер?! Ты не убил меня, а ранил. Притом не сильно, раз я ещё могу ходить. И сейчас – точно не время выяснять отношения. Мы должны собрать всех людей, провести переговоры и сдаться.

– Солдаты не станут слушать нас. Они в панике. Они уже знают, что сэмы не берут пленных. Они скорее перестреляют друг друга, чем подчинятся приказа офицеров несуществующей армии.

– Мы соберём их и усмирим.

– Как?! У них теперь новые командиры из числа бывших рядовых. Если нас не расстреляют сэмы – то они уж точно.

Я вновь замахнулся, но он остановил мой удар, схватив меня за запястье.

– Не смей больше бить меня. В былые времена, я бы оторвал тебе руку. Но я сам понимаю, в насколько тяжёлой ситуации мы очутились. И вместо того, чтобы вытирать мне сопли, лучше бы занялся делом. Я уже сталкивался с бунтами и знаю, что нужно делать.

– Мы больше не в Варшаве. И времени у нас нет. Только вместе мы сможем справиться и с солдатами, и с сэмами. Ты понимаешь это, Рудольф?

– Намного лучше, чем ты.

Он удивил меня: вместо вполне ожидаемой бури из угроз и оскорблений, которые должны были последовать, он ответил вполне спокойно и даже кивнул, как усталый мастер выпутываться из сложных ситуаций.

– Ты прав в одном – мы должны созвать людей, хотят они того или нет, – он вдохнул побольше воздуха, – и признать своё поражение, чтобы иметь хоть какой-нибудь шанс…

Теперь, настала моя очередь удивить себя. Я не думал, что это произойдёт, но мне пришлось согласиться со словами Рудольфа и сделать так, как мы с ним задумали.

– Осталось совсем мало времени. Приступаем сейчас же.

Тем временем, взобравшись на крышу какого-нибудь не разрушенного здания, можно было разглядеть вдали ряды танков и тянущихся за ним, прячущихся за их бронёй, солдат. Они медлили и всё никак не могли решиться. Никто не хочет этой битвы. Остаётся лишь верить, что у нас ещё есть немного времени; надеяться, что кто-нибудь не совершит ужасную ошибку, которая погубит всех нас.

Каким образом наш любимый герой и его новый лучший друг при поддержке Рудольфа доставали своих разбежавшихся солдат из укрытий, руин и бомбоубежищ – отдельная история, полная сильных чувств, грубых слов и незабываемых эмоций. Хорошо, что бессмертие, помимо вечности, дарует так же и полное равнодушие к разного рода опасностям; а так же презрение к любому виду времени. Несколько минут я простоял у развалин своего пивного дворика, которому посвятил лучшие свои месяцы за последние годы и который успел на короткое время стать мне вместо дома. Но я завидовал участи своего детища. Так трудно из века в век повсюду видеть смерть и не иметь ни малейшей возможности её попробовать. Так, постепенно, я становился мертвее, чем само мёртвое; стал ещё большей руиной, чем мой пивной дворик.

Только другой бессмертный может понять мои чувства и помочь мне. Как и я – только я один могу помочь своему единственному вечному спутнику во времени навсегда избавиться от этого пути. Но и тут не всё так просто. Всё познаётся через сравнение, но даже во всей паутине человеческой жизни мне трудно сыскать подходящий пример, чтобы это описать. Но я постараюсь.

Наше с ним общее бессмертие можно представить в виде сообщающихся сосудов, наполненных водой, а ещё лучше, спиртом. Всё в них уравновешено; и если из одной ёмкости исчезает содержимое, то потери возмещаются из другой, сохраняя баланс. Разница здесь в том, что сосуды эти – бездонны и жидкость из них, хоть сколько её не проливай, не кончится никогда просто так. Если жизнь простого человека похоже на колбочку с парой капель на донышке, то у нас на двоих – двадцать тысяч океанов воды плюс вся бесконечность в запасе. И чтобы разбить такие сосуды – придётся приложить больше сил, чем просто много.

Постараюсь объяснить по-другому: представь себе алмаз – такой большой, что сведёт с ума даже самого уравновешенного ювелира. Сколько ни пытайся разбить его – останешься с носом. И только знающие секрет алмазов поймут, что нужно сделать. Алмаз разбить можно другим алмазом. Сам я никогда не пытался, а только слышал, что есть такой способ. Разбить алмаз бессмертия другим таким алмазом, проделать дырочки в сосудах, чтобы осушить их полностью – это наша цель.

Но и здесь всё не так просто.

Мы могли бы встать друг напротив друга, взять по пистолету и выстрелить одновременно. А затем очнуться и тереть себе