Долгая дорога домой - Пол Андерсон

– Спасибо. – Губы марсианина изогнулись вверх. – Это не моя заслуга, а заслуга Господа.

Ответить на такое было нечего.

– Прошу меня извинить. – Торнтон повернулся к Эвери. – Я хочу решить один вопрос, и мне сказали, что в этой экспедиции вы – официальное лицо для подачи жалоб. Я только что просматривал список персонала и сверялся с записями. У вас есть инженер по имени Рубен Янг. Он новый христианин по вероисповеданию, если это можно так назвать.

– Э-э-э… да. – Эвери опустил взгляд. – Я знаю, что ваши секты не ладят, но…

– Не ладят! – На виске Торнтона начала пульсировать вена. – Это новые христиане заставили нас переселиться на Марс, когда были у власти. Это они извратили доктрину до такой степени, что люди начали испытывать к реформизму омерзение. Это они спровоцировали нас на войну с Венерой. – (Вовсе нет, подумал Лоренцен: отчасти причина заключалась в борьбе за власть, отчасти – в работе земных психменов, желавших, чтобы их хозяева сыграли роль килкеннийской кошки[10].) – Это они продолжают оговаривать нас перед всей Солнечной системой. Это из-за их фанатиков я вынужден ходить на Земле с оружием. – Он сглотнул и сжал кулаки. Затем негромко продолжил: – Я человек терпимый. Только Всевышний может отличить праведника от грешника. Можете взять с собой столько иудеев, католиков, мусульман, атеистов, коллективистов, себастьянистов и не знаю кого еще, сколько пожелаете. Но, присоединяясь к этой экспедиции, я беру на себя обязательство вместе работать, а быть может, и вместе сражаться и спасать жизнь любого, кто будет на борту. Я не могу принять это обязательство по отношению к новому христианину. Если едет Янг, значит, я не еду. И точка.

– Ну, ну. – Эвери провел рукой по волосам, и этот жест выглядел странно беспомощным. – Мне жаль, что вы так считаете…

– Правительственные идиоты, предположительно занимавшиеся подбором персонала, должны были понимать это с самого начала.

– Быть может, вы рассмотрите…

– Нет. У вас есть два дня, чтобы сообщить мне об исключении Янга. По истечении этого срока я куплю обратный билет на Марс. – Торнтон встал. – Я прошу прощения за свою грубость, но таково положение дел, – закончил он. – Поговорите за меня со штаб-квартирой. А сейчас мне лучше уйти. – Он пожал руку Лоренцену. – Рад познакомиться, сэр. Надеюсь, в следующий раз мы встретимся при более приятных обстоятельствах. Я бы хотел немного расспросить вас о той рентгеновской работе.

Когда он вышел, Эвери шумно вздохнул.

– Как насчет выпить? Лично я в этом отчаянно нуждаюсь. Что за ханжа!

– С реалистической точки зрения он прав, – осторожно заметил Лоренцен. – Если эти двое окажутся на одном корабле, дело кончится убийством.

– Надо полагать. – Эвери взял встроенный в кресло микрофон и переговорил с «ОбслужНомом». Потом вновь повернулся к гостю: – Понятия не имею, как произошла эта оплошность. Но меня это не удивляет. Похоже, весь проект проклят. Все идет наперекосяк. Мы на год отстаем от исходного расписания, а стоимость почти вдвое превышает расчетную.

Из «ОбслужНома» выскочил поднос с двумя стаканами виски с содовой и приземлился на столик на колесиках, который подъехал к мужчинам. Эвери взял стакан и жадно выпил.

– Придется избавиться от Янга, – сказал он. – Он всего лишь инженер, а их навалом. Без физика уровня Торнтона нам не обойтись.

– Удивительно, что столь одаренный человек – вы ведь знаете, что он еще и математик высшего звена? – оказался… пуританином.

– Ничего удивительного. – Эвери мрачно отпил виски. – Человеческий разум – странная, коварная штука. Вполне можно одновременно верить в десяток взаимоисключающих идей. Немногие люди учатся думать по-настоящему; большинство используют лишь поверхность своего разума. Все прочее – условные рефлексы и рационализация тысяч подсознательных страхов, отвращений и желаний. Мы наконец приближаемся к науке о человеке – настоящей науке, – начинаем понимать, как нужно растить ребенка, чтобы он стал поистине разумным. Но пройдет немало времени, прежде чем результаты проявятся в больших масштабах. Наша история оставила нам слишком много безумств, они встроены в саму структуру человеческого общества.

– Э-э. – Лоренцен неловко поерзал. – Надо полагать, вы правы. Но, э-э, по поводу более насущных вопросов. Вы хотели меня видеть…

– Лишь для того, чтобы выпить и поговорить, – ответил Эвери. – Моя работа – узнать каждого человека на борту лучше, чем он сам себя знает. Но на это требуется время.

– У вас есть мои психотесты, которые я прошел, когда подал заявку на участие в экспедиции, – сказал Лоренцен. Его лицо пылало. – Этого недостаточно?

– Нет. Пока вы – лишь набор баллов, многомерных профилей, эмпирических формул и чисел. Я бы хотел узнать вас как человека, Джон. Я не хочу лезть не в свое дело. Я просто хочу подружиться.

– Ладно. – Лоренцен сделал большой глоток. – Валяйте.

– Никаких вопросов. Это не осмотр, а беседа. – Эвери снова вздохнул. – Господи, жду не дождусь, когда мы окажемся в космосе! Вы понятия не имеете, какими крысиными бегами обернулось все это дело, с самого начала. Если бы наш друг Торнтон знал все детали, возможно, он бы пришел к выводу, что Господь не желает, чтобы человек отправился на Троаду. И, быть может, не ошибся бы. Иногда я сам начинаю сомневаться.

– Первая экспедиция вернулась…

– Это была не экспедиция Лагранжа, а корабль, набитый астрономами, которые просто исследовали звезды в скоплении Геркулеса. Они обнаружили систему Троада – Илион в ходе изучения солнц Лагранжа и собрали в космосе некоторые данные – достаточно, чтобы оправдать планетографическую разведку. Но они не садились.

– Первая настоящая экспедиция Лагранжа не вернулась.

В комнате повисла тишина. За большими окнами город пылал огнями на фоне тьмы.

– А мы – вторые, – наконец произнес Лоренцен.

– Да. И говорю вам, все идет наперекосяк. Сначала у Института ушло три года на то, чтобы собрать деньги. Потом имела место невероятная неразбериха в администрации. Потом начали строить корабль – нельзя было просто купить его, все корабли оказались заняты, – и весь процесс сопровождался задержками. Этой детали не было в наличии, ту деталь нужно было делать под заказ. В итоге время строительства и затраты сильно выросли. Потом – это секретная информация, но вам я могу сказать – имел место саботаж. Главный конвертер сошел с ума на первом испытании. Мы не лишились его только потому, что один человек все-таки исполнил свой долг. Но все равно ремонт и задержка истощили казну Института, и последовала очередная задержка, в ходе которой шел сбор денег. Это было непросто: интерес общества к самой идее колонизации падает с каждой неудачей. Однако теперь почти все готово. По-прежнему остались проблемы – сегодня вы видели лишь одну из самых