Дьюма-Ки - Стивен Кинг

– Я и не собирался.

– Потому что у нее с Карсоном… насколько я знаю, она тебе о нем рассказывала…

– Рассказывала.

– Я уверена, там возникли проблемы. Илли говорит, что «все обдумывает». Это ее слова. Рик не удивлен, он считает, что нельзя доверять человеку, который молится на людях. И мне кажется, что моя сестра заметно повзрослела.

«То же самое можно сказать и о тебе, Лин», – подумалось мне. Я вдруг увидел ее семилетней, такой больной. Тогда мы с Пэм боялись, что она может умереть у нас на руках, хотя никогда не говорили об этом вслух. Огромные черные глаза, бледные щечки, жидкие волосы. Однажды я, глядя на нее, даже подумал: «Череп на палочке», – и возненавидел себя за эту мысль. А еще больше ненавидел себя за другое: раз уж одна из дочерей так тяжело болела, в глубине сердца я радовался, что это была Лин. Я всегда пытался убедить себя, что одинаково люблю своих детей, но лгал себе. Возможно, некоторые родители действительно могли такое сказать (думаю, Пэм – могла), но не я. Мелинда знала об этом?

Разумеется, знала.

– Ты уж следи за своим здоровьем.

– Я стараюсь, папуля. – Я буквально увидел, как она закатила глаза.

– Вот и хорошо. Жду тебя.

– Папуля? – Пауза. – Я тебя люблю.

Я улыбнулся.

– Сколько раз?

– Миллион и один под подушкой, – ответила она, словно старалась рассмешить ребенка. И все сделала правильно.

Какое-то время я посидел, глядя на Залив и рассеянно потирая глаза, а потом набрал еще один номер, в надежде, что на сегодня этот звонок – последний.

vii

Часы показывали начало первого, и, честно говоря, я не ожидал застать ее дома; думал, что она отправилась с друзьями на ленч. Но, как и Пэм, она сняла трубку после первого же гудка. Ее «алло» прозвучало крайне осторожно, и до меня вдруг дошло: она думала, что я – Карсон Джонс, который звонит с просьбой дать ему еще один шанс или чтобы все объяснить. Объяснить в очередной раз. Эту догадку я ничем не мог подтвердить, но подтверждения и не требовалось. Иногда ты просто знаешь, что угадал.

– Эй, If-So-Girl, как поживаешь?

Ее голос тут же расцвел.

– Папуля!

– Как ты, цыпленок?

– У меня все отлично, папуля, но не так отлично, как у тебя. Помнишь, я говорила, что они хороши? Говорила я тебе или нет?

– Говорила. – Мои губы сами растянулись в улыбке. Для Лин, возможно, голос сестры звучал слишком по-взрослому, но я после первого осторожного «алло» слышал прежнюю Илли, искрящуюся, как налитая в стакан газировка.

– Мама говорила, что ты тянешь резину, но она собирается скооперироваться с твоим тамошним другом и разогнать тебя как следует. Мне это понравилось! И голос у нее был, как в прежние дни! – Она замолчала, чтобы глубоко вдохнуть, а потом чуть сбавила темп: – Не совсем, конечно, но близко к тому.

– Я понимаю, о чем ты, конфетка моя.

– Папуля, ты молодец. Это не просто возвращение, но еще и шаг вперед.

– И во сколько мне обойдется вся эта лесть?

– В миллион. – Она рассмеялась.

– Все еще собираешься пересечься с «Колибри»? – Я надеялся, что в моем голосе слышится чистое любопытство. И никакого интереса к любовной жизни моей почти двадцатилетней дочери.

– Нет, – ответила она. – Думаю, с этим покончено. – Всего пять слов, не таких уж и длинных, но в них я услышал другую, повзрослевшую Илзе, для которой не в столь уж отдаленном будущем второй кожей станет деловой костюм, колготки и туфли с практичным каблуком в три четверти дюйма. В рабочие дни она, возможно, будет собирать волосы в хвост, а из здания аэропорта будет выходить с кожаным брифкейсом вместо рюкзачка на спине. Уже не «If-So-Girl». Из такой «картинки» «if» я мог смело вычеркивать. Как и «girl».

– Совсем или…

– Это еще вопрос.

– Я не собираюсь совать нос в твои дела. Просто любознательные папаши…

– …хотят знать, что к чему. Естественно, хотят, но на этот раз помочь тебе ничем не могу. На сегодня я точно знаю, что все еще люблю его… во всяком случае, думаю, что люблю… и мне его недостает, но выбор должен сделать он.

Вот тут Пэм спросила бы: «Между тобой и девушкой, с которой он поет?» – я же задал другой вопрос:

– Ты не забываешь про еду?

Она залилась радостным смехом.

– Отвечай на вопрос, Илли.

– Трескаю, как чертова свинья!

– Тогда почему ты сейчас не на ленче?

– Мы собираемся пойти на пикник в парк, вот почему! Берем с собой лекции по антропологии и фрисби. Мне велено принести сыр и французский батон. И я уже опаздываю.

– Понятно. Главное, чтобы ты ела и не грустила в своем шатре.

– Ем хорошо, грущу в меру. – Голос вновь изменился, стал взрослым. Столь резкие переходы меня расстраивали. – Иногда я лежу без сна, потом думаю о тебе, как ты там? Ты тоже лежишь без сна?

– Случается. Но теперь редко.

– Папуля, женитьба на маме – твоя ошибка? Или ее? Или так уж вышло?

– Не так уж вышло и не ошибка. Двадцать четыре счастливых года, две дочери, и мы до сих пор нормально общаемся. Никакой ошибки, Илли.

– Ты хотел бы все изменить?

Мне постоянно задавали этот вопрос.

– Нет.

– Если бы ты мог вернуться в прошлое и пойти другой дорогой… ты бы вернулся?

Я ответил не сразу, но паузу не затянул. Иной раз нет времени решать, какой ответ лучший. Иной раз ты можешь сказать только правду.

– Нет, милая.

– Понятно. Я скучаю по тебе, папа.

– Я тоже.

– Иногда я скучаю и о прошлом. Когда все было проще. – Она замолчала. Я мог бы что-то сказать (хотел), но не открыл рта. Бывает, молчание – золото. – Папа, люди хоть изредка получают второй шанс?

Я подумал о моем втором шансе. О том, как выжил после несчастного случая, хотя вроде бы не мог не отправиться в мир иной. И я не просто существовал – жил. Волна благодарности накатила на меня.

– Постоянно.

– Спасибо, папуля. Мне не терпится тебя увидеть.

– Мне тоже. Скоро получишь официальное приглашение.

– Хорошо. Я правда должна бежать. Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

После того как она повесила трубку, я посидел с телефоном возле уха, вслушиваясь в ничто.

– Живи днем и позволь жить дню, – сказал я себе.

Потом в трубке появился длинный гудок, и я решил, что должен позвонить еще в одно место.

viii

На этот раз я услышал более живой и куда менее осторожный голос Элис Окойн. Решил, что это хорошая перемена.

– Элис, мы еще не обсудили название выставки.

– Я подумала, что вы хотите назвать ее «Розы, растущие из ракушек». Хорошее название. Очень красноречивое.

– Согласен. – Из «флоридской комнаты» я оглядел Залив. Поверхность воды сверкала, как полированная сине-белая пластина. Мне приходилось щуриться, чтобы смотреть на нее. – Но не совсем правильное.