Под прикрытием - Александр Афанасьев

Дополз. Замер.

Охота…

Почему-то именно сейчас Бухгалтеру вспомнилась последняя настоящая охота, в которой он принимал участие, – охота не на людей. Это было здесь, в Шотландии, на продуваемых всеми ветрами вересковых пустошах. Тогда он шел один по этой мрачной пустыне, а где-то левее, примерно в миле, бухали залпы выстрелов из двустволок и скакали лошади. Последнее развлечение знати – раз запретили охоту на лис с гончими, гончих заменили ружья. Он не любил и не уважал такие охоты – большой компанией, шумные, с виски, с похвальбой перед присутствовавшими там же дамами. Это было что-то типа шумного карнавала, приятного времяпрепровождения с убийством животного как бы между делом, для веселья. Для него это было неприемлемо. Он всегда охотился в одиночку, даже без проводника, он уходил от человеческого жилья на несколько дней, стараясь слиться с природой, стать ее частью. Он использовал нетипичное для Великобритании комбинированное ружье с одним нарезным и одним гладким стволом. Только один шанс – он всегда стрелял один раз, и если пуля не находила цель, значит, зверь выиграл, а он проиграл. Такова была игра. Честная игра.

Тогда на него выскочил тот лис. Старый, побитый жизнью лисовин с обтрепавшейся рыжей шерстью. Он выбежал прямо на него, загнанно дыша и подволакивая заднюю ногу. В него попало несколько дробин, но этого было недостаточно для того, чтобы убить его. Увидев его, лис остановился и посмотрел ему в глаза, а он посмотрел в глаза зверя. Они стояли так несколько долгих секунд – и, казалось, на многие мили вокруг не было больше живых существ, кроме него и этого самого лиса. Но слева опять раздалось гиканье, и лис рванул дальше, тяжело пробежав в нескольких метрах от него. А потом на поляну, где он стоял, выскочили несколько верховых – молодые, наглые, на разгоряченных скачкой лошадях, в теплых костюмах для верховой езды. С ними были и дамы – две или три – заливисто смеющиеся, с легкими дробовиками-переломками. Увидев спокойно стоящего посреди пустоши человека, они удивились, потом подскакали к нему поближе и спросили, не видел ли он подстреленного ими несколько минут назад лиса. Бухгалтер сказал, что видел, и указал им направление, куда тот пробежал – совсем не то, куда лис побежал на самом деле. Одному из верховых что-то не понравилось, и он хотел еще что-то сказать или сделать, но находившаяся на пританцовывающем рядом кауром жеребце молодая рыжеволосая красотка удержала своего спутника от этого. Он знал, что женщины гораздо лучше чувствуют опасность. Видимо, это шло еще с первобытных времен, когда им приходилось оберегать свое потомство от хищников. Вот и сейчас эта красотка почувствовала, что ее кавалер вплотную подошел к смертельно опасной черте, к самому краю обрыва.

А потом, когда они ускакали в том направлении, которое он им показал, Бухгалтер долго смотрел им вслед. И пожелал зверю удачи.

Мертвые… И живые…

Размышления Бухгалтера прервал хлесткий щелчок – словно пастушьим кнутом. Еще через долю секунды до него донесся раскатистый грохот выстрела.

Его обнаружили.

Бухгалтер медленно вышел из-за валуна, держа руки за головой, и начал спускаться вниз, к старому деревенскому амбару…

Человек, который его ждал там, у амбара, был сед, кряжист, невысок, он зарос бородой по самые глаза и чем-то напоминал гнома. Выделялись руки – большие, красные, руки работяги, все в мозолях и каких-то пятнах. В руках он держал странного вида длинноствольное нарезное ружье, из которого сейчас и выстрелил.

– А если бы ты в меня попал? – вместо приветствия сказал Бухгалтер, не опуская сцепленные за головой руки.

– Одним клиентом стало бы меньше, – ответил «гном», опуская ружье. – Давно тебя не видел.

– Было много дел. Руки можно опустить?

Вместо ответа «гном» протянул ему свою.

Гнома звали Николас Моргейт, и когда-то давно он работал на королевской оружейной фабрике в Бирмингеме, которая была основным производителем оружия в Британской Империи. Тогда клеймо BSA означало наивысшее качество, оружие с таким клеймом ценилось дороже любого другого. Две тысячи солдат, вооруженные винтовками и пулеметами BSA, могли поставить на колени целую африканскую страну. Потом… потом много чего произошло, и славное британское оружие потерпело два подряд сокрушительных поражения. Сначала сумрачный германский гений, бесчисленные ряды вымуштрованных пруссаков с «маузерами», в пух и прах разбили основного континентального союзника Британии – Францию, а заодно разгромили и британский экспедиционный корпус. А потом, не успев оправиться от поражения на континенте, британцы потерпели новое, еще более сокрушительное. Бесчисленная русская армия вторглась на Восток, конные казачьи лавы, подобно метле, вымели с Востока остатки турецкого владычества и обрушились на британские войска. Скорее всего, они смогли бы выстоять, но тут германцы по сговору с Россией и с вероломными предателями-бурами выступили в Африке. В результате допущенных грубейших ошибок – Британии надо было отдать что-то одно, а за второе держаться изо всех сил – потеряли и то, и другое. Воевать на несколько фронтов против двух сильнейших континентальных держав у острова, снабжение которого оказалось под угрозой из-за действий германских рейдеров и подводных лодок, просто не хватило сил, даже при поддержке со стороны всего цивилизованного мира. Блестящие операции британского флота против русского и германского ничего не могли изменить – в конце концов, война-то велась на суше, сухопутными группировками войск. А безумный прорыв русских и германцев к Скапа-Флоу и к устью Темзы довершил картину национального унижения и заката величайшей в истории колониальной империи, над владениями которой никогда не заходило солнце.

Но фабрика BSA продолжала снабжать оружием британскую армию, надеявшуюся на реванш – в Лондоне создали даже такой клуб – клуб «Реванш», но политического лидера, способного очертя голову броситься в атаку, не было. Были лидеры, которые понимали – война с одним континентальным противником означает войну и с другим, а такая война превратится в атаку легкой бригады[92]. Русские становились все сильнее, и флот их становился все сильнее. Что уж говорить про германцев, нацию солдат. Рассорить Россию и Германию, вызвав войну между ними, не удалось – Россия завязла на Востоке, Германия – в Африке. А потом появилось ядерное оружие, отдалив идею реванша куда-то в неведомые дали. Все поняли, что надо как-то приспосабливаться жить и с нанесенным, неотомщенным оскорблением.

Николас Моргейт начинал на бирмингемской фабрике в качестве обыкновенного рабочего, но скоро мастера подметили за ним своеобразный талант. Он всегда и во всем находил, что улучшить. Кроме того, он в голове мог представить, как будут взаимодействовать между собой детали, которые пока что находятся только в чертежах, он «чувствовал чертеж». Это сейчас есть специализированные программы, на которых любой чертеж можно переложить в 3D и увидеть, как детали себя ведут в механизме. А тогда подобные навыки молодого рабочего были сверхценными.

Его перевели в конструкторский отдел, и там он успел поработать над тем, что потом стало основной британской винтовкой пехотинца. Верней, он входил в число тех, кто был категорически против новомодного бул-папа и предлагал за основу взять наработки североамериканского конструктора Стоунера и русского Коробова, тогда еще малоизвестного. Их группа не смогла отстоять свою точку зрения, а сам Моргейт очутился… в тюрьме. Там он оказался в результате дикого инцидента с полицией, в котором виноваты были именно полицейские. Отмотав на торфяных приисках три года, он переселился в Шотландию и начал заниматься тем, чем он занимался по сей день.

Коньком Моргейта были винтовки. Снайперские винтовки. Он не был так знаменит, как Малькольм Купер[93], у него не было завода. Был только он сам и небольшой цех – на первом этаже собственноручно перестроенного старинного амбара, на втором он жил и принимал клиентов. И хотя оснащение этого цеха уступало заводу Купера, винтовки, выходившие из рук Моргейта, винтовки Купера однозначно переигрывали. В отличие от Купера, у Моргейта было еще одно ценное качество – он никогда не задавал вопросов, для чего нужно то или иное оружие. Надо – и покупай.

Сейчас Моргейт отступил в сторону, приглашающе показал Бухгалтеру на лестницу, пристроенную к амбару сбоку – некрасиво, зато удобно. Бухгалтер пошел вперед – дорогу он знал, ибо бывал здесь не раз. Перехватив поудобнее винтовку, хозяин направился следом.

На втором этаже все было так же, как несколько лет назад, когда Бухгалтер последний раз побывал здесь. Жарко горящий в камине торф. Грубо сколоченная руками самого хозяина мебель. Лежбище с овчинным пологом. Голые, грубо обработанные стены. И, как что-то нереальное, компьютер и большой кульман с прикрепленными к нему листами чертежей в углу.