Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе - Владимир Козлов

Ефима Федоровича обвинили в том, что перед толпой он «поставил на голосование» вопрос о пропуске поезда[602]. По рассказу самого Сильченкова, дело обстояло так. Сначала на требование какого-то неизвестного сойти с насыпи он ответил: «Почему я должен сойти, я такой, как и ты. Я тоже Родину защищал, а поэтому мне близки ее интересы», — и поделился услышанным: якобы на станции Хатунок разобран путь железной дороги: «Как бы не было плохих последствий». Но тут Ефим Федорович увидел знакомых коммунистов с завода, которые пытались пропустить поезд. «Для меня стало ясно, — рассказывал впоследствии Сильченков, — что для них больше известно, разобран путь или нет. И я крикнул в толпу: «Товарищи, пропустим поезд!». Послышались голоса: «Пропустить!». И паровоз дал гудок отправления, а я пошел домой с товарищем по работе…»[603]

Активно вмешалась в ход событий у остановленного поезда 38летняя уборщица НЭВЗ М.А.Залетина. Эта женщина с четырехклассным образованием, замужняя, мать троих детей (один из которых, очевидно, из-за крайней бедности, содержался в детском доме) выкрикивала в толпу у поезда свои обиды: «получает 30 руб., у меня двое детей, и их нечем кормить, а муж погиб». Все свое возмущение несправедливостью жизни Залетина в момент беспорядков обратила на коммунистов: «Толстопузые, бить коммунистов»[604]. Еще одним «зачинщиком» беспорядков на железной дороге был объявлен отец троих детей, 35-летний слесарь-наладчик НЭВЗ И.Д.Иванов. Очевидно, так же как и Залетина, он просто не знал, как теперь прокормить семью, и искал повода выплеснуть свое возмущение. На обращенную к толпе просьбу пропустить поезд Иванов выкрикнул, что пока поезд стоит на путях можно будет собрать больше народа[605].

В какой-то момент дружинникам и коммунистам удалось переломить ситуацию. Предполагалось отправить поезд по заданному маршруту. Но для этого он должен был пройти мимо электровозостроительного завода, т. е. через скопление людей. Значит, были возможны новые эксцессы. Полагая, что поезду лучше вернуться на предыдущую станцию, 38-летний машинист испытательной станции НЭВЗ, коммунист В.Ф.Гладченко (со средним техническим образованием, отец одного ребенка, ранее не судимый) затормозил паровоз. Следствие и суд версии Гладченко не приняли, и 19 июля 1962 г. он, как и все прочие действительные и мнимые зачинщики беспорядков, был приговорен Ростовским областным судом к несоизмеримо высокой мере наказания — 10 годам лишения свободы[606]. А поезд все равно пришлось уводить задним ходом. Произошло это в четыре часа дня, когда, наконец, удалось вытеснить бунтовщиков из состава и убрать их с крыш вагонов [607].

Растерянность властей. Неудачные попытки использовать милицию.

К четырем часам на заводе собралось уже все областное начальство: первый секретарь обкома КПСС Басов, председатель облисполкома, председатель совнархоза, другие ответственные работники области и города[608]. Толпа переместилась к заводоуправлению и потребовала выступления «начальников»[609]. Среди забастовщиков уже произошел раскол. Одни пытались силой ворваться в заводоуправление, другие требовали продолжать забастовку, «но без хулиганских проявлений»[610]. Активные действия «экстремистов», как это чаще всего бывает в моменты наивысшего накала страстей, придали внешнему облику событий именно погромный характер. Спровоцировало же погром прежде всего бездействие властей[611].

В конечном счете толпа реализовала обе программы действий — и «экстремистскую» («бей коммунистов», громи заводоуправление) и «умеренную» (даешь митинг!). Под требования и крики «умеренных» о выступлении руководства, «экстремисты» начали штурм заводоуправления. Штурму сопутствовало символическое осквернение «портрета вождя», совершенное очередным молодым «романтиком». 23летний ученик токаря, ранее несудимый Анатолий Десятников, влившийся в толпу во время обеденного перерыва первой смены, вместе с кем-то, следствием не установленным, проникл на балкон и после нескольких попыток сорвал с фасада большой портрет Хрущева. «Оскверненный» портрет тут же и бросили. Толпа бурно аплодировала, выражая отношение к главному, по ее мнению, виновнику всех несчастий в стране.

Затем начался штурм входной двери. В первых рядах был 22летний слесарь Геннадий Гончаров. Работник он был неплохой («как производственник характеризуется положительно»[612]), но пользовался дурной славой бузотера и скандалиста. Геннадия все время «прорабатывали» на собраниях за нарушения дисциплины. В январе 1962 г. он явился на работу пьяным, матерился, избил товарища по работе, заодно попытался «надавать» и мастеру[613]. Именно Гончаров насильно открыл дверь и ударил кулаком по голове державшему эту дверь мастеру цеха Насонову. Другие участники штурма, ворвавшись в заводоуправление, избили инженера Ершова, «ломали мебель, били стекла и телефоны, срывали портреты»[614].

Участники штурма едва ли воспринимали свои действия как погром. Вряд ли кто-нибудь мог ясно сказать, зачем он ломился в здание заводоуправления. Но совершенно очевидно, что лейтмотивом были не месть или хулиганство, а упорное желание заставить наконец «начальство» услышать протест народа: «Мы не хулиганим, а требуем»5. (В одном из кабинетов заводоуправления нашли впоследствии бюллетень научной информации «Труд и заработная плата», на который кто-то из забастовщиков излил свою возмущенную душу: «Вкалываешь, а ничего не получаешь»[615].)

Блокированным в здании руководителям в конце концов (и очень быстро!) пришлось на что-то решаться. К этому их явно вынудили угрожающие действия «экстремистов». В 16.30 на балкон были вынесены громкоговорители. К народу вышли первый секретарь обкома КПСС Басов, председатель Ростовского облисполкома Заметин, первый секретарь Новочеркасского горкома КПСС Логинов и директор завода Курочкин. «Умеренная» программа (требование выступлений начальства) победила. Толпа приготовилась слушать. Однако Басов не нашел ничего лучшего, как начать пересказывать Обращение ЦК КПСС. Последовал взрыв возмущения: «сами грамотные, а «ты нам скажи, как дальше будем жить, нормы снизили, а цены повысили». Заметину выступить вообще не дали. А когда появился ненавистный Курочкин (все уже знали про «пирожки с ливером»), на балкон полетели камни, металлические предметы и даже бутылка (прямо в авоське). «Экстремисты» снова начали попытки проникнуть в заводоуправление[616].

По информации КГБ, находившиеся в это время среди толпы сотрудники госбезопасности «выявляли зачинщиков и негласно их фотографировали». Такой же оперативной деятельностью (приблизительно с двух часов дня) занимались и некоторые переодетые сотрудники милиции. Один из них был «расшифрован» толпой и избит. «Достали удостоверение личности, — рассказывал потерпевший, — прочли, что я лейтенант милиции, и тогда кто-то сказал: «Его нужно повесить»[617].

Кроме фотографирования толпы, никаких особенных мер по наведению порядка не предпринималось. И в течение двух часов (после 16.30) завод фактически находился под контролем забастовщиков. По оценке И.Мардарь, «почувствовав беспомощность, А.В.Басов закрылся в одном из заводских кабинетов, принадлежавших первому отделу, и таким образом, стал заложником забастовщиков». Имеются невнятные свидетельства, что в начале 7 часов вечера секретарь обкома якобы снова попытался унять бастующих рабочих. Но говорить ему не дали, засвистели, зашикали и под оскорбления согнали с балкона[618]. Однако выступление Басова в начале 7 часов вечера плохо согласуется как с хронометражем событий, произведенным КГБ, так и с их внутренней логикой. В это время в дело уже была пущена милиция, толпа изгоняла ее с завода, и момент для выступления был совершенно неподходящий.

Именно Басов, как считает И.Мардарь, упустивший шанс договориться с забастовщиками и, добавим от себя, вероятно, напуганный тем переплетом, в который волею случая попал, был инициатором привлечения войск для наведения порядка. И произошло это как раз после того, как его вместе с руководством города заблокировали в здании заводоуправления. Прокурорская проверка, проведенная в 1990 г. по решению первого съезда народных депутатов СССР, показала, что, с одной стороны, Устав гарнизонно-караульной службы (образца 1960 г.), не предусматривал применения войск для подавления беспорядков городского населения, а с другой, Басов, являясь членом военного совета округа имел право отдать распоряжение командующему Новочеркасского гарнизона[619].