Новый Мир ( № 11 2008) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(“Солженицын” — “Эксперт”, 2008, № 31, 11 августа <http://www.expert.ru> ).
Дмитрий Соколов-Митрич. Правда гуляет сама по себе. — “Взгляд”, 2008,
7 августа <http://www.vz.ru>.
“По поводу великого писателя не поспоришь, хотя я, если честно, не люблю великих писателей. А вот что касается его диссидентства, то мне всегда было обидно, что Александра Исаевича так обзывают. Если принимать во внимание его творчество, а не то, что вокруг этого творчества наверчено, то запихнуть этого человека в банальное инакомыслие никак не получается. Солженицын, на мой взгляд, оставил нам совсем другое завещание — быть не инако-, а свободомыслящими людьми. Разница между этими двумя понятиями колоссальная”.
Адриан Топоров. Я — из Стойла. Автобиографические записки. Вступительное слово Владимира Яранцева. — “Сибирские огни”, Новосибирск, 2008, № 8 <http://magazines.russ.ru/sib>.
Фрагменты первых глав автобиографии Адриана Митрофановича Топорова (1891 — 1984), предоставленные журналу его внуком И. Г. Топоровым. “Какое-то болезненное неистовство охватывало барнаульцев, когда приезжали на гастроли артисты цирка Коромыслова. Любители грубых, но сильных и острых ощущений тогда ликовали! А мне их восторги казались непонятными и смешными. Полеты артистов под куполом цирка, мучительное сгибание девочкой своего тела в каральку, вкладывание головы укротителя в пасть льву и т. п. номера — заставляли меня дрожать от страха за несчастных людей. Какое уж тут эстетическое наслаждение?!! Но самое отвратительное зрелище — это борьба женщин. Мясистые, толстозадые, раскрасневшиеся от напряжения и потные,
возились они на арене, и парной дух зловония от них разливался по всему цирку! Если театр воскрешал предо мною живую историю всего человечества, если библиотечные книги сообщали мне крупинки энциклопедических знаний, то Барнаульский цирк не научил меня ничему, что пригодилось бы в моей просветительской работе… <...> Другое дело — кино. Первый кинотеатр под названием „Иллюзион” открыла в Барнауле купчиха Лебзина. Стоял он на самом бойком месте города — около собора, на Пушкинской улице. Несколько позже на той же улице почти рядом с ним, по направлению к теперешнему Ленинскому проспекту, в городе построили второй кинотеатр — „Новый мир”. Кто был его владельцем, не знаю”.
См. также: Герман Топоров, “О чем рассказал архив” — “Сибирские огни”, 2007,
№ 7, 8.
Трибун и моралист. Писатели и критики об Александре Солженицыне. Вопросы задавали Михаил Бойко и Алиса Ганиева. — “НГ Ex libris”, 2008, № 27, 7 августа.
Говорит Павел Басинский: “<...> мое любимое произведение — „Бодался теленок с дубом”, потому что я эту вещь люблю как-то интимно, лично мне она открыла новые возможности в литературе, очень сильно повлияла на мои собственные методы работы. Меня восхищает в этой вещи ее универсальность: это и мемуары, и публицистика, и изумительный русский роман (тут я согласен с мнением Бориса Парамонова, который первый эту мысль высказал). Какие там герои (Твардовский один чего стоит), какой блеск изложения сюжета, какие дивные интриги и, наконец, какая это умная вещь!”
Говорит Захар Прилепин: “Сегодня уже не столь важно, с каким знаком мы воспринимаем его многолетнюю деятельность — с безусловным приятием или с безусловным неприятием — последний вариант тоже, не будем кривить душой, понятен. Для меня куда более важно, что, во-первых, Солженицын явил собой тип глубоко русского человека, страстного, гордого, вдумчивого, порой непоследовательного. И, во-вторых,
Солженицын — едва ли не последний великий русский писатель, скажем так, классического типа, соответствующий по масштабам деятельности и титанам XIX века, и нескольким творцам, имевшим все основания именоваться властителями дум в XX веке, —
Бунину, Горькому, Леонову, Шолохову... Я иногда боюсь, что эта крепкая, великолепная порода переведется. Я бы переиздал „Архипелаг ГУЛАГ” с многостраничными примечаниями — с построчными указаниями, где Александр Исаевич ошибся, где позволил себе серьезные допущения, где откровенно перепутал и превысил масштабы репрессий.
В таком виде работа Солженицына стала бы замечательным памятником этой жуткой
эпохе и всем нескончаемым спорам вокруг нее”.
Фукуяма лоханулся. Кирилл Анкудинов: “Литература — это и Ленин со Сталиным, и Донцова с Устиновой”. Беседу вел Михаил Бойко. — “НГ Ex libris”, 2008, № 30, 28 августа.
Говорит Кирилл Анкудинов: “„Видимый литературный процесс” — свет звезд, которые погасли 10 лет назад, а то и 30 лет назад. „Актуальный литературный процесс” — это то, что ныне не интересно никому. Это — стихи майкопских школьников или студентов. Видите ли, Россия — очень иерархическая страна (кстати, именно это обстоятельство отбрасывает Россию в „третий мир”). В России — сотни тысяч, миллионы микрокаст, мафий со своими иерархиями и порядками. „Литературный процесс” — это не взгляд на литературу, навязываемый господствующей мафией. И это — не консенсус, согласованный и утвержденный несколькими мафиями. Это — всеобщие тенденции. <...> Я против того, чтобы та или иная литературная иерархия подменяла всю литературу”.
“„Классическая литература” — в таком виде, в каком мы ее знаем с начала
XIX века, — феномен Нового Времени. Ей свойственны все признаки миропонимания, типичные для людей Нового Времени: рационализм, индивидуализм, персонализм. Невозможно представить, чтобы Анна Каренина или Лиза Калитина в пространствах своих текстов вдруг повстречали бы дракона или ангела. Потому что для Льва Толстого Анна Каренина интереснее всех вместе взятых драконов. Или представьте
такое: Пьер Безухов, побывав у масонов, получает Священную Книгу, в которой заключена Мудрость Вселенной. Смешно, не правда ли? ХХ век — был продолжением (и, судя по всему, финалом) Нового Времени. Драконы не являлись ни Стивену
Дедалусу, ни Павке Корчагину, ни Ивану Африканычу. А у современного писателя
Анна Каренина — непременно встретит дракона, а Пьер Безухов — прочтет Священную Книгу. Потому что современному писателю Мудрость Вселенной интересна, а
Анна Каренина — интересна куда меньше. Мне кажется, что человечество стремительно возвращается из Нового Времени в Средневековье. А Средневековье отличалось
одной особенностью: отдельно взятая личность с ее „неповторимым внутренним миром” тогда не интересовала никого; она была различима только как часть чего-то общего”.
“С реализмом происходит то же самое, что происходит и с жанрами, и со многими внелитературными ремеслами. Реализм утрачивается как навык. Реализм — это не просто бесхитростное повествование (как кажется многим). Это — искуснейшее ремесло. Создать сюжет не так, как подсказывает мифологическое сознание (ведь оно — встроено в человека, как программа в компьютер), а так, чтобы было похоже на реальность, — это бесконечно сложно. И выдержать „чистый жанр” — тоже сложно. И „реализм”,
и „жанры” — игры, причем игры старинные и вымирающие. Как крокет или бильбоке”.
Александр Чаусов. В августе 2008-го. — “Новые хроники”, 2008, 4 августа <http://novchronic.ru>.
“<...> законченная, красивая даже в своей завершенности жизнь [Солженицына], которую невольно, подспудно начинаешь воспринимать, как прекрасное в своей логичности художественное произведение”.
Михаил Шишкин. Как сделан рай. Отрывок из книги “Монтре—Миссолонги—Астапово. По следам Байрона и Толстого. Литературная прогулка от Женевского озера в Бернские Альпы”. Перевела с немецкого Ольга Козонкова. — “Иностранная литература”, 2008, № 7.
“Насколько сильно различаются Швейцария как эстетическая конструкция и Швейцария как реальная страна, видно по разнице между изображениями “швейцарца” в литературных текстах, предназначенных для широкой публики, и в менее отшлифованных личных письмах и дневниках. Возьмем, например, Вордсворта, английского
романтика, который с увлечением воспел „литературного швейцарца”...”
Глеб Шульпяков. Камбоджа. Живой дневник. — “Новая Юность”, 2008, № 3 (84) <http://magazines.russ.ru/nov_yun>.
“Этот очерк сложился на основе дневника, который я вел во время путешествия по Камбодже на своем сайте www.shulpyakov.ru . Именно от этой ежедневной отчетности в очерке сохранилось настоящее время, а также многие мелкие детали и случайные наблюдения. Которые я решил сохранить, чтобы текст хотя бы отчасти передавал эффект присутствия”.
