Лепрозорий (СИ) - Ариса Вайа

А каньон наполнялся новыми воинами, они спешили по крутым склонам к гейзеру, хватали оружие у поверженных бойцов, и рвались, спешили к кошке. Как будто ей было мало тучи волков. Ева утирала слезы и жалась к ноге Люции, но не могла отвести взгляда. Дернулась, мельком заметив в толпе нападавших знакомое лицо, и насухо вытерла глаза, чтобы разглядеть наверняка. Толпу волков рассекал, верхом на жеребце, кот Винс, тот самый, что практически убил кошку на поляне. Вот только теперь дротики он пускал трубкой в стан волков. И те, кто показался подкреплением псам, оказались кошками. Их было меньше, они были слабее, но их словно что-то вело. Преданность? Верность? Желание защитить Химари? Она отчего-то была им важна и нужна, как Еве.

А лошадь уносила их все дальше, и паучонок смотрела, как в самую первую встречу, за спину Люции. Туда, где в черной ночи сияло лиловое зарево, так далеко, что не верилось в реальность его существования. Смотрела, как зарево гасло, тускнело. Так же она прощалась со своим родным домом, утопающем в пожаре, а теперь пора было прощаться и с кошкой.

Было до нервной дрожи обидно, душно, так сильно, что Ева не чувствовала, как хваткие пальцы Люции удерживают ее ровно, вжав в лошадь. Та хрипела и плакала, погоняемая Люцией, спотыкалась о ветки, едва не падала, проваливаясь в ямы. И вдруг заржала пронзительно, горько, и рухнула на передние ноги, свалив Еву в канаву. Люция осталась верхом, спрыгнула, позволив умирающей лошади с переломанными ногами завалиться на бок, и, отстегнув с пояса нож, равнодушно полоснула им по горлу животного, прекращая мучения.

Ева села, прижавшись спиной к дереву, уперлась руками в его мощные корни. Ей вдруг стало страшно — слишком холодной, слишком равнодушной казалась Люция.

Срывался снег, таял, даже не долетая до земли. Тучи над головой, черные, как небо, прятали звезды. Люция вытащила псалий уздечки из лошадиного рта и кинула поводья в кусты. Выдохнув, взяла коня за ноги и поволокла под ель, минуя Евино скромное убежище.

Под вечно-зеленым раскидистым деревом можно было не бояться начинающейся бури. И Ева наблюдала за своей фурией, боясь даже пискнуть. Люция была сама не своя. Молчаливо собрала ветки для костерка и разожгла его, огниво в ее руке дрожало, но она быстро совладала с собой. И принялась монотонно разделывать коня, словно это было важнее всего.

Ева боялась растянуть паутину, увидеть в ней мертвую кошку. Она всем сердцем надеялась, что та выживет, но сама понимала, что это сродни фантазии. Волков было больше, гораздо больше, чем кошек. Смысла не было ожидать чего-то хорошего. И было так невыносимо видеть хладнокровную Люцию, равнодушно снимавшую шкуру с еще теплого животного. Паучонок подняла на нее глаза, с усилием встала на трясущихся ногах. Она готова была высказать Люции все, что она о ней думает. Сжала кулачки и стиснула зубы. Она скажет все, что боялась высказать, спросит, как можно быть такой черствой и бездушной. И пусть Люция только попробует остановить ее! Ева уйдет, вернет кошку, живую. Или мертвую. Вернет!

Паучонок подняла на фурию мокрые от слез глаза и вмиг осела. Она увидела, как трясутся ее губы, как алые крылья заостренного носа подрагивают. Люция отложила нож и спихнула тушу на землю, с силой сжала кулаки, шумно выдохнула и встала.

— Сиди здесь! — рявкнула она и ушла в начинающуюся метель.

Ева осталась у тлеющего костра, она не могла ничего делать. Совершенно ничего. Не могла глотать, дышать, моргать. Оцепенела от страха.

***

Люцифера вышла в метель, с силой зажала рот и нос рукой, давя в себе эмоции. Выдохнула, чувствуя, как по напрягшимся связкам тяжело идет воздух, толчками. Глотать было неприятно, словно кто-то душил изнутри. И это совершенно новое ощущение сбивало с толку. Люция вроде даже смирилась со смертью кошки, приняла это как должное, но тело вело себя странно.

Отдышалась, заставляя себя вдыхать холодный воздух только носом, и поплелась по заметаемым следам лошади — назад, в волчий каньон. Она должна увидеть собственными глазами, что все кончено. И если это так, то стоит найти другую кошку, способную открыть ворота в райский сад.

Она прошла довольно много, когда увидела бурое пятно вдалеке, двигавшееся ей навстречу. Приставив ладонь ко лбу, Люция пыталась рассмотреть, кто это был.

В десятке метров от нее шел тигр, израненный, с поломанных хвостом. Он волочил за собой на ткани из-под шатра Химари. И за ними следовал шлейф крови, засыпаемый снегом. Лапы зверя дрожали, но он все равно тащил свою ношу. Ткань треснула в его пасти и расползлась сотнями нитей, Химари заскользила вниз по склону.

Люция бежала к ней по сугробам, с ненавистью к себе ощущая, что плачет навзрыд. Треклятые слезы! Она и не помнила, когда плакала последний раз. Когда растили крылья? Может быть, и тогда — нет. Но сейчас, что было не так сейчас? Не страшно. Не больно. Но слезы все равно текли.

Тигр в несколько хромых прыжков настиг кошку и склонился над ней. Встал в человеческий рост с Химари на руках. Люция остановилась. Жуткие метаморфозы происходили с телом зверя. Лапы вытягивались, исчезали полосы, тело теряло свою гибкость и грацию, а голова становилась уже. Это определенно был мужчина. Высокий, сильный, белые полосатые лапы не уступали диким тигриным, резкие черты лица, очерченные скулы выдавали в нем волевого человека. Люция не могла отделаться от чувства, что ей стоит его бояться. А это чувство слишком редко посещало ее.

Копна длинных седых волос рассыпалась, закрыв его лицо, а ворох плотной темной ткани вмиг скрыл тело. Химари на его руках казалась совсем хрупкой и беззащитной. Он укутал ее в полосатое полотно шатра, и она словно стала ребенком, сладко спящим у него на груди.

Кот покачнулся, припав на раненое колено, харкнул кровью и даже улыбнулся, разглядывая багряный сгусток в снегу. Он понес Химари дальше, оттеснив Люцию плечом.

А маршал отказывалась верить, шла за ним, пытаясь унять дрожь. Ей казалось, что она замерзает, хоть она и была тепло одета.

***

Ева услышала шаги. Чужие шаги, тяжелые, но так напоминающие поступь Химариного тигра. И не могла пошевелиться от охватившего ее отчаяния. Что здесь делать мертвому тигру? Это явно не он. Кто водится в этом лесу и пришел на запах мертвой лошади? Волки? Медведи? Лисы? Любой вариант был одинаково страшен.

Но она нашла силы обернуться.

Те же холодные голубые глаза, резкие черты лица. Она узнала его, как не узнать, ведь он спрятал ее от волков и наказал молчать и не высовываться. Брат? Сын? В сердце екнуло, это был кот из кошкиного медальона, только гораздо старше своего портрета. Тот, о ком она говорила с затаенной теплотой. Муж.