Марсианское диво - Алексей Корепанов

Это продолжалось несколько мгновений, не более, а потом Боб щелкнул зажигалкой – и видение пропало. Они стояли на нижней ступеньке лестницы, и перед лестницей в трепещущем свете зажигалки был виден серый бетонный пол, на котором валялись смятые пивные жестянки и какое-то тряпье. И ползали там, в пыли, черные жуки, стараясь укрыться по углам от неожиданного света…

«Господи, зачем мы туда полезли? – подумал Алекс Батлер, стоя посреди огромного зала, вдруг напомнившего ему тот подвал из детства. – Мы там что-то прятали?»

Это была уже другая дверца к завалам памяти, и она не хотела открываться.

«Знаки, – сам не зная почему, сказал себе Батлер. – Каждый день мы получаем знаки, только не всегда можем разгадать их смысл. Вся наша жизнь наполнена знаками, но понимание приходит не сразу… или вообще не приходит. А хуже всего – если приходит поздно, когда уже ничего нельзя изменить, когда уже ничему нельзя воспрепятствовать, когда уже пошел не направо, а налево, когда уже открыл совсем не ту дверь – и замок защелкнулся за тобой, и у тебя нет ключа…»

Вновь представив тех черных жуков, копошившихся в пыли, он вдруг подумал о микроорганизмах. «Арго» вместе с модулем прошел наземную стерилизацию, дабы не занести на Марс земные бактерии. А если здесь, внутри Сфинкса, имеются свои бактерии и вирусы, тысячелетиями дремавшие в этих каменных толщах? И от этих марсианских вирусов и возникают галлюцинации в виде женщин в темно-красных одеждах…

«Что ж, прививки делать уже поздно, – подумал Батлер. – Коль на роду написано умереть не от птичьего, а от марсианского гриппа – тут уж ничего не попишешь…»

Сделав такой весьма ободряющий вывод, ареолог продолжил свой путь, но вскоре начал все больше и больше замедлять шаги – до стены, к которой он направлялся, оставалось совсем немного, и в ярком свете фонаря было хорошо видно, что впереди, по всей ширине стены, не наблюдается ничего похожего на ворота, дверь, калитку или хотя бы лаз для кошки… Ничего.

Если Флоренс говорила правду, и вошла внутрь Сфинкса именно здесь, то оставалось предположить, что неведомые технические устройства позаботились о смене декораций. Батлер еще раз подумал о том, что это именно они, астронавты Первой марсианской, являются причиной здешних перемен.

Фонарь освещал очень прочную на вид, непреодолимую каменную стену, с которой можно было справиться, наверное, только при наличии солидного количества взрывчатки, но уж никак не с помощью единственного имевшегося в наличии оружия – пистолета «магнум-супер»; хорошего пистолета, но бессильного против монолита.

Да, перед ареологом был именно монолит – цельный ровный камень без единой трещинки, обработанный неведомо какими инструментами. И на этой стене, на уровне лица Батлера, отчетливо вырисовывался знак размером с ладонь.

Ареолог подошел к самой стене и, подняв руку, провел пальцами по дугообразным гладким углублениям, прорезанным в камне – по верхнему… по нижнему… Потом ощупал глубокую круглую выемку, расположенную посредине, между смыкающимися дугами. Отступил на шаг, не отрывая взгляда от очередного намека (да что там намека – прямого указания!) на связь древнего Марса и древней Земли.

На стене красовалось изображение человеческого глаза с характерной извилиной, идущей чуть вверх из правого от астронавта уголка.

Уаджет – Око Гора. Символ глаз души, способных видеть скрытую суть вещей и явлений и распознавать добро и зло, истинное и ложное – как в собственном сердце, так и в сердцах других.

Известный, чуть ли не хрестоматийный миф времен Древнего Египта повествовал о том, как злой бог Сет вступил в схватку с богом-соколом Гором и вырвал у него левый глаз – символ луны; правый глаз – «глаз Ра» – был символом солнца. Но в дальнейшей борьбе Гор вернул лунный глаз, и отдал своему отцу, Осирису. Осирис проглотил Уаджет, получил новую жизнь и, передав египетский трон Гору, стал владыкой подземного царства. Уаджет, если верить «Книге мертвых», награждал вечной жизнью, защищал и отводил зло. Нарисованные и инкрустированные глаза вставлялись в прорези на личинах статуй, масок и антропоморфных гробов умерших, для того чтобы вернуть душу готовому к погребению телу во время ритуала «отверзания уст и очей».

Но зрачок этого Ока Гора, прорезанного в марсианском камне, был пустым… Или так и было задумано древними мастерами?

Ареолог любовался Уаджетом – перед ним находилось еще одно подтверждение того, что древнеегипетский бог-сокол имеет самое прямое отношение к Марсу. И было просто обидно, что вряд ли он, Алекс Батлер, сумеет поделиться этой уникальной информацией с широкими научными кругами, а также со всеми желающими…

Перемена произошла мгновенно. Темная выемка зеркально заблестела, и в ее вогнутом дне ареолог увидел свое маленькое искаженное перевернутое отражение. Отраженное пространство за спиной гротескного, но четкого подобия Батлера заполнилось лиловым светом, и возникли в этом мертвенном свете какие-то ажурные, геометрически правильные серебристые конструкции, напоминавшие то ли паутину, то ли кружева. Резко обернувшись, он вгляделся в глубину зала, откуда только что пришел, но не увидел там ничего необычного: ни лиловости, ни серебристых линий. В зале царил все тот же полумрак, слегка разбавленный рассеянным светом, источаемым стенами. Зеркало, внезапно возникшее на том месте, где должен был находиться зрачок лунного глаза Гора, отражало что-то не то… Если вообще речь шла о простом оптическом отражении.

Не очень надеясь, что разберется в очередном явлении из разряда здешних чудес, Батлер вновь повернул голову к Уаджету – как раз для того, чтобы наткнуться взглядом на багровую вспышку в зенице Ока Гора. Вспышка сопровождалась каким-то странным вибрирующим звуком; примерно в такой тональности, только гораздо тише, могла бы звучать не до конца натянутая басовая струна. Ареолог уже слышал нечто подобное в первую ночь на Марсе. Он почти инстинктивно присел и зажмурился, не зная, что может произойти в следующий момент.

Но ничего не произошло. Звук, от которого заныли все кости, резко оборвался, будто неведомый гитарист, спохватившись, прижал струну ладонью, – и пространство зала опять заполнила тишина.

Перед глазами плавали размытые багровые пятна – многочисленные подобия Уаджета, и звенело в ушах, даже не звенело, а пищало, причем этот писк все убыстрялся. Алекс осторожно взглянул на стену перед собой. Лунный глаз потух, и не осталось там, в круглой выемке, и осколка зеркальной поверхности.

«Фло!» – колоколом ударило в голове, мгновенно заглушив назойливый писк.

Астронавт торопливо выпрямился и быстрым шагом направился назад.