Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона - Алексей Шишов

Следует заметить, что в тех событиях, будь то Кубань или Донбасс, Урал или далекое Приморье, успех в «эшелонной» войне зачастую решался не качеством и толщиной брони, а мощью артиллерийского и пулеметного вооружения бронепоезда Или, как его называем не реже, блиндированного поезда Победы обычно добивались бесстрашием их экипажей и умением владеть штатным оружием, грамотной тактикой ведения боев на железнодорожных ветках.

Взятие Торговой 12 июня стало первой большой победой белого оружия в ходе 2-го Кубанского похода Командующий Добровольческой армией Деникин в своем приказе писал: «Поздравляю 3-ю дивизию полковника Дроздовского…»

Деникин лично наблюдал ход боя за Торговую, от исхода которого зависело многое. Прежде всего продолжение наступления на Екатеринодар и «самочувствие», дух белых добровольцев. Антон Иванович Деникин в своих белоэмигрантских мемуарах писал о тех событиях в таких словах:

«На рассвете 12-го ведут бой колонны. Побывал в штабе Боровского, в цепях Кутепова, ворвавшихся в село Кручено-балковское, и с большим удовлетворением убедился, что дух, закаленный в 1-м походе, живет и в начальниках, и в добровольцах…

Дроздовский, сделав ночной переход, с рассветом развернулся с запада против Торговой и вел методическое наступление, применяя тактику большой войны…

Прошло более пяти лет с того дня, когда я увидел дроздовцев в бою, но я помню живо каждую деталь. Их хмурого, нервного, озабоченного начальника дивизии (Дроздовского. — А. Ш.)… Суетливо, как наседка, собиравшего своих офицеров и бродившего, прихрамывая (старая рана), под огнем по открытому полю Жебрака… Перераненных артиллеристов, продолжавших огонь из орудия с изрешеченным пулями щитом..

И бросившуюся на глазах командующего через речку вброд роту во главе со своим командиром штабс-капитаном Туркулом — со смехом, шутками и криками „ура“…

Около двух часов дня начал подходить Корниловский полк (Кутепова. — А. Ш.), и дроздовцы вместе с ним двинулись в атаку, имея в своих рядах Дроздовского и Жебрака…»

Тот же мемуарист Деникин в «Очерках Русской Смуты» назвал победные события 12 июня 1918 года «стратегическим успехом» Белой армии, который позволил отрезать Центральную Россию от житниц Кубани и северокавказской нефти.

Деникин был здесь в чем-то прав. Только историки по сей день не сходятся в том, было ли взятие степного железнодорожного узла действительно «стратегическим успехом» белых в Гражданской войне на российском Юге. Ведь подобные успехи обычно меняют лицо, ход и исход войны…

…После Торговой для 3-й дивизии последовали нелегкие бои за казачьи станицы Великокняжескую, Николаевскую, Песчаноокопскую. Добровольческая армия изменила свой «маршрут» и теперь наступала на столицу Кубанской области город Екатеринодар.

Командование красными войсками в лице Сорокина и Калнина сразу поняло всю опасность для них такого поворота событий. К Белой Глине были стянуты значительные силы (39-я советская дивизия), чтобы остановить наступление деникинской армии, не дать ей продвинуться в глубь Кубанской области. Железнодорожная станция стояла на линии Царицын — Тихорецкая — Екатеринодар.

3-я дивизия споткнулась о Белую Глину, понеся здесь жестокие потери в людях. Вернее, потери понес ее единственный тогда пехотный полк — 2-й Офицерский стрелковый, который и атаковал здесь противника. Перед атакой Белой Глины Дроздовский имел разговор с полковым командиром Жебраком-Русановичем:

— Михаил Антонович, получен приказ командующего армией завтра взять Белую Глину. Взять и удержать за собой.

— Михаил Гордеевич, задача понятна Белую Глину мы возьмем.

— Но по согласованным показаниям пленных, там у красных большие силы, а пулеметов более чем достаточно.

— Тогда надо брать Белую Глину не завтра, а сегодня.

— Каким образом?

— Ночной атакой. Как мы брали Ростов.

— Однако ночью красные могут изменить диспозицию своих отрядов, в чем мы можем убедиться только с рассветом.

— Возможно, Михаил Гордеевич. Но атака в световой день нам будет стоить многих жизней. В ночной атаке таковых может и не оказаться.

— Значит, Михаил Антонович, вы все же настроены штурмовать станцию ночью? Без артиллерийской поддержки?

— Да, именно так, Михаил Гордеевич. Если на то будет ваш приказ.

— Вот поэтому я и решил посоветоваться с вами. Ваш план на ночную атаку? Вызрел такой?

— Есть план.

— Тогда изложите его, Михаил Антонович.

— Подходы к Белой Глине нами разведаны визуально. Надо наступать с той стороны, где степь всхолмена Это даст возможность полку незаметно подойти к их позиции.

— А если они выдвинут вперед боевое охранение?

— Вряд ли. Ведь мы его сегодня не заметили.

— Какими силами решили атаковать?

— В атаку поведу 2-й и 3-й батальоны. 1-й, он у меня самый обстрелянный, оставлю в резерве, на случай удара в штыки.

— Тогда, Михаил Антонович, Бог вам в помощь…

…Ночной бой за Белую Глину закипел во втором часу ночи.

Опасения Дроздовского оправдались: противник «выкинул» перед позицией так называемую пулеметную батарею. Или, иначе говоря, расположил в удобном месте пулеметную засаду, о которой белые не прознали.

Полковник Жебрак-Русанович лично повел в атаку два батальона стрелков. Рядом с ним шел весь его небольшой полковой штаб — девять офицеров. Внезапности ночной атаки не получилось, и виной тому стала пулеметная батарея красных, «выброшенная» вперед линии наспех отрытых в степи окопов. Засада вовремя заметила приближение молчаливых цепей белогвардейцев к Белой Глине: часовые в ночи здесь не дремали.

По воле судьбы именно полковой штаб вместе с Жебраком-Русановичем вышел прямо на засаду, которая удачно расположилась на небольшом взгорке. Несколько пулеметов по команде открыли в ночи огонь, что называется, в упор. Цепь «дроздов» залегла, а полк остался без единого штабного офицера. В ночи с пулевого залпа пулеметной батареи и начался огневой бой, который продолжался до самого утра. Белым, залегшим в голой степи, приходилось беречь патроны.

«Ночь кипела от огня». Туркул в своих мемуарах писал о том, как его 2-й Офицерский стрелковый полк брал Белую Глину, так:

«…На рассвете поднялся в атаку наш 1-й батальон. Едва светало, еще ходил туман. Командир пулеметного взвода 2-й роты поручик Мелентий Димитраш заметил в утренней мгле цепи большевиков. Я тоже видел их тени и перебежку в тумане. Красные собирались нас атаковать.

Димитраш — он почему-то был без фуражки, я помню, как ветер трепал его рыжеватые волосы, помню, как сухо светились его зеленоватые рысьи глаза, — вышел с пулеметом перед нашей цепью. Он сам сел за пулемет и открыл огонь. Через несколько мгновений цепи красных залегли. Димитраш с его отчаянным, дерзким хладнокровием был удивительным стрелком-пулеметчиком. Он срезал цепи красных.