Смерть отца - Наоми Френкель

Инга открывает окна, и зайчики света прыгают по хрустальной люстре, ломко перепрыгивают на стены небольшими кубиками, трепещут красным и синим цветом.

– Пожалуйста, Инга, подними жалюзи, я сейчас встану.

Кубики исчезают. Иоанна собирается одеться и застывает. Все время она ходит в форме Движения. Отец эту одежду не любит. Может сегодня наденет что-нибудь другое? Хотя и поклялась не снимать форму, пока она находится в Германии. Но ради отца все можно. Иоанна бежит в свою комнату, извлекает из шкафа белую кофточку и клетчатую плиссированную юбку. Даже подбитые гвоздями ботинку не одевает, в легких туфлях, шаги в которых не слышны, спускается по ступенькам. У двери в комнату отца лежит Эсперанто, положив нос между лапами. Теребит Иоанна голову пса, чтобы лаем сообщил отца, что она здесь. Только Фердинанд идет по коридору, и Бумба тянется за ним тенью. Они приводят в порядок кабинет отца для доктора Гейзе и священника Фридриха Лихта, которые скоро придут и устроятся там в креслах.

– Иди, поешь, Иоанна, – шепчет ей Фердинанд.

Иоанна кивает головой и хочет взять книгу. Любит она читать во время еды, а от этой книги нельзя оторваться: «Анна Каренина». В доме все хлопочут. Хочет и она что-то сделать. Кухня опустела. Эмми спустилась в подвал. Фрида одна стоит у плиты и улыбается время от времени девочке, сидящей у стола. Отношения между ними улучшились в эти дни. Часто в последнее время обнимает Фрида детей и прижимает их к сердцу. Доброта царит в доме, как никогда раньше!

– Фрида, дай мне что-то сделать. Дай мне какую-нибудь работу.

– Пожалуйста, – говорит Фрида, – проследи за рисом. Через десять минут погаси огонь. Это для отца. И не дай Бог тебе открыть книгу. Слышишь меня?

– Конечно, Фрида!

Фрида выходит, Иоанна следит за пламенем под кастрюлей с рисом, держа книгу закрытой подмышкой. Были бы косички заплетены, взяла бы она кончик одной из кос в рот, пожевала бы ее и успокоилась. Но с тех пор, как срезала их, осталось ей только перебирать пальцами губы. Прошло несколько минут, и взгляд ее падает на «Анну Каренину». Она тайком открывает книгу. Хотя и не на том месте, где закончила чтение. Она же обещала Фриде.

– Иоанна! Господи!

Иоанна поднимает голову, и одна щека ее пылает от горькой судьбы Анны Карениной.

– Иисус Христос и святая Дева! Все сгорело. – Помешивает Фрида ложкой в кастрюле.

Глаза Иоанны в смятении глядят на Фриду. Сильный запах горелого риса стоит в кухне. Она сожгла рис, предназначенный для отца. Глаза ее наполняются слезами.

– Ничего не случилось, – жалеет ее Фрида, – немного риса. Небольшая беда.

Но Иоанна не может успокоиться: забыла отца из-за Анны Карениной.

– Иоанна, – возникает Эдит, как спасительный ангел, – отец хочет тебя видеть, – берет полотенце – помыть и вытереть слезы с лица маленькой своей сестренки.

Гейнц рассказал отцу об источнике горелого запаха, дошедшего до его комнаты. Повеселел больной и попросил привести девочку.

– Но только на несколько минут, – поднимает палец Елена.

– На несколько минут, – говорит Эдит Иоанне. – Отец очень устал. Много не говори и сделай лицо веселым, Иоанна, улыбайся отцу.

Глаза Иоанны красны. Волосы взлохмачены. На белой кофточке пятна шоколадного напитка от завтрака. Чулки спущены, и, как всегда, одна из туфель не зашнурована. Губы улыбаются, но глаза испуганно глядят на отца. Чувство жалости возникает в его сердце. Он просит ее подойти к постели. Иоанна, естественно, натыкается на стул. Возникает шум.

– Шшш! – шикает Елена.

– Послезавтра твой день рождения, Иоанна, – шепчет отец, и приглашает ее сесть около него на кровать.

– Да, отец, – также шепчет Иоанна.

– Почему ты говоришь шепотом, Иоанна? – спрашивает Эдит.

– Тебе делают большой праздник, Иоанна. Ты пригласила многих детей?

– Все наше подразделение.

– Надеюсь, что праздник удастся.

Голос отца пресекся. Эдит кивает Иоанне, чтобы она ушла, но отец делает знак ей вернуться и сесть.

– Побеспокойся, девочка, о своем внешнем виде. Всегда приятно видеть девушку опрятной. – И после молчания. – Иоанна, какую книгу ты особенно любишь?

– Анну Каренину, отец.

– Ты уже читаешь такие книги? Можешь ты себе представить, что красавица Анна Каренина появится, когда у нее не зашнурована обувь?

– Нет, конечно, нет.

– Если так, девочка моя, то не подобает появляться на людях с взлохмаченной головой и не зашнурованной обувью. Помни это, дорогая моя девочка.

Иоанна опускает голову и кивает. Лицо отца безмолвно, глаза закрыты, белая рука вяло лежит на одеяле. Вдруг, не отдавая себе отчета в том, что делает, опускает Иоанна голову и горячо целует отцу руку.

– Знаешь ли ты, Иоанна, – открывает отец глаза с улыбкой, – что самый лучший мой друг был сионистом, как ты?

Слова отца настолько странны, и улыбка необычна, такая, какой была во время посещения дяди Альфреда.

– Иоанна, теперь пойдем, отцу надо немного отдохнуть.

Эдит провожает Иоанну до двери. За дверью лежит Эсперанто. Иоанна становится на колени и погружает пылающее свое лицо в его шерсть.

Утро переходит в день, полуденное солнце уже лежит на красной крыше дома Леви. Сад пуст. На тропинках ни живой души. Только на открытом окне садовника, в конце дома, висит клетка с попугаем, которого Бумба получил от деда в день рождения и поручил заботам садовника.

– Я несчастен, госпожа! – кричит попугай в опустевший сад.

Белые розы Эдит все еще укутаны зимними покрывалами. В этом году ни у кого не было времени заняться ими. Порог дома уже покрывается тенями.

В доме ничего не происходит. Все было сделано в утренние часы, и время безделья и ожиданья обеда стынет в доме. Можно отдохнуть, но никто этого не хочет. Никто не открывает книг, не слушает радио. Заглядывают в газету и тут же ее откладывают без всякого интереса. Лица кудрявых девиц не накрашены, ногти не ухожены. Фердинанд не причесал свою шевелюру. Ни о чем не говорится, ничего не делается. Только одна тема гложет души всех. Отец! Но об этом никто не говорит.

Девицы сидят с Фердинандом на ступеньках. Иоанна прячется в нише мраморной богини Фортуны. Франц и Бумба расположились в креслах в гостиной. Всегда они сидят вместе, боясь оказаться в одиночестве в эти дни. Все ждут, когда появится Эмми и позовет всех на обед в кухню, но до этого еще немало времени. И когда открывается дверь, и входит Филипп, его встречают в гостиной с чувством облегчения.

– Добро пожаловать! – бормочут все, словно сидели и только ждали его.

– Нет изменения в его состоянии, – отвечает Инга его вопрошающему взгляду.

– Температура опустилась, а потом снова поднялась, – говорит Руфь.

– Эдит у него, – говорит Фердинанд, видя его ищущий взгляд, – она там с Гейнцем.

Филипп смотрит на первый этаж. У дверей в комнату господина Леви лежит Эсперанто, уткнув нос в свои лапы.

После посещения Иоанны, настроение отца улучшилось. С шутливым выражением попросил он даже чашку кофе, и также шутливо встретил Фриду, которая ворвалась в комнату, держа в руках не «отравляющий напиток», а «бульон, дающий силу». Сердитым взглядом она окидывает все цветы в комнате! Проверено, как известно Фриде, что цветы отнимают у больного воздух для дыхания.

Сейчас лицо господина Леви прижато к подушке, час назад он внезапно впал в дремоту. Живое и неживое стало смешиваться в его мозгу, и не было сил навести порядок в этой странной путанице. Перед ним проносилось множество образов, слышались голоса, одна мысль сливалась с другой. Раскрыв глаза, увидел склоненное над собой лицо женщины, и принял его за лицо Иоанны. У женщины были длинные черные волосы, и он указал на ее склоненную голову, и закричал:

– Ты похожа на нее! Как ты на нее похожа, Иоанна!

– Да, да, отец, – шептала Эдит, склонившаяся над ним с глазами, расширенными от страха. Она осталась одна с отцом. Гейнц и Елена ушли завтракать.

– Отец, я около тебя, будь спокоен, – слезы текут из ее глаз. Вошел бы кто-то! Пришел бы! Отец пылает, отец погружен в бред, и она меняет повязку на его лбу, прижимает пальцы к его вискам, чтобы успокоить сильно пульсирующую в жилах его кровь. Вошел бы кто!

– Дед! Дед! – кричит Эдит.

Дед входит и бросается к постели сына.

– Снять с него потную пижаму! Подготовьте повязку на грудь!

Елена уже здесь. Дает больному лекарство, отирает пот с тела. Кладет повязку на грудь. Елена успокаивает больного, и глаза его вернулись к реальности. Дыхание более спокойно. Дед опустил жалюзи. Его сын задремал.

– Нет лучшего лекарства, чем глубокий сон, – говорит дед и занимает место у постели.

– Иди, поешь, Эдит, – обращается к ней Елена, – отдохни немного.

У дверей комнаты стоит Филипп и ждет Эдит. Он спешит протянуть ей руки, и она кладет в них свою холодную руку. Глаза у нее красные. Внезапно увидел, что на руке нет обручального кольца. Она сняла его. Он смотрит на нее и она не отводит взгляда.