Цветы на камнях - Сергей Байбара

Бернардо направился к тому самому кресту с иконой. Икона находилась на высоте примерно метр тридцать-метр сорок от земли. Кто на ней был изображен, Бернардо понятия не имел, да ему было все равно! Подойдя к кресту он со всей силы грохнул прикладом в торец иконы.

— Не сметь! — закричал старичок, хватаясь за сердце. — Дикари! Варвары!

Сын профессора решил наказать наглецов по-своему. Он схватил с земли длинную штакетину и бросился на Бернардо. Но не успел он пробежать и пяти шагов, как его сбили с ног солдаты. Двое подняли его, поставили на ноги, а третий подошел спереди и ударил прикладом винтовки в челюсть. Михо ойкнул и вновь начал падать. Упасть ему не дали. Дюжий пехотинец положил винтовку на землю и принялся молотить парня в лицо и живот, будто отрабатывал удары на боксерской груше. На помощь парню бросились жена и мать, но выстрелы в землю перед женщинами заставили их отступить.

— Люди! — голосила жена профессора. — Люди, на помощь! Убивают! Моего сына убивают!

Но улица была пуста. Помочь было некому. Фары бронетранспортера озаряли безжизненно- ярким светом вечерний полумрак и вершащееся перед домом беззаконие.

Не обращая внимания на царящую за его спиной суету, Бернардо ударил по иконе второй раз, третий. Икона полетела на землю. Бернардо поднял ее, вытащил армейский нож, разрезал икону у основания. Внутри нее оказался, обложенный ватой и тряпьем, аккуратный белый пакет с липким веществом, напоминавшим пластилин или белую глину.

— Мать вашу! — выругался Бернардо. — Посмотрите, Качибадзе! Может, это мы подложили? Что это? Что вы отворачиваетесь?! Это пластиковая взрывчатка! Такого пакета хватит, чтобы взорвать полотно железной дороги к чертовой матери! Какие еще нужны доказательства?! Вы арестованы!!!

Бернардо победоносно оглядел поверженный дом. Он обернулся к солдатам, которые продолжали избивать профессорского сына до полусмерти.

— Хватит с него! Пакуйте профессора, и уходим!

Гэннери сержант защелкнул на запястьях сгорбленного старика наручники. Могучие солдаты повели его к машине, затолкали в «Газик».

— Сэр! — окликнул сержант Бернардо. — Может, этого щенка тоже заберем? За оказание сопротивления властям?

Он указал пальцем на то место, где убитые горем женщины пытались привести в чувство избитого Михо. Но Бернардо только махнул ладонью:

— Не надо, хватит с него! На его счет указаний не было!

Бронетранспортер развернулся, выехал со двора, отъехал назад. Вслед за ним вырулил с территории «Газик». Один из солдат на ходу запрыгнул на набирающую скорость бронемашину, и вскоре они уже мчались по направлению к центру города…

… Профессору Качибадзе хотелось покончить с собой. Такой позор на старости лет! Его обвинили в убийстве, терроризме, на его глазах вооруженные разбойники в американской форме разгромили его дом, чуть не забили сына до смерти! Качибадзе с ужасом вспомнил тот день, на прошлой неделе, когда в его дом первый раз нагрянули американские бойцы. Тогда они были корректны и вежливы, объяснили, что во дворе могут находиться мины, оставшиеся еще с той войны. Их посадили в броневик и на два чеса вывезли в город, объясняя это необходимостью. Да, скорее всего, именно тогда эти прохвосты и напичкали его дом фальшивыми уликами! Господи Всемогущий, если бы знать заранее! Но что это значит? Это значит, что он стал разменной пешкой в какой-то немыслимой, дьявольской игре, развязанной американскими вояками. Господи, неужели опять начинается?! Неужели даже сейчас, после Третьей Мировой войны, они готовы на все ради власти?! Неужели прошедшая война ничему их не научила?!

Качибадзе, зажатый с боков солдатами, тоскливо смотрел на погружающийся в ночь маленький город. Смотрел на бронемашины, разворачивающиеся на прекрестке, на конных патрульных, на танк, прогромыхавший в сторону станции.

Машины остановились у здания штаба. Солдаты быстро выгрузились из машины. Старик с трудом выбрался из «русского джипа», он посмотрел в небо, на котором уже загорались первые звезды, вдохнул свежего прохладного воздуха. Однако толчок приклада в спину вынудил его поторопиться.

У штаба, несмотря на поздний час, было многолюдно. Все места на стоянке у главного входа были заняты военными автомобилями. Здесь же дежурили два здоровенных рейнджера. На крыше здания появился мощный прожектор, освещавший всю площадку перед входом. Рядом суетились рабочие, сыпались на землю искры сварки. Куда не глянь, глаз упирался в свирепого человека в форме с оружием.

Старик почувствовал холод. Ведь из дома его забрали все в том же домашнем халате и тапочках на босу ногу. Очень болели запястья, схваченные наручниками. Сержант схватил старика под локоть и потащил ко входу. Часть солдат направилась вслед за ними, часть растворилась по территории. Вслед за ними, не спеша, шел довольный Бернардо.

Они поднялись на этаж, где находился кабинет полковника Ричардса. Свет сегодня не выключали, а из кабинета Ричардса слышались мужские голоса, тянуло табачным дымом. Качибадзе съежился, понимания, что чаша унижения и горечи, отпущенная ему на сегодня, еще не испита до конца.

Его завели в кабинет. За широкими столами, где обычно проводил заседания полковник Ричардс, сидели все члены Государственного Совета. А во главе стола, в кресле Ричардса восседал майор Хунн.

Члены Совета, солидные, степенные мужчины все как один смокли, когда увидели жалкого, облаченного в халат и закованного в наручники профессора Качибадзе. Бернардо, не спрашивая разрешения, подвел старика к столу, усадил его на стул прямо напротив Хунна. Сержант и солдаты удалились, а Бернардо отошел к стене и застыл, как часовой.

— Что это значит, майор?! — первым обрел дар речи Александр Клдишвили, когда-то занимавший пост главы одного из грузинских регионов.

— Вот теперь я думаю, можно начать, — сказал Хунн. — Господа, извините, что заставил вас так долго дожидаться неизвестно чего в такой тяжелый, черный день. Как вам известно, сегодня в девятнадцать часов пятнадцать минут по местному времени было совершено покушение на полковника Марио Ричардса. Преступник был застрелен лично мной. Сам полковник в тяжелом состоянии был доставлен в армейский госпиталь США, где врачи боролись за его жизнь. И, как мне сообщили пятнадцать минут назад, полковник Ричардс умер от тяжелых ран, не приходя в сознание.

Подобно волне от брошенного камня, это известие обескуражило собравшихся. Единый порыв, гул растерянных, гневных, взволнованных голосов прокатился через стол от одной стены к другой, а потом обратно. Майор Хунн выждал минуту, затем снова взял слово:

— На основании Приказа № 556/3-F, утвержденного самим полковником Ричардсом, я, майор Хунн, вступаю в должность Исполняющего Обязанности командующего Вооруженными силами Союза. Я также остаюсь в должности начальника службы внутренней безопасности. Сегодня я подписал приказ о введении в городе Хашури чрезвычайного положения! На основании двух вышеназванных приказов я временно вступаю в права Главы Совета, и буду находиться на этой должности ровно двадцать четыре дня, как и положено по закону. По истечении этого срока я буду либо переизбран Главой Совета на демократических основаниях, либо уступлю этот пост вновь избранному Главе Совета.

Вновь гул… Члены Совета осознавали, что теперь и до отмены ЧП Хунн становится первым лицом в Союзе. Что-то это значит…

— Господа, я предлагаю почтить память полковника Ричардса минутой молчания. Все мы знаем, кем был для Союза и для всех нас Марио Ричардс. Без него нашего Союза ввобще могло бы не быть, и неизвестно тогда, как сложилась бы судьба нас и наших детей на этой оплавленной горем и огнем земле, — Хунн первым встал с кресла, одевая фуражку.

Его примеру последовали и остальные государственные мужи. Майор торжественно отдал последнее воинское приветствие полковнику. Он был единственным военным при форме, поэтому остальные мужчины просто встали и попытались поймать тишину. Качибадзе неловко, опираясь скованными руками на стол, встал. Он стоял напротив Хунна, и можно было подумать, что американский офицер отдает воинское приветсвие ему.

Закончив с ритуалами, майор Хунн уселся в вожделенное кресло, продолжил:

— Но, господа, кому же понадобилась смерть Ричардса? Я никогда бы не мог подумать, что спустя десять лет после глобальной атомной катастрофы, мы по-прежнему будем употреблять такие слова, как «интрига» и «заговор». Известно, что профессор Качибадзе был основным соперником Ричардса на перевыборах главы Совета, и свое поражение на выборах профессор переживал очень болезнено. Разумеется, это еще не повод обвинять человека в убийстве. Но, как нам стало известно, Качибадзе контактировал с убийцей сегодня утром.

— А где сейчас находится тело убийцы?