Избранные произведения - Жуакин Машадо де Ассиз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она очень плоха, — заметил я Иезекиилу, — и малейшее волнение может стоить ей жизни. Мы навестим тетушку позже, когда ей станет лучше.
Но смерть унесла тетушку Жустину через несколько дней. Она почиет в боге или как там говорят. Иезекиил увидел ее в гробу и не узнал; да и не мудрено — годы и смерть сильно изменили донью Жустину. По дороге на кладбище юноша узнавал знакомые места: башню, набережную Глория. Часто он возвращался домой в конце дня и рассказывал, какие дома или улицы ему вспомнились еще. Его удивляло, что многие дома остались все такими же, словно дома умирают, не дожив до старости.
Месяцев через шесть Иезекиил поделился со мной планами о путешествии с научными целями в Грецию, Египет и Палестину, он договорился о нем с друзьями.
— Какого пола? — спросил я, смеясь.
Он смущенно улыбнулся и ответил, что женщинам, — существам, приверженным моде и сегодняшнему дню, — никогда не понять поэтичности развалин тысячелетней давности. Он отправится в путь с двумя товарищами по университету. Я обещал помочь ему и тут же выдал деньги на предварительные расходы, а про себя подумал: «Мне приходится расплачиваться за любовные похождения Эскобара, финансируя археологические экспедиции его сына; лучше бы мальчик погиб от проказы…» Когда эта мысль промелькнула у меня в голове, я почувствовал себя просто чудовищем и, схватив Иезекиила в объятия, хотел прижать его к сердцу, но сдержался. Я ласково взглянул на него, будто он и вправду был моим собственным сыном, а он в ответ посмотрел на меня благодарно и нежно.
Глава CXLVI
И БЕЗ ПРОКАЗЫ
Иезекиил не погиб от проказы, но и без нее в Старом и Новом Свете немало болезней. Одиннадцать месяцев спустя Иезекиил умер от брюшного тифа; похоронили его в окрестностях Иерусалима два товарища по университету, они же воздвигли на могиле каменную плиту с надписью на греческом языке из книги пророка Иезекииля; «Ты совершен был в путях твоих». Друзья его прислали мне оба текста — и греческий и латинский, — зарисовку могилы, отчет о расходах и оставшиеся деньги; я бы заплатил втрое больше, лишь бы никогда больше не видеть Иезекиила.
Проверив текст по Библии, я обнаружил, что он точен, но там оказалось продолжение: «Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего». Тогда я подумал: «Когда же был сотворен Иезекииль»? Ответа не последовало. Еще одна тайна прибавилась ко всем тайнам мира. Однако я пообедал с аппетитом и вечером отправился в театр.
Глава CXLVII
РЕТРОСПЕКТИВНАЯ ВЫСТАВКА
Ты уже знаешь, читатель, что душа моя, как бы она ни была истерзана, не увяла, словно одинокий бледный цветок. Я жил в свое удовольствие и не ощущал недостатка в подругах, утешавших меня в потере любимой… Правда, это были мимолетные увлечения. Женщины быстро оставляли меня. Так лица, посетившие ретроспективную выставку, торопятся уйти, говоря, что они устали или что освещение изменилось. Только одна из посетительниц приезжала в карете с ливрейным лакеем. Остальные скромно приходили пешком, «calcante pede», а если лил дождь, я отправлялся на площадь за извозчиком и с церемониями и различными напутствиями усаживал их в экипаж.
— Ты взяла каталог?
— Взяла; до завтра.
— До завтра.
Но они больше не возвращались. Напрасно я ждал их у дверей, смотрел на часы, — никого. Тогда, если появлялась новая гостья, я брал ее под руку, вводил в дом, показывал ей пейзажи, исторические и жанровые картины, акварели, пастель, гуашь, но вскоре посетительнице становилось скучно, и она тоже уходила прочь с каталогом в руке…
Глава CXLVIII
НУ ВОТ И ВСЕ
Так почему же ни одна из прелестниц не изгладила из моего сердца первую любовь? Возможно, потому, что ни у одной из них не было глаз, похожих на морскую волну, манящих и лживых, как у цыганки? Но не в этом суть. Главное, нам осталось выяснить, была ли Капиту с улицы Матакавалос та же, что и на улице Глория, или она изменилась по какой-то случайности. Иисус, сын Сирахов, знай он о моих приступах ревности, ответил бы мне словами из Книги Премудрости (глава IX, стих I): «Не будь ревнив к жене сердца твоего и не подавай ей дурного урока против тебя самого». Но, по-моему, дело не в этом, и, наверное, читатель, ты согласишься со мной; если ты помнишь Капиту и девочкой и женщиной, тебе должно быть ясно, что одна была заключена в другой, словно орех в скорлупе.
Но как бы то ни было, бесспорно одно: кончилось тем, что моя первая любовь и лучший, самый любимый друг по воле судьбы соединились и обманули меня… Пусть земля будет им пухом! Перейдем к «Истории предместий».
НОВЕЛЛЫ
ФРАНСИСКА
© Перевод Н. Малыхина
Поэт Даниэл любил во Франсиске все — ее душу, ее красоту, юность, невинность и даже ее имя. Даже имя! По-моему, Даниэл совершенно прав. Надо оценивать это имя не по тому, насколько широко оно распространено, а по тому, как мелодичны и нежны три слога, столь гармонично слитые воедино, столь влекущие к любви.
Итак, Даниэл любил даже ее имя. В ней он обрел идеал семейного счастья, о котором мечтал, воображая свою жизнь, освященную брачными узами.
Любовь расцвела в обоих сердцах, как давно готовый раскрыться бутон. Казалось, она предначертана им в Книге Судеб. Они увидели друг друга и полюбили. Любовь, ими овладевшая, была тем глубоким, страстным чувством, которое заставляет поверить, будто души двух любящих явились в этот мир с предназначением жить друг для друга.
Когда Даниэл увидел Франсиску впервые, она была воплощением той целомудренной, невинной красы, образцами коей в истории и литературе служат Руфь, Виргиния и Офелия; ее опрятность свидетельствовала и о чистоте духовной; в ясном, открытом взоре светилась ее душа; она была чувствительна, но не чрезмерно, скромна, но не напоказ, — одним словом, возлюбленная Даниэла обладала всеми теми достоинствами, которыми ничем не скованная природа радует взор и сердце поэта.
И если бы оба эти существа соединились, если бы с самого начала их все возраставшее чувство получило законную основу, то мир был бы восхищен этим совершенным долголетним союзом, не подверженным никаким бурям.
Но осуществиться этому браку было не суждено. Состояния их были не равны, слишком не равны — за Франсиской давали чуть ли не королевское приданое, а у Даниэла не было ничего, кроме души, таланта и добродетели, а это в брачных делах ничего не стоит.
Именно так сказал отец Франсиски, когда дочь поведала ему о своей любви, а потом она передала его слова Даниэлу. Ночь они провели в слезах. Конечно, мысль о том, чтобы бежать в пустыню и жить там вне общества, пришла в голову обоим, но ни он, ни она не высказали ее вслух, ибо сердца их были безгрешны.
Когда Даниэл пришел домой, в глазах его стояли слезы и сердце сжималось от горя. Так была утрачена его первая иллюзия — до сих пор ему сопутствовало убеждение, что в жизни все люди руководствуются только благородными чувствами и чистыми помыслами. Впервые он столкнулся с человеком практичным, с человеком — денежным мешком, с человечеством, какое оно есть. Дотоле Даниэл витал в облаках, жил мечтами, населенными химерами. Он и не предполагал, что такое настоящая жизнь. И дорого пришлось заплатить ему за это открытие.
Как же быть? Не надеясь, что свет примет его, он решил принести себя в жертву свету. Надо составить состояние, что ж, он найдет выход. И отправился к отцу Франсиски, сказал, что любит его дочь, что хочет соединиться с нею, что состояния у него нет, но он клянется, что через некоторое время сумеет разбогатеть. Пусть только старик согласится на помолвку.
Отец Франсиски, человек практичный, на это не пошел, он сказал, что если Франсиска будет еще не замужем, когда Даниэл разбогатеет и вновь объявится, он, отец, благословит их брак.
На этом они расстались.
Даниэл уехал в Минас-Жерайс.
Конечно, я должен был с самого начала сообщить, что и Даниэл, и Франсиска жили в Рио-де-Жанейро, и там родилась и окрепла их любовь.
Даниэл обратился к дальнему родственнику, поделился с ним своим горем и рассказал о своих намерениях. Родственник предложил ему отправиться вместе с ним в Минас-Жерайс и уверял, что в скором времени у Даниэла будет весьма приличное состояние, так, как в этом штате всем предоставляются редкостные, исключительные возможности сколотить капитал.
Они уехали. Родственник — чтобы поразвлечься, Даниэл — чтобы приобрести то последнее, чего ему не хватало для безмятежной жизни с Франсиской.
Даниэл распростился с Франсиской и с музой. И с той, и с другой было последнее свидание, была и шелковая лестница, и жаворонок, заставивший нашего Ромео покинуть свою Джульетту. Обе возлюбленные провожали юношу горькими слезами, но разлука, временная конечно, с ними была необходима, чтобы потом полнее насладиться счастьем, и поэт оставил их, как слишком обременительный в пути багаж.
