Очерки по русской семантике - Александр Пеньковский

«Предельность» слогоделения в целом и всех составляющих его признаков, как и предельность всякого сверхсильного средства, должна, очевидно, получать обоснование в предельности обслуживаемых им ситуаций общения и находить выражение в тех функциях, которые в этих ситуациях на него возлагаются.

Ситуации слогоделения – это ситуации коммуникативных помех, возникающих в различных звеньях акта коммуникации (resp. автокоммуникации).

Функции слогоделения – это функции преодоления коммуникативных помех и обеспечения общения через препятствия в канале коммуникации, в сфере адресата, в сфере адресанта и т. д.

Рассмотрим некоторые из таких ситуаций

1) Ситуация преодоления расстояния или внешних препятствий. Передача информации и контактоустанавливающие оклики на расстоянии. В этой связи должны быть специально отмечены и выделены занимающие важное место в вокативной сфере русского языка, но не привлекавшие внимания ученых, особые «призывные» формы вокативов, которые отличаются такими специфическими – сопровождающими слогоделение – фонетическими явлениями, как растяжение гласных (ср. сказанное об этом выше), сверхусиленное (свое или добавочное) ударение на конечном слоге и развитие нефонологических (но способных к последующей фонологизации) поствокальных – губного или среднеязычного – финальных сужений. Ср.: Миша! → Ми – ша! → Ми – ша – а-а-а-й! Ср. также диал. с-в-р. мимо! // ма – мду! бабо! // ба – бду! и т. п. Можно предполагать, что именно в этой сфере образовались и вышли затем в свободное употребление диалектно-просторечные производные личных имен на – ай (типа Петряй, Митяй, Федяй) и – среди прочего – восходящие к призывному а! (через ступень ай // ау) общерусские ау (откуда затем аукать, – ся – ср. диал. аукать, айкать ‘аукать’) и агу, откуда затем и агукать (см. об этом в работе [Пеньковский 1973]).

2) Ситуация преодоления шумов в канале коммуникации: «– Мама! – кричал он в трубку, пытаясь пробиться сквозь шорохи проселочных километров… – Я в колхозе… В кол-хо-зе, – я тебе говорю….» (Н. Коняев. Долгие дни лета); «Наконец-то звонок из Павлова. – Плохо слышу говорите громче… Спасибо большое. Что? Спасибо, говорю! (“Просто горло сорвешь”) О ходе следствия сообщим. Со-об-щим!..» (О. Лаврова, А. Лавров. Отдельное требование).

3) Ситуация преодоления помех в установлении контакта для передачи команды – приказа коллективному адресату. Складывается в связи с необходимостью преодолеть рассредоточенность отдельных лиц, составляющих коллектив, и мобилизовать их на исполнение определенных действий. Слогоделение – с сопровождающими его фонетическими явлениями – действует в ограниченном кругу меняющихся от эпохи к эпохе вокативных и императивных форм (каждая из них может совмещать обе функции– оклика – окрика и команды – приказа), обнаруживая особую роль межслоговых пауз. Последние, помимо своей обычной технической функции разделения, получают – подобно знаку желтого в светофоре – специальное императивное значение ‘собраться! приготовится!’, а время этих пауз оказывается функционально наполненным временем. Ср. такие команды, как кру – го?м! // напра – во?! // нале – во?! // сми – рно?! и др. под., три компонента которых соответственно обозначают: ‘внимание!’ – ‘приготовиться!’ – ‘исполнить!’, причем последний компонент вбирает в себя все значение целого. Ср. точные литературные описания этой семантики: «Мы идем по пустынному развороченному полю… И словно в небесах возникает хрипловатое стремительное “за!”, затем с понижением медленное, словно затаившееся в засаде “пеее” – и внезапно, как выстрел, “вай!”…» (Б. Окуджава. Уроки музыки); «Фельдфебель командовал хрипло, самозабвенно, колонна шла, отбивая шаг, и, когда раздавалось протяжное: “Кру-у-…” – все еще шла, хотя должна была вот-вот с размаху врезаться в решетку… “Гом!” – радостно кричал фельдфебель, и, строго держа равнение, колонна делала полный поворот…» (В. Каверин. Освещенные окна).

Последний пример объясняет также явление передвижки уда-рения при лексикализации отдельных единиц, выходящих из своей специальной сферы в свободное употребление. Помимо широко известных бегом и кругом (а также специализированного шагом в произносимой без слогоделения команде шагом марш!), ср. еще устар. пади! и пади! ‘посторонись! берегись!’ (предостерегающий окрик кучера при быстрой езде) и слушай! ‘внимание!’ (окрик, означающий приказ, или – в ином употреблении – оклик ночных часовых), которые восходят соответственно к пади (из поди ‘пойди’) и слу-шай! Ср.: «Уж темно: в санки он садится. / “Пади, пади!” раздался крик…» (А. С. Пушкин. Евгений Онегин, I, 16); «Люди впереди и сзади; / Не кричит он: “Пади, пади!” / Лишь бичом на воздух бьет…» (И. Мятлев. Сенсации и замечания г-жи Курдюковой…); «Ну, женские и мужеские слоги! / Благословясь, попробуем: слушай! / Ровняйтеся, вытягивайте ноги / И по три в ряд в октаву заезжай!..» (А. С. Пушкин. Домик в Коломне, 26); «…“Слуша-а-а-а-ай!” – раздался в ушах моих протяжный крик. “Слуша-а-а-а-ай!” – словно с отчаянием отозвалось в отдалении. “Слуша-а-а-а-ай!” – замерло где-то на конце света. Я встрепенулся. Высокий золотой шпиль бросился мне в глаза: я узнал Петропавловскую крепость» (И. С. Тургенев. Призраки, XXII, 1864). Ср. еще кругом и исходное устар. кругом: “Прохожий, стой! во фронт! скинь шляпу и читай: / Я воин, грамоты не знал за недосугом. / Направо кругом! / Ступай!..” (И. И. Дмитриев. Эпитафия, 1803–1805). Из редких случаев ср. также: «-…Но – но – но, махонькие! Поворачивайтесь! Целы будете! Все целы будем! <…> Но – но – ноо! С бо-гам!..» (И. С. Тургенев. Стучит! 1874).

4) Ситуация преодоления таких – с точки зрения отправителя речи – коренящихся в сознании адресата препятствий для адекватного понимания содержания передаваемого сообщения, как непонимание или недооценка его важности, значимости, истинности и т. п., реальные или предполагаемые возражения, несогласие, сопротивление и т. п.

В этих условиях на передний план выдвигается и становится определяющим такой признак сегментированного на слоги слова, как увеличение его весомости, его «утяжеление», «усиление» его «проникающей», «пробивной» способности, а основной функцией слогоделения оказывается подчеркивание. Неслучайно в описаниях – характеристиках такого подчеркивающего слогоделения преобладают глаголы подчеркивать, выделять, акцентировать и др. под., свидетельствующие о том, что слогоделение в этой ситуации имеет логико-смысловую основу и ориентацию.

Добиваясь понимания (ср.: «Он стал говорить по слогам, что-бы до меня скорее дошло…» – Б. Егоров. Цветы в чужом саду), говорящий мобилизует весь комплекс выделительно-подчеркивающих и усилительных средств (лексика усиления и подчеркивания, кванторные слова, усилительный повтор и противопоставления, изолирующая парцелляция в конечной позиции, логическое ударение и т. д.) и дополняет его слогоделением как средством предельной силы, чтобы, расчленив звуковую форму слова на части, вынудить собеседника сосредоточить внимание на его смысле и воспринять его целиком.

Пробиваясь к сознанию адресата, говорящий заставляет его прислушаться к необычно выделенному и выдвинутому звучанию, вслушаться в него и проверяет: слышишь? слышите? побуждает его вдуматься в слово: заметь! заметьте! требует понять его смысл: пойми! поймите! и контролирует: понимаешь? понимаете? понял? поняли? понятно? Ср.: «– Нет, я серьезно прошу вас бережнее отнестись к моему ученику… Николай Аполлонович, повторяю вам: бе-ре-жне-е….» (А. Белый. Петербург, 1, VI); «-…Я, брат, в чужие дела не вмешиваюсь. И не только сам не вмешиваюсь, да не прошу, чтобы другие в мои дела вмешивались… Да, не прошу, не прошу, не прошу и даже… запрещаю! Слышишь ли, дурной, непочтительный сын – за-пре-ща-ю!..» (М. Е. Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы); «-…Потому, что я не люблю никого. Слышите, ни-ко-го!..» (Ф. М. Достоевский. Братья Карамазовы, IV, 11, III); «– А я сожалею, что у моего агронома недостает экономических знаний… Навоз удорожает зерно, слышите? У-до-ро-жа-ет!..» (В. Пальман. Долинские разговоры); «– И учти, пожалуйста, что он еще и ученый… Вдумайся: у-че-ный! Не только хозяйствен-ник…» (А. Григорьев. Угол падения); «-…Ведь Маркс прямо говорит: развитие экономических формаций суть естественно-исторический процесс. Заметьте: е-сте-ствен-ный!…» (Ю. Давыдов. Глухая пора листопада. 2, 5, 1); «– Экипаж-то все-таки хороший сложился. – Кубики складываются, Максим Петрович… Детские кубики с картинками А экипаж – сколачивается Понимаете? Ско-ла-чи-ва-ет-ся' Годами» (Л Борин Третье измерение), «– А тебе я запрещаю эту дружбу Понял? За-пре-ща-ю' » (Г Демыкина. Была не была, 11), «– В роты, лейтенант, вам понятно? В ро-ты!» (А Ананьев Танки идут ромбом, 10), «– И заметьте никакой самодеятельности' Слышите? Я подчеркиваю ни-ка-кой! Понятно? » (С Кремнев Плотина), «– Какая я тебе “мама" Я твоя тетка Тетка – ясно! – раздельно произносила она вот это "тет-ка”, чтобы я лучше запомнил » (А Харитонов. Тетка) Ср еще «Я спросила, читала ли она „Один день з/к“ и что о нем думает? – Думаю? Эту повесть о-бя-зан прочи-тать и вы-у-чить наизусть каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза – Она выговорила свою резолюцию медленно, внятно, чуть ли не по складам, словно объявляла приговор » (Л Чуковская Записки об Анне Ахматовой, II)