Кавказская любовь - Шамсият Гаджиевна Абасова

Хатима промолчала. Она смотрела в пол. Ей было стыдно.

– Сама ушла, или это он тебя выгнал? – продолжил допрос мужчина.

– Сама.

– Почему?

– Не спрашивай, не спрашивай меня ни о чем, плача выпалила Хатима, – мне тяжело об этом говорить.

Эта новость взбудоражила Али. Он не ожидал, что Хатима разведется снова. «Ведь теперь, ее муж богатый, со связями, имеет высокий социальный статус. Все как она мечтала. Все то, чего ей не хватало. Правда она вышла второй. Но ведь и она не девочка без прошлого. В ее ситуации выходить второй женой уже не стыдно».

Хатима усадила детей назад а сама села вперед, рядом с бывшим мужем, Али был недоволен, но ничего не сказал. Аида и Мурад уставшие, но довольные быстро уснули. Автомобиль подъехал к родительскому дому Хатимы, и притормозил. Но она не спешила выходить из машина. Не пыталась разбудить детей, или как то по другому поднять их домой, она молча продолжала сидеть в машине. Али удостоверился в том, что она не спит, и просто ждал ее действий.

С каждой минутой его раздражение усиливалось.

– Может ты хочешь что бы я отнес детей домой на руках? – вдруг осенило его.

– Нет.

– Ну тогда разбуди детей и идите домой.

Ответа не последовало. Мужчине ничего не оставалось кроме как молча ждать, а сколько ждать и чего ждать он понятия не имел.

– Я хочу вернуть нашу семью, – вдруг раздался в тишине голос Хатимы.

Какое то время Али был в ступоре. Он ожидал этих слов. Был уверен, что услышит эти слова когда ни будь в своей жизни, но не думал, что это произойдет так скоро. Острая, пронизывающая боль снова пронзила сердце. Эта душевная боль заставила скрутиться и сжаться.

– Нет Хатима, нашу семью уже не вернуть, – наконец, когда казалось боль отступила произнес Али.

– Али, прости меня, я была не права. Я осознала свою ошибку, – сквозь слезы еле сдерживая всхлипы произнесла она.

– Нет. Ты уже один раз разрушала нашу семью. Я простил. Потом ты ушла опять. Опять я тебя простил. Для тебя эта была словно игра, а мне ты каждый раз разбивала сердце. Я прощал тебе все твои уходы, все твои капризы. Но… простить и принять теперь уже не смогу.

– Пожалуйста Али, – уже не сдерживая всхлипы, пыталась вымолить прощение. – Прости! Обещаю, я стану хорошей женой.

– Я простил тебе многое. Но простить измену не смогу.

– Я тебе не изменяла. Я вышла замуж после развода с тобой.

– Ты предала меня. Ты бросив меня, разрушив мою жизнь вышла замуж за другого. Я не смогу жить с тобой после этого.

Хатима в отчаянии сжала руки в кулаки.

– Хотя бы ради детей прости.

– Не смогу.

Черная машина нырнула в общий поток ночного движения. Али было жаль бывшую жену, детей, которым предстояло расти в не полной семье. Но он знал себя: он не сможет простить и принять Хатиму после того как она предав его побыла замужем за другим мужчиной. Это самое сильное предательство для мужчины которое может исходить от женщины, жены. Если бы Хатима всадила ему кинжал в сердце, ему было бы проще простить ее, чем сейчас.

Али уверенно надавил на газ, и улыбнулся ночному городу. Он вспомнил Джамилю. Теперь он точно знал что завтра же сделает ей предложение и скоро начнет с ней новую жизнь.

***

Отекшее лицо, мешки под глазами, тонкие, бледные губы… но счастливая и вполне довольная своей жизнью девушка улыбнулась своему отражению в зеркале. Она была на шестом месяце беременности. Платье Шамсият специально выбрала такое что бы обязательно подчеркнуть свою беременность. Лиф синего, велюрового платья проходил прямо под грудью и подчеркивал округлившийся животик хозяйки.

– Помоги завязать, – Осман и сам умел прекрасно завязывать галстук , но ему нравилось когда это делала жена.

Когда она закончила завязывать галстук он попытался прижать ее к себе, сильно, как раньше любил прижимать, но Шамсият завизжала:

– Осторожнее, живот!

Осман резко ослабил хватку и просто прижал жену к себе, и он ощутил что теперь они уже не одни, между ними появился кто то третий, кто то, кто теперь всегда будет между ними, их общим, будет их объединять.

– Смотри, что бы я не видел что ты танцуешь с Абдулджалилом!

Шамсият весело усмехнулась.

– Ты что, как я вообще с кем то танцевать буду с таким животом?

– Ты же танцевала недавно с Каримом.

– Карим твой брат, и свадьба была наша. Там все наши родственники. Среди них можно танцевать и с животом. А теперь, совершенно чужая свадьба, незнакомые, чужие люди. Я вообще танцевать не буду.

Шамсият нравилась ревность мужа. Она с улыбкой на лице прильнула к нему, обхватила за талию и нежно поцеловала. Ей была приятна легкая ревность и приказной тон мужа.

Свадьба была одногруппника. Шамсият ожидала, что встретит там Абдулджалила. Она видела его в последний раз на своей свадьбе. Шамсият чувствовала себя вполне счастливой и довольной жизнью. Она по своему любила мужа и ставила своей целью делать его счастливым. Каждый день она дарила ему частику своей любви, нежности, и заботы. Это делало его счастливым, а понимание того что Осман счастлив благодаря ей, наполняла жизнь молодой жены радостью и счастьем. Абдулджалил, стал для нее просто воспоминанием о юношеской влюбленности, которой не суждено было стать чем то серьезным.

– О чем думаешь? – размышления девушки прервал голос мужа.

– Да нет. Ни о чем.

– Ты была такой веселой, и вдруг погрустнела. Вспомнила что то?

– Да нет! – поспешила оправдаться Шамсият. – Что такого я могу вспомнить из за чего испортится настроение?

– Мне показалось, это потому что я запретил тебе танцевать с Абдулджалилом.

– Ну что за глупости! – усмехнулась Шамсият, стараясь казаться как можно более равнодушной к имени «Абдулдждалил». – Я вообще танцевать не хочу. Мне тяжело с таким животом и не удобно. И какое отношение имеет ко мне Абдулджалил? Почему я из за него должна расстраиваться?

Осман ничего не ответил. Он знал, что в университете Абдулджалил был влюблен в его жену. В те годы он пытался понять – отвечает девушка ему взаимностью и есть ли между ними что то. Даже казалось, что Шамсият симпатизирует парню. Но… она выбрала его, – при этой мысли Осман улыбнулся, взял руку жены и преподнес к губам, – теперь она его жена, они ждут сына. Ему не о чем переживать. И ревновать глупо. Но ревность подступала и Осман ничего