Почти серьезно - Юрий Никулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У коверного Павла Боровикова был свой способ поставить на место пьяного. Он подходил к нему и на весь зал проникновенно говорил:
- Дорогой товарищ! Большое вам спасибо за то, что вы помогаете мне в работе. Как говорится: "Ум хорошо, а... полтора лучше".
Публика смеялась. Пьяный, как правило, замолкал.
В юности я прочел рассказ о том, как один человек ежедневно ходил в цирк и ждал, что кто-нибудь упадет и разобьется или кого-нибудь разорвут львы. Причем не просто ждал, а мечтал о таком зрелище. Может быть, такие люди и есть, но я их не встречал.
Бывают у нас несчастные случаи. Редко, но бывают. Сорвется артист с трапеции, и его уносят с манежа. В зрительном зале сразу волнение, гул. В этом случае нам, коверным, приходится срочно выходить на манеж, заполнять непредвиденную паузу. Работаем, а сами думаем: "Как там наш товарищ?" Публика же сидит молчаливая, насторожившаяся. И какие же аплодисменты раздаются, когда инспектор манежа объявляет, что артисту оказана медицинская помощь и чувствует он себя хорошо. А бывает, что в конце представления артист, чуть прихрамывая, стараясь улыбаться, сам выходит на манеж. Публика неистово аплодирует, радуясь, что все кончилось благополучно.
Помню, работали мы в Калинине. На одном из дневных представлений во время выступления жонглера с горящими факелами кто-то опрокинул банку, в которой смачивались факелы. В бензин попала искра. Вспыхнуло пламя. Загорелся пол, занавес, повалил дым... Цирк деревянный, публики в зале битком - в основном сидят дети с бабушками. Мы с Мишей в отчаянии хватаем огнетушитель и бежим на манеж.
"Аа, это ты в цирке разжег костер!"- кричу я и делаю круг по манежу за убегающим партнером. После чего поливаю из огнетушителя горящий занавес.
Миша в это время, прыгая вокруг меня, исполняет какой-то дикий танец. Дети, думая, что мы показываем очередную репризу, смеются.
Только когда пожар погасили и представление пошло своим чередом, до нас дошло, чем все это могло кончиться. Потом мы, правда, смеялись, вспоминая, как сбили с ног жонглера, как с безумно вытаращенными глазами плясал Шуйдин, а я весь облился пеной из огнетушителя. Но до конца представления у нас дрожали руки.
Самые благодарные зрители - дети. Для них посещение цирка - праздник. Они охотно включаются в любую игру, им нравится ощущать себя соучастниками представления. Но порой они бывают неуправляемыми.
На одном утреннике дрессировщик Владимир Дуров легкомысленно предложил желающим выйти на манеж и покормить слоненка. Желающими оказались все дети. Они лавиной ринулись на манеж и шумной толпой окружили слоненка, который с перепугу ни от кого не принимал лакомства. Потом детей полчаса рассаживали по местам и подбирали на манеже бесчисленные варежки, шапочки и калоши.
Дети все подмечают, во все вникают. Эмиль Теодорович Кио рассказывал мне, как однажды он чуть не плакал, когда во время представления на манеж выбежал какой-то мальчишка и, открыв один из его таинственных ящиков, перед всеми разоблачил секрет фокуса.
Зрители любят, когда в клоунаде упоминается название городского района, который имеет какую-то свою особенность. То ли это название места, где много хулиганов, то ли район базара-толкучки... Когда мы работали с Карандашом, он всегда спрашивал у работников местного цирка:
- Ну, какой у вас самый веселый район?
Спрашивал для того, чтобы, выезжая в одной из своих реприз на ослике, на вопрос инспектора: "Карандаш, ты куда собрался?" - назвать этот район.
В Москве, например, была Марьина роща, в Тбилиси - Сабуртало название местного базара.
Только в Ереване у Карандаша вышла осечка. Когда Михаил Николаевич спросил у униформистов о смешном районе, ему стали предлагать всякие заковыристые названия. После долгого спора старший униформист сказал:
- Михаил Николаевич, у нас все знают Абаран, назовите это место.
Абаран так Абаран. Выехал на представление Карандаш на ослике и на вопрос инспектора, куда он едет, на весь зал прокричал:
- На Абаран!
Что тут в зале поднялось! Минуты две стоял такой смех, что Карандаш растерялся. А за кулисы прибежал директор цирка и стал умолять Карандаша не упоминать Абаран. Оказалось, что это место, куда водили случать ишаков.
Зритель - первый и самый главный рецензент нашей работы. Мы внимательно прислушиваемся к реакции зала, стараясь почувствовать, где зрителю скучно, фиксируем ненужные паузы. Словом, все наши репризы, интермедии, клоунады мы всегда окончательно доводим на зрителе. Когда кто-нибудь из публики приходит к нам за кулисы, мы охотно разговариваем с ним и стараемся узнать, что понравилось больше, что меньше. И бывает, что одни что-то восторженно хвалят, а другие это же самое ругают. Одни любят лирические, трогательные репризы, другие жаждут "животного смеха".
- Я, знаете ли, - говорил мне один полный, жизнерадостный зритель,хочу в цирке посмеяться животным смехом. Так, чтобы ни о чем не думать. Лишь бы посмешней! Вот вы водой обливались - это так здорово, что я просто плакал от смеха...
С годами публика меняется. Да и мы, артисты цирка, становимся другими. Иногда я задумываюсь, как бы реагировала публика, если показать ей сегодняшние репризы лет тридцать - сорок тому назад. Наверное, многое показалось бы странным, а то и непонятным.
- Нам все время нужно думать, - говорил мне Карандаш, - что они, зрители, хотят "кушать" в цирке, иначе мы выйдем в тираж.
Перед каждым представлением, прежде чем выйти на публику, я спрашиваю у выступавшего передо мной артиста:
- Ну, как публика сегодня?
- Мировая, - отвечает он, улыбаясь. - Наша, цирковая.
И, подогретый этими словами, настроенный на хороший прием, я радостно выхожу на манеж, чтобы начать свою работу.
ПАУЗЫ ЗАПОЛНЯЮТСегодня встретил Веру Сербину и вспомнил ее неповторимый номер "Танцы на проволоке". Сколько обаяния, огня у этой артистки! За 15 лет работы в цирке я такого приема у зрителей не видел. Когда Сербина заканчивала номер русским танцем, во время которого легко, как птица, скользила по проволоке, зал буквально ревел от восторга. Некоторые зрители в ажиотаже вставали с мест.
(Из тетрадки в клеточку. Октябрь 1964 года)
Я начал работать в цирке, когда роль коверного клоуна стала одной из основных в представлении. А такие "киты", как Карандаш. Константин Берман, Борис Вяткин, считались в любой программе аттракционом, и директора цирков "дрались" за них.
Конечно, каждый коверный хотел бы показывать репризы на абсолютно свободном манеже. Некоторые клоуны выжидают за кулисами, пока униформисты освободят манеж. И только потом выходят и показывают репризы. Мы с Мишей на это не идем. Мы же заполняем паузы! Программа, если задержать наш выход, потеряет ритм и в целом проиграет. Поэтому у нас в запасе есть репризы, которые мы можем исполнять в любой обстановке.
Публика хорошо реагирует, когда после выступления какого-нибудь артиста мы показываем пародию на его номер. Так, после "Высшей школы верховой езды" мы выходим с репризой "Лошадки", которую исполняем, выезжая на бутафорских лошадках. Есть у нас и мимическая сценка "Перш". Ее мы показываем после номера артистов, балансирующих на лбу большим першем шестом, на котором исполняются сложные трюки. Мы появляемся на манеже, неся на плечах длинный шест, и своими приготовлениями настраиваем публику на то, что сейчас повторим сложный трюк только что выступавших артистов. Не спеша снимаем пиджаки, пробуем крепость шеста, после чего я устанавливаю его себе на лоб. Прежде чем начать влезать на перш, Миша, надев на себя пояс с лонжей, подходит к униформистам.
Смахнув слезу, он печально пожимает всем руки, как бы прощаясь перед, возможно, смертельным трюком. Потом подходит ко мне. В оркестре звучит барабанная дробь. А я неожиданно ложусь на ковер вместе с шестом, и Миша старательно ползет по нему.
Реприза примитивная. Но в зале смеются.
По-разному люди воспринимают юмор. Помню случай, который произошел со мной в жизни. Как-то я прочел в журнале "Крокодил" анекдот:
"Полисмен. Почему вы превысили скорость? Вы мчались по шоссе как угорелый!
Автомобилист. Простите, сэр, но у меня испортились тормоза, и я спешил отвезти машину в ремонт".
Спустя несколько дней я ехал на машине в аэропорт Внуково. В спешке не заметил знака ограничения скорости. Вдруг вижу: поравнялся со мной мотоцикл ГАИ, и пожилой старший лейтенант показал мне жезлом, чтобы я встал у обочины. Начало нашего разговора было как в анекдоте:
- Почему вы превысили скорость? Ваши права.
Надеюсь юмором растопить сердце блюстителя порядка, протягивая документы, я решил ответить ему словами анекдота:
- Да понимаете, товарищ старший лейтенант, у меня испортились тормоза, и я спешу на станцию обслуживания.
Инспектор посмотрел на меня серьезно и, возвращая права, деловито сказал: