Закон - тайга - Эльмира Нетесова

— Почему не тушили пожар? — изумился Кравцов.

— Как это не тушили? Еще как тушили, батенька! У баб юбки до сисек и теперь мокрые. Все воду носили. У мужиков… да что там, в исподнем остались. Обгорели все. А погасить не смогли. Дом из ели поставлен. Она же смолистая. Взялась огнем — не погасить. Аж с венцами сгорела, под самый корень. Нельзя, батенька, милицию из дерева строить. Ее, как гробницу, с цельного камня выдалбливать надо. Чтоб и бомбой не свернуть, — вытирал вспотевшую от жара лысину председатель сельсовета.

— Из Поронайска никто не приезжал?

— Только вот. Перед вами уехали. Постояли здесь. Сняли шапочки. И ушли. В машину. Да и верно. Посудите сами — виновные тоже сгорели. Вместе с милицией. Ни спасать, ни наказывать некого. Чего ж глазеть впустую. А смотреть на такое кому охота?

Кравцов оглянулся. Рядом с ним стоял Тимофей. Ни тени зла не пробегало по лицу. Счеты свела сама судьба. Не оставив никому радости от случившегося.

Никому не хотелось умирать. Вон как вцепился в решетку фартовый. Одни угли от него остались. А не снять, не отодрать от железных прутьев. Чужую смерть караулил, свою жизнь потерял.

А это кто руками в железный ящик вцепился? Там документы? Видно, дорожил, а может, опасался? Ну да теперь не важно…

— Неужели сразу не могли ничего сделать?

— Со всех сторон бензином облили. Факелом, за полчаса сгорело все. Опомниться не успели, — обидчиво поджал губы председатель сельсовета.

К пепелищу стягивались запоздавшие люди. Пришел и Горилла. Глаза навыкате от удивления:

— Падла! Как же так? Была мусориловка — и нет ее! Даже склянку поставить некому! Почему мне не вякнули? Такое всем селом обмыть надо!

Но узнав, что в пожаре сгорели пристреленные участковым двое фартовых, осекся, стоял молча, посуровев лицом и сердцем.

На следующий день с утра Игорь Павлович потребовал, чтобы для него открыли склад госпромхоза. Это было сделано тут же. И Кравцов, включив свет, вновь осмотрел все помещение.

Чердачный люк был забит. Но Игорь Павлович попросил лестницу. И вместе с Иваном Степановичем и экспертом влез на чердак. Дверь его не открывалась давно. Поржавели петли. И Кравцов понял, что если вор и воспользовался чердаком, то входил не через эту дверь, обращенную к улице.

На чердаке было темно. Игорь Павлович достал из портфели фонарь.

В одном месте долго рассматривал пыль на досках. Потом оглядел балки. Подошел к люку. Две доски на нем легко снимались. Видно, вор торопился. И хотя доски сдвинул, на гвозди потом не посадил. Шуметь боялся. Значит, побывал он тут не глухой ночью, а в то время, когда село еще или уже не спало. Кравцов заметил, что влез вор в отдушину, сделанную на противоположной стороне от двери. Значит, он очень худой и долговязый.

«Но как через такое отверстие сумел протолкнуть столько пушнины? Хотя вот обрывок мелкой сети, которой охотники накрывают куропаточьи выводки, ставят их на перелетных птиц. Вот в эту сеть, как в чулок, вор набивал и опускал вниз пушнину, пользуясь тем, что эта стена склада ниоткуда не просматривалась, а территория не охранялась».

Сетка эта была прочной и хранилась на чердаке. По ней, предварительно закрепив за балку, спустился через люк в склад, как по канату. Но как сам выбрался из склада? Хотя… Это проще. Подтянулся на вешала для меха, а там — в люк. Вот и отсюда хорошо видно вешало, которым воспользовался вор. Влез на чердак по березе, росшей рядом со складом. Вон на стволе даже свежие царапины от сапог остались.

Теперь все понятно, кроме главного — кто вор? Кравцов вспоминал всех воров, отбывающих наказание в Трудовом.

Еще участковый успел узнать, что фартовые, работающие на деляне, не появлялись в селе, не отлучались из тайги. Из тех, кто остался в селе, никто не смог бы пролезть в отдушину. И главное, никто из них не знал, где отключается сигнализация. Ведь даже когда в селе гасили свет, в больницу, милицию, сберкассу, магазин и на склады всегда подавалась энергия. И отключить ее мог тот, кто знал здесь на складе все.

Странным показалось Кравцову и то, что вор не полез в сейф, который стоял на самом виду. В этом сейфе были самые ценные шкурки соболя. День лежали. На второй их повесили на вешала.

Вор обязательно залез бы в сейф. И только свой мог знать, что, кроме приемных документов, там нет ничего, и не проявил к нему интереса.

Забравший даже беличьи шкурки, конечно, не обошел бы вниманием сейф.

Из своих здесь двое. Вот эти. Оба у двери замерли. Хотя старик спокоен. Покуривает. Ждет…

— Давайте вниз, — предлагает Кравцов, невольно подметив дрожь в руках эксперта.

Когда вернулись на склад, Игорь Павлович спросил парня:

— Чей вы будете, как зовут вас?

— Анатолий… Шомахов, — ответил, заикнувшись, тот.

— Что это у вас во рту пересохло? Иль волнуетесь? С кем живете здесь?

— С матерью жил. Теперь она уехала. К сестре. Насовсем.

— И вы к ним собрались?

— Откуда знаете? — удивился Шомахов.

— По лицу вижу, — невесело усмехнулся Кравцов.

— А что ж ты мне ничего не сказал? — изумился Иван Степанович.

— Я сам еще точно не решил, — ответил Анатолий и отвернулся.

— Да. Он всего два дня назад собираться стал в дорогу, — поддержал Кравцов.

У парня глаза квадратными стали. Губы дрогнули.

— Я еще не собирался, я думаю…

— Зачем стесняться? Тут все свои. Собираетесь основательно, обдуманно. Ведь не с голыми руками хотели поехать, — усмехнулся Игорь Павлович.

— Я не воровал мех! Зачем меня позорите? Я на свои, что заработал. Я — не вор…

— А кто назвал вас вором? Сами себя! Выходит, и впрямь на Сеньке шапка горйт…

— Не горит. Не вор я. А будете честных людей позорить — жаловаться буду! И на вас управа есть!

— Вы очень устали, Анатолий. Это плохо для вас. Подпишите протокол осмотра и идите работать. Если вы мне понадобитесь, я приглашу, — пообещал Кравцов, решив позвонить да госпромхоза в горотдел милиции.

В кабинете начальника госпромхоза уже сидели следователь милиции и новый участковый с тремя сотрудниками. Познакомились. Разговорились. Кравцов написал постановление о передаче дела о мехах по подследственности — следователю милиции. Передал документы.

— А теперь, — сказал Кравцов, — выслушайте совет. Пока в селе никого из милицейского пополнения не знают, переоденьтесь в штатское. И глаз не спускайте с Шомахова. Он — не профессиональный вор. И вот-вот засветит место, где спрятал мех.

— Вы сказали: он один в доме живет. А моим парням жить негде. Можно подселить. Не исключено, что в доме мех прячет. Найдут, — предложил участковый.

— Спугнут. Сбежит, бросит пушнину. Поймет, что жареным запахло. Он неглупый парень. Хотя с виду и кажется простаком. ,

— Жаден. Вы сами это подметили. Такой без меха не сорвется. Он крепко на этот крючок попался. Теперь уже намертво. Возьмут его мои мальчики. Тем более практика такого рода у них есть. И навыков не занимать. Этим не повезет, завтра еще пятеро приедут. Он от нас никуда не денется, — уверял участковый.

— И все же пусть не говорят, что работают в милиции. Спугнут…

— Не беспокойтесь, Игорь Павлович, — улыбнулся участковый.

А через полчаса, окружив Анатолия, парни гурьбой шли в его дом, таща за собой чемоданы, сумки, рюкзаки.

Участкового поселили в пустующий дом. И он пригласил Кравцова скоротать эту ночь вместе.

— Я думаю, что хоть и плохой из меня собеседник, но в доме лучше, чем в гостинице. У меня вы хоть отдохнете.

Игорь Павлович согласился. Хотя предпочитал не надоедать никому, привык к гостиничному одиночеству и независимости, к участковому пошел из человеческого и профессионального любопытства.

— Меня в Трудовое послали в наказание. Начальник горот- дела вместе с замом своим рассвирепели за то, что перечить им осмелился, — рассказывал Виктор Ефремов.

— Ив чем же вы не согласились с ними?

— Вначале поругался, когда моих ребят хотели послать в вытрезвитель. Охранять его. Ну и сказал, что для такой работы учиться в школе милиции не стоило. Для того есть другие — без знаний. Там ведь только грубая сила нужна. И никакого творчества. А мои — образованные кадры. И потребовал использовать их знания соответственно.

— И это все? — удивился Кравцов.

— Жалобу я написал на начальника горотдела. В Москву.

— Вот как?! Видно, довел вас Дорофеев?

— Знаете, Игорь Павлович, я не признаю солдафонства в нашей работе, грубостей, хамства. А Дорофеев — старый кадр. Из довоенных. Привык к своим методам. Все еще прошлым живет. Мол, молодые не должны работать в белых перчатках. Все обязаны уметь. Я и возмутился, что человек с неполным средним образованием командует мною, распоряжается кадрами, более образованными, да еще помыкать намеревается…