Роман Галицкий. Русский король - Галина Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воевода Николай бросил взгляд на Романа, и тот напрягся. Он вдруг ощутил мысли собравшихся так ясно, словно они высказались вслух. Галичане пришли к ляхам, чтобы упросить их дать им князя - князя-вассала, князя, подчиняющегося Кракову. Ляхи пришли в Галичину затем, чтобы посадить Романа - князя-вассала, князя, подчиняющегося Кракову. Казалось бы, задача решена. Но галичане могут и не согласиться на Волынского князя - слишком известен он в Галиче, да и ведают они, что не будет Роман Мстиславич послушно ходить по воле Кракова.
И он понял, что оказался прав, когда Никиша Тудорыч медленно покачал гривастой головой:
- Уж простите, коли что не так молвлю, мужи ляшские, да только не надобен нам князь Роман. Иного пущай даст Лешка - на иного мы согласные.
- Добже, - палатин Николай наклонил лысеющую голову, - мы помыслим о сём.
- Да просветит Господь разум короля Лешки! - искренне воскликнул Никиша Тудорыч.
А Володислав Кормиличич так взглянул на Романа, что тот снова ощутил в душе горячую волну гнева.
* * *Ещё раз заверив ляхов, что готовы повиноваться Лешке Белому, как родному отцу, и обещая открыть для его войска Галицкие ворота, посольство отъехало восвояси. Но ещё не сели на коней последние отроки, ещё не тронулся в путь обоз, а Роман уже был у палатина Николая. Тот сидел в шатре, перебирая дары, и едва взглянул на ворвавшегося князя.
- Это чего такое деется? - с порога, запинаясь, начал Роман. - Лешко клялся мне, что я стану галицким князем. А ныне…
- Приняли мы посольство Галиции, услышали его слова, - ровным голосом ответил Николай.
- И что же? Поворотите вспять?
- Почто вспять? - Николай поднял холодные выцветшие глаза на Романа. - Сия земля сама легла нам под ноги. Глупо не пройти по красиво расстеленному ковру.
- Я Лешке обещал сдержать вассальную клятву, - вспомнил Роман. - А Галич требует у Лешки князя. Так почто же… почто колеблешься ты, воевода?
- Думаю, - Николай опустил глаза, поглядел на разложенные дары. - Зело упрямы русские бояре. С князем, яко со смердом, рядиться вздумали.
- Завоюй мне Галицию, Николай, - Роман присел рядом на скамеечку, - а я в долгу не останусь.
Палатин бросил на него косой взгляд: не останешься, дескать, ведаю. Сам-то он давно всё решил и прикидывал лишь, как сделать, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Хлопнул наконец в ладоши, приказал вошедшему оруженосцу поднимать войско в поход.
2
Первым под ударами ляшских войск пал город Ярослав. Полки Николая пожгли посады, пороками разломали ворота и, несмотря на сопротивление горожан, взяли Ярослав на копьё. Два дня шёл грабёж и разбой. Ляхи тащили всё, что уцелело в огне пожаров и могло пригодиться в хозяйстве. Гнали скот и простых людей, наваливали на подводы добро.
Дальше пошли на Любачев. Город затворился, ожидая осады, но ляхи были быстрее - палатин Николай отправил к Любачеву тысячу своих конников, и когда до города дошла весть об участи Ярослава, передовые отряды ляхов уже стояли под стенами. Любачевский посадник собрал дружину и ополчение, вышел за стены города и дал ляхам бой, но те обошли любачевское ополчение сбоку и отрезали от городских стен. Лишь нескольким десяткам из почти шести сотен воев удалось воротиться назад. Сам посадник попал в плен и, отказавшись присягнуть Лешке Белому на верность, был изрублен саблями.
Перепуганный Любачев тем не менее приготовился сражаться, но когда подошли основные силы ляхов, сдался и распахнул ворота - чтобы разделить участь Ярослава.
Весть о печальной судьбе Любачева взбудоражила Галич. Оттуда открывалась прямая дорога на стольный град Червонной Руси, Звенигород и Голые Горы. Бояре, чьи владения находились там, перепугались не на шутку.
Заговорило в городе чугунное било, потёк на вече народ. Многим было невдомёк, что случилось.
- Что, никак князя бояре сыскали? - приставал кончанский староста Угоряй к степенно идущему рядом старшине мостников Еремею Тужиличу.
- Может, и так, - кивал мостник.
- А какого, не слыхать?
- У боярина спросить надоть, - рассуждал Еремей Тужилич.
- Уж поскорее бы князь-то пришёл, - встрял в беседу молодой чернявый купец, равняясь с ними. - А то боязно в путь пускаться - никак нападут тати. Без княжьего-то догляда сладу с ними нет. Владимир-то Ярославич, упокой, Господи, его душу, - вовсе за ними не следил!
- Да и за боярами бы глаз да глаз, - проворчал седой, как лунь, купец Ермолай, - сами не хуже татей лютуют. Эвона какие резы берут!
- Что резы! - подхватил нелёгкую беседу какой-то ремесленник. - Надо тебе купить шёлку для шитья идёшь у боярина занимать, а отдаёшь не токмо кунами, но и самим товаром. Приходится цену подымать, чтоб хоть как-то с долгами расплатиться. А кто по такой цене брать станет? Тот же боярин, коему ты должен. Вот ты ему товар снеси, продай, а после те же куны в уплату долга вороти. Боярин-то и мошну набьёт, и скрыню[56], а ты хоть по миру иди!
- Эх, нелегко без братцы! - вздыхали люди.
У вечевой ступени возле Богородичной церкви народу - не протолкнуться. На помосте толпились бояре, возле переминались конники. Дородный боярин Молибог, постукивая посохом, вещал срывающимся голосом:
- Пришла беда, мужи галицкие! Наслал Господь нам за грехи наши лютых ворогов. Идут на нас безбожные ляхи. Города жгут, нивы топчут, людей, аки скот, в полон гонят. Три города пожгли, на четвёртый двинулись. А тамо и до Галича доберутся, размечут его по брёвнышку! Беда, мужи галицкие! Война!
- Эвона! - полез в затылок староста Угоряй. - Война! Никитка, слыхал?
Старший сын Угоряя, Никита, ражий мужик, уж пятнадцать лет как семейный, всё ходил под рукой высохшего к старости отца и мрачно покивал головой.
На вечевой ступени слово взял Володислав Кормиличич.
- Мнили мы, когда шли к ним навстречу, - вещал он, - что отыщем в ляхах защитников. Хотели из их рук получить князя для Галича. Ан они слова свои на ветер пустили. Мы их с добром, а они пришли, яко тати.
- Роман волынский ляхов ведёт на наши головы! - закричал кто-то из бояр. - Погибели он нашей жаждет!
- Никшни тамо! - загомонили другие. - Не таков Роман Мстиславич, чтоб Галич жечь! Княжил он в нём! И ныне княжить хощет!
- Княжить он хощет, - передразнивали крикунов. - На головешках!
- Неужто за нас никто не заступится? - срывающимся от волнения и страха голосом вскричал давешний мастеровой. - А как же Русь? Как другие князья?
- Князьям мы гонцов снарядили, - закивал головой Володислав. - Да токмо пока они обещались дружины прислать, а сами не торопятся что-то. Рюрик киевский молчит, Юрий туровский тож.
- Мстислава торчевского звать надоть, - раскатился тягучий голос боярина Зеремея.
- Сие муж зело смышлёный и на устроение полков хитр. И с Рюриком киевским заодно.
- Торчевский князь у Рюрика в подручных ходит, - развёл руками Володислав. - А Рюрик нам ответа не дал. Тако придётся нам, мужи галицкие, самим помыслить о своей голове.
- Ополчение! Ополчение собирай! - закричали с разных концов вечевой площади.
Володислав Кормиличич повернулся к золотым главам Богородичной церкви и перекрестился.
- Господи, услышь детей твоих, - вдохновлённым голосом заговорил он. - Простри над нами десницу Свою, не оставь нас силой и благодатью Своей! Даруй победу над ворогами!
- Полки! Полки ведите! - волновалась площадь. К вечевой ступени уже проталкивались сотники и десятники.
- Все пойдём! И с сынами и внуками! - шумел народ. Молодой чернявый купец обернулся на степенного,полного показного равнодушия купца Ермолая, на его высокого плечистого сына Могуту и стал проталкиваться поближе к ступени. Никита слегка потормошил Угоряя.
- Благослови, отче, - склонил он голову.
- Ой же ж ты, лихо какое на наши головы! - запричитал кончанский староста. - Матери-то каково будет… Ну, да ладно. Сам я не пойду, а тебя да братьев пускаю, - он перекрестил сына, обнял и троекратно поцеловал. - Ступай собирайся!
И загудел, зашевелился Галич, словно потревоженный улей. По концам и улицам пошли старосты. Старшины кузнецов, шорников, бронников, тульников и кожевенников не покладали рук, выковывая мечи и наконечники для стрел и копий, набирая кольчуги и брони, выделывая стремена и седла. Те, кто хранил броню и оружие дома, доставали их и проверяли, чинили конскую упряжь. В каждом доме заплаканные хозяйки шили мужьям, братьям, сыновьям рубахи, подбивали свиты. Торг в последние дни кипел, как никогда - всё, что могло понадобиться в бою, отрывали с руками.
Бояре тоже не сидели сложа руки. У некоторых под Ярославом и Любачевым были угодья. Оставшись без своих сел, пашен и покосов, они считали убытки и скупились, не покупали ничего нового, а выискивали, как бы обойтись старым. Зато те, чьи владения ещё не подверглись разорению, готовы были пойти на любые расходы, чтобы остановить ляхов.