Eurocon 2008. Убить Чужого - Сергей Лукьяненко

— Господин эльф, — осторожно спросил Иван. — Дозволено ли мне будет проявить любопытство?

— Дозволено, — кивнул эльф.

— Если эльфы улетели на Элинор, если жили там многие сотни лет… то почему вы… они вернулись? Я признаю, что человечество виновато, мы забыли, кому на самом деле принадлежит Земля, но если вы могли там жить…

— Мы вернулись, — сказал эльф резко. — Мы вернулись и это все, что вам нужно знать. Отныне Земля наша. Ты закончил?

— Да, господин эльф… Не соблаговолит ли господин эльф…

Лесной Коммандер молча стал раздеваться. Даже в трусах и майке он походил на человека.

— Вот… примерьте…

— От меня воняет? — вдруг спросил эльф.

— Что? Нет, нет, господин эльф…

— А они говорят, что воняет. — Эльф усмехнулся. — Воняет людьми, воняет железом, воняет солью… Запаха на самом деле нет. Но я слишком долго жил с вами. Меня не любят. Мне благодарны, но меня не любят… Но благодарны… если бы не я, наши корабли не нашли бы Землю. Не справились бы с вашей армией. Я единственный, кто выжил, кто дождался.

Иван стиснул зубы.

— Да, да, человек. — Эльф хихикнул. — Если бы не я — вы жили бы по-прежнему. Земля была бы вашей… У тебя ведь наверняка припрятано оружие? Хочешь — достань его и убей меня. Мне все равно. Меня не признают свои, а чужие мне не нужны. Чтобы выжить среди людей, мне пришлось стать почти человеком.

— Даже если бы я вас убил, это ничего бы не изменило, — сказал Иван.

— Вы отвратительные трусы, — презрительно сказал эльф. — Низшая раса… Я презирал вас столетиями… но для своих я все равно чужой.

— Что, эльфийки не дают? — спросил Иван.

Эльф вздрогнул и с любопытством посмотрел на него.

— Ого! Да ты расхрабрился, портняжка! Дают, дают, не соболезнуй. Я герой. Меня не любят, но дают.

— Но вы же сами сказали, что эльфийки не умеют любить, — оправляя на эльфе мундир, сказал Иван. — Так какая вам разница? Слишком долго прожили среди людей… хочется любви?

Пальцы эльфа легли Ивану на горло. Ногти медленно выдвинулись, превращаясь в острые, будто бритва, лезвия.

— Да, — четко сказал эльф. — Ты прав, именно так. Но следующая дерзость станет для тебя последней. Я отрежу тебе голову, понял?

— Да, господин эльф.

— Тогда работай, — холодно сказал эльф, опуская руку. Ногти втянулись в пальцы.

Иван работал. Эльф стоял неподвижно, как статуя. Когда Иван закончил, эльф снова потянулся к банке с медом, отправил в рот еще немного. Сказал:

— Это тоже ваше влияние. Эльфы пьют нектар, иногда, по большим праздникам, разведенный в родниковой воде мед. Чтобы чуть-чуть захмелеть. Но вы все время пьянствуете. Вы травите себя от радости и от горя. Мне тоже пришлось научиться пить. Я стал есть чистый мед, чтобы не выделяться. Это вредно, но я привык.

Иван молчал.

— Хочешь знать, почему мы вернулись с Элинора? — спросил эльф.

Иван предпочел благоразумно промолчать.

— Там не было меда, — серьезно ответил эльф. — Там не прижились земные цветы и не выжили пчелы. Мы долго думали, что это не страшно. Что это лишь сделает наши праздники чуть-чуть печальнее. Но все оказалось страшнее.

Он замолчал, и Иван осмелился на вопрос:

— Мед необходим для психологической разрядки?

Эльф усмехнулся.

— Мне нравится мундир, поэтому тебе прощается многое. Но не все. Шей и не задавай лишних вопросов…

— Мундир станет еще лучше, — сказал Иван. — Вот увидите, он будет лучшим на балу.

— Вот лучшим — не надо, — серьезно сказал эльф. — Достаточно, чтобы он был просто хорошим.

* * * Свой первый мундир для эльфа Иван шил почти месяц. Дочь перестала с ним разговаривать, хотя Ольга пыталась ее переубедить. Для нее, тележурналиста, работы теперь не было. Люди тоже не спешили шить новые костюмы. А вот эльфы — эльфы любили выглядеть нарядно. Тем более, что военные все-таки сопротивлялись до последнего, даже когда автоматы развалились у них в руках, а танки осыпались на землю горами рыжей пыли, и у многих эльфов мундиры изрядно пришли в негодность.

Хотя в общем-то погибло их не так много. Эльфы были удивительно живучи, а в качестве пушечного мяса использовали орков и троллей. Их, похоже, они ничуть не жалели, готовы были гнать на пулеметы и бросать под танки.

Странно было, что орки с троллями не протестовали. Может быть, привыкли за тысячелетия рабства? Иван иногда думал, что когда-нибудь и люди займут свое место в иерархии эльфийского общества — строптивее орков, слабее троллей, зато способные работать с железом. Не может быть, чтобы им совсем не нашлось места в новом мире…

— Папа, ты коллаборационист, — сказала Аня, когда Иван отдал эльфу мундир и получил вознаграждение (платой его было бы называть неправильно, эльфу ничего не стоило забрать мундир просто так и уйти). Но эльф расплатился неожиданно щедро — и оккупационными рублями, и несколькими мешками продуктов, которые, сопя, притащил мелкий, способный пройти в дверьтролль. И даже обрезки эльфийского шелка позволил оставить себе.

Они первый раз за месяц сели за стол, на котором всего было вдоволь. И вот сопливая девчонка, которая по причине оккупации даже в школу отказалась ходить — целыми днями висела на телефоне или валялась на диване, читая книжки, смотрит отцу в лицо и говорит чужие, услышанные от кого-то слова.

— Во Франции во время Второй мировой таких еще называли вшисты, — сказала она, набивая рот картошкой. — Потому что относились к ним как к вшам. А у нас их называли полицаями и вешали.

— Марш из-за стола, — сказал Иван. — Или ты собралась есть еду коллаборациониста? Кстати, во Франции говорили не вшисты, а вишисты. По названию города, где располагалось марионеточное правительство. А вошь по-французски — ле поукс.

Надо же — всплыло со школьных времен! С какого-то адаптированного текста из времен мушкетеров и королей…

Аня вскочила и выплюнула на тарелку пережеванное пюре.

— Расплевалась тут! — не удержался Иван. — Иди еще рот мылом вымой! Вшисты… Двоечница! Неуч! Дармоедка! Из-за таких дур и дураков нас и завоевали!

Аня и впрямь бросилась в ванную комнату. Зашумела вода.

Ольга страдальчески посмотрела на мужа.

— Пусть посидит голодная, — сказал Иван. — Полезно… Соль передай!

Мясо и так было соленым, но он упорно тряс солонкой над тарелкой, пока не понял, что натряс уже целую горку редкостной по нынешним временам приправы.

Тогда он запустил солонкой в стену.