Олимп - Дэн Симмонс

— Манмут, — произносит мужчина, касаясь груди через распахнутую пижаму. — Знаешь, почему я отказывался лететь вместе с вами на Землю?

Европеец мотает головой. Моравеку известно, что Хокенберри видит собственное отражение на черной полированной зрительной панели в передней части его красного металлического черепа.

— Я слишком хорошо разобрался в «Королеве Мэб» и разгадал ваши подлинные намерения.

— Первичные интеграторы и не скрывали наших целей, — недоумевает Манмут. — Разве не так?

Схолиаст улыбается.

— Нет. Конечно, я услышал от них часть правды, но далеко не все. Если уж вам понадобилась экспедиция на Землю, к чему было создавать гигантского, неповоротливого урода? Шестьдесят пять военных космических кораблей, кружащих по марсианской орбите или снующих между Красной планетой и Поясом астероидов, — разве этого недостаточно?

— Шестьдесят пять? — переспрашивает моравек. Так много? Он и понятия не имел о количестве летавших вокруг посудин, одни из которых не превышали размером обычных шершней, другие же запросто могли вернуться на Юпитер с очень тяжелыми грузами, если потребуется. — Откуда у доктора Хокенберри такие точные данные?

— Центурион-лидер Меп Эхуу обмолвился как-то раз, когда мы еще сражались на Земле Илиона. Правда, он оказался не очень-то разговорчив, когда я стал интересоваться кораблями: все-таки это воин, а не специалист по космотехнике… Но кое-что было понятно: все прочие летательные аппараты работали на термоядерной или ионной энергии. А это покруче атомных бомбочек в банках.

— Да-а-а… — соглашается Манмут.

Он тоже не слишком разбирается в космическом транспорте — посудина, доставившая их с Орфу на Марс, представляла собою пестрый винегрет из солнечных парусов и одноразовых термоядерных двигателей, запущенный в Солнечную систему при помощи созданного моравеками требуше в виде ускорительных «ножниц», ответвления которых производили более двух триллионов ватт энергии. И все-таки даже он, простой капитан европейской подлодки, понимает: «Королева Мэб» чересчур жалка и громоздка для объявленной цели полета. Манмут уже догадывается, куда клонит собеседник, однако не уверен, что желает это услышать.

— Каждые тридцать секунд — по одной атомной бомбе, — глухо продолжает человек. — За кораблем величиной с Эмпайр-Стейт-Билдинг, как изволили подчеркнуть Орфу и первичные интеграторы. Мало того, «Королева» не обладает невидимостью в отличие от самого захудалого шершня. Итак, что мы имеем? Громадную штуковину с ярким… как вы это называете?.. альбедо[29]… и хвостом из атомных вспышек, прекрасно заметным с Земли задолго до прибытия на орбиту… черт, готов поспорить, нас и теперь уже видно невооруженным глазом.

— Отсюда ты заключаешь… — подначивает моравек.

Весь разговор транслируется ионийцу по личной связи, но тот пока отмалчивается.

— Отсюда я делаю вывод, что настоящая цель этой миссии — как можно раньше засветиться, — отвечает мужчина. — Напустить на себя угрожающий вид и напроситься на ответный удар неизвестных сил, затаившихся на Земле или поблизости, — тех самых, которые, судя по вашим рассказам, обожают забавы ради перекраивать квантовую ткань вселенной. Вы пытаетесь вызвать огонь на себя.

— Разве? — Не успев договорить, моравек осознает, что доктор Томас Хокенберри совершенно прав… и что сам он, Манмут с Европы, подозревал нечто подобное с начала полета, однако не решался взглянуть фактам в лицо.

— Да-да, — подтверждает собеседник. — Полагаю, корабль просто напичкан записывающей техникой, и когда неведомые силы, где бы они ни прятались, разнесут его в атомную пыль, подробная информация о характере взрыва и природе супероружия будет мгновенно передана обратно на Марс, или на Пояс астероидов, или на Юпитер, или куда угодно. Сказать, кого мне напоминает «Королева Мэб»? Троянского коня, коего греки так и не удосужились построить на Земле Илиона и вряд ли уже построят после того, как я переменил ход событий, а хитроумный Одиссей сделался вашим пленником. Но только эту лошадку наверняка — ну, практически наверняка, — поджарят на жертвенном костре. Вместе со всеми нами.

— Орфу, это правда? — взывает Манмут по личному лучу.

— Увы, дружище, — мрачно звучит в ответ. — Причем далеко не полная.

— Не стоит говорить: «со всеми нами», доктор Хокенберри, — произносит вслух европеец. — Твой квит-медальон еще цел. Ты можешь покинуть судно в любое время.

— Верно. — Мужчина перестает потирать бледный исчезающий шрам — след от разреза, сшитого при помощи молекулярного клея, и прикасается к тяжелому украшению на груди. — Могу покинуть, когда захочу.

32

Даэман отобрал девятерых колонистов (среди них оказалось пятеро мужчин и четыре женщины) для участия в вылазке, целью которой было посетить все триста известных факс-порталов, дабы проверить, не явился ли туда Сетебос, и упредить обитателей, если такие найдутся. Однако затем бывший коллекционер решил дождаться возвращения Хармана, Ханны и Петира на общем соньере. Муж Ады сулил прилететь к ленчу или около того.

Соньер не вернулся ни к назначенному сроку, ни часом позже.

Даэман терпеливо ждал. Он чувствовал общее беспокойство: разведка и дровосеки заметили в окрестных лесах на востоке, юге и севере от Ардиса шевелящиеся, сгущающиеся тени, словно войниксы готовились к серьезной атаке, и сыну Марины не хотелось отрывать десятерых человек от их обязанностей, пока не прибыло подкрепление.

Полдень давно миновал. Дозорные на сторожевых башнях то и дело поглядывали на тяжелые сизые облака, явно надеясь увидеть летящий соньер.

Молодой человек понимал, что не должен медлить и что Харман был прав: разведка и предупреждение прочих колоний не терпели отлагательства, и все-таки тянул время. Так прошел час. Потом другой. Вопреки здравому смыслу Даэман стыдился покинуть кузину до возвращения ее супруга. Если с Харманом что-то случится, это сломит его жену, однако по крайней мере община выживет. А вот без соньера судьба обитателей Ардиса решится довольно скоро, достаточно войниксам устроить новый набег.

Ада весь день находила себе занятия, лишь изредка выходя из особняка, чтобы постоять в одиночестве у литейного купола, глядя в небеса. Любитель бабочек, Том, Сирис, Лоэс и еще несколько человек всякий раз оказывались поблизости, но не заговаривали с ней. Тучи набрякли, потемнели; опять повалил снег. И без того короткий зимний день переродился в кошмарные сумерки.