Семья Звонаревых - Александр Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ветрова была всего на два года старше Осипенко, однако в отряде она давно занимала должность старшей сестры, и Ира оказалась в её подчинении.
…Кремнёв и Павленко вошли под навес, служивший столовой передового перевязочного отряда Союза городов, приданного 102-й дивизии. Здесь их радушно встретили обе молоденькие сестры милосердия и, пригласив к чаю, стали усердно угощать бутербродами и печеньем.
– При всём моём волчьем аппетите, больше не могу… – взмолился Павленко.
– Наш Боб, очевидно, сегодня не здоров: съел всего десяток бутербродов и осушил полдюжины стаканов чаю, – смеялась Ирина. Её вздернутая верхняя губа обнажили острые белые зубы.
– Диагноз установить не трудно: он влюблён. И в кого – догадаться ещё легче. Посмотри, Иринка, какими глазами он на тебя смотрит, – с улыбкой проговорила Ветрова. – Бедняга, он так страдает, что совсем потерял аппетит.
– Скорее это я страдаю от тоски по Вас, Татьяна Владимировна. Кремнёв не сводил восхищенных глаз с Ветровой.
– Я замужем! – спокойно сказала она и показала обручальное кольцо.
– За мифическим мужем!
– Увы, вполне реальным, который к тому же никак не хочет дать мне развод.
– Скажите, где он и я моментально освобожу Вас, – пылко проговорил прапорщик.
– Вы-то тут причём, Боб?
– Для своего командира я готов на всё, даже на самоубийство, шутливым тоном ответил Павленко.
– Ой, какие страсти Вы говорите! – лукаво играя чёрными, как агат, глазами, сказала Ирина.
Прапорщик в шутку состроил свирепую физиономию. Все захохотали.
– Правда, что скоро начнётся наступление? – справилась Ветрова.
– Вот уже четыре месяца, как я веду ожесточённейшие атаки на Ваше сердце, Татьяна Владимировна, – ответил Кремнёв.
– И совершенно безуспешно, Александр Васильевич! Все Ваши атаки и впредь будут отбиваться с огромными потерями для Вас, – улыбнулась Ветрова.
– В ближайшее время я подвезу тяжёлую артиллерию своей боевой славы, и Вы принуждены будете сдаться на милость победителя, – пригрозил Кремнёв.
– Вы итак окружены ореолом героя, но это на меня мало действует, ответила Татьяна Владимировна. – Если Вы действительно начнёте наступать против немцев, то наш отряд двинется непосредственно за сто второй дивизией…
– …Вместе с нашей батареей, – живо добавил Павленко.
– Мы Вам не товарищи! Вы, артиллеристы, народ шумный, всё время стреляете, раненые этого не любят. Скорее мы пойдём за пехотой, – сказала Ирина.
– В таком случае наша батарея пойдёт рядом с Вами. Мы тоже двинемся за пехотой, – не унимался прапорщик.
– Нет уж избавьте хоть в наступлении от Вашего общества.
– Как Вы нас гоните? Подобное оскорбление смывается лишь поцелуями, наступал прапорщик на раскрасневшуюся от удовольствия Ирину.
– Нам пора домой, – взглянул на часы Кремнёв, поднимаясь из за стола. – Нет ли у Вас новых газет, а то мы ничего не знаем, что делается на свете.
– Так скоро? – разочаровано проговорила Ирина. – Ирочка, принеси, пожалуйста, последние номера газет «Киевской мысли» да попробуй стащить у Емельянова «Русское слово», – распорядилась Ветрова.
Девушка исчезла.
Откинув брезентовую полу, которая прикрывала вход под навес, офицеры вышли во двор. После освещённой столовой ночная темнота показалась им особенно густой и плотной. Кое-где проглядывали очертания чёрных силуэтов деревьев, хат. На чёрном небе ярко мерцали крупные звёзды.
Кремнёв и Павленко медленно направились к воротам, вслед за ними вышла из столовой и Ветрова.
– Кликни-ка, Боб, вестового с лошадьми, а я подожду здесь, – попросил Кремнёв.
Прапорщик направился к соседнему двору и громко крикнул вестового. Из глубины сада показалась коренастая фигура солдата. Рядом с ним мелькало светлое женское платье.
– Сию минуту, вашбродие, – отозвался солдат и направился к лошадям. вот только хозяйка откроет ворота.
– Танюша! – страстным шёпотом говорил Кремнёв, сжимая маленькую и холодную от волнения руку сестры. – Не мучьте меня, скажите – свободны Вы или нет?
– Увы, Александр Васильевич, я занята, и Вы это знаете. Муж собирается приехать сюда с какой-то научной химической комиссией. Они будут исследовать состав немецких отравляющих газов, – так же тихо и, казалось, спокойно ответила Ветрова.
Подошла Осипенко с пачкой газет в руках.
– Вытащила у Емельянова не только «Киевлянина» и «Русское слово», ни и петербургскую «Речь», – с торжеством сообщила Ирина.
– Очень, очень Вам благодарен, – с чувством поблагодарил Кремнёв Правда, «Киевлянина» я никогда не читаю. Это черносотенно-погромная газета самого низкого пошиба.
– Вы придерживаетесь либеральных взглядов? – спросила Ветрова.
– К черносотенцам себя не причисляю. Я сторонник мирного обновления нашего государственного строя, – ответил капитан.
– А я социалист, – вмешался Павленко.
– Вы, Боб, просто-напросто… дурачок. Куда Вам соваться в политику! – фыркнула от смеха Осипенко.
– Вы не верите? Помянете моё слово: если после войны случится революция, то Вы увидите меня на баррикадах с красным флагом, – пылко уверял прапорщик.
– Уцелейте сначала во время войны, – спокойно заметила Ветрова.
– Пока что вся революционность Боба заключается в том, что он готов ухаживать за всеми встречными девушками, – съязвил Кремнёв.
– Ах, так! – подхватила Ирина. – Значит, он ветрогон, которому нельзя верить?
– Я думала, что ты наблюдательнее, Ира, – обняла подругу Ветрова.
Девушка обижено замолчала.
В это время вестовой подвёл лошадей.
Застоявшиеся в ночной прохладе лошади нетерпеливо топтались на месте и громко фыркали. Кремнёв и Павленко легко вскочили в сёдла и, пожав на прощание руки сёстрам, широкой рысью двинулись по дороге.
– Тебе Ирина, Боб, не говорила, что за муж у Татьяны Владимировны? – задумчиво спросил Кремнёв, когда они проехали деревню. – Кто он?
– Упоминала вскользь, что он известный профессор, что-то лет на двадцать старше своей жены, но тем не менее она его очень любит, – ответил Павленко.
– не почему-то этому не верится, – проговорил капитан.
Остальную дорогу оба приятеля молчали, погружённые в свои думы. Прапорщик по молодости мечтал о невероятных подвигах, которые он совершит в первом же бою этого грандиозного наступления.
«Да, именно грандиозного! – думал Павленко, горяча свою лошадь. – Я, конечно, маленький человек, всего только прапорщик, но и я вижу, какое большое готовится наступление, как стягивают части пехоты, сколько нам подбросили вооружения. А не днях, говорят, к нам прибудет какая-то сверхтяжёлая артиллерия. Это, дорогой Боб, тебе не фунт изюма! Хорошо бы тебе, дружище, в этих частях послужить, Да впрочем, нет, – мне и здесь хорошо! Ведь главное – участвовать в историческом наступлении. А что оно будет историческим – это определённо. Ведь не даром командующий фронтом сам генерал Брусилов».