Золотые мили - Катарина Причард

Они смеялись над этими обвинениями, но смех их звучал резко и горько. Почему люди, которые в своих собственных интересах должны были бы бороться заодно с рудокопами, подпевают рудничным магнатам и их политическим прихлебателям? Удивление, возмущенна и гнев охватили рабочих Боулдера, когда Калгурлийская лига предложила свои услуги полиции и двести ее членов добровольно пошли служить полицейскими особого назначения.

Эта новость тотчас облетела все прииски, и калгурлийские демобилизованные созвали митинг на Хэннан-стрит, дабы разъяснить гражданам свою точку зрения в этом вопросе.

— Солдаты должны положить конец существованию Австралийского рабочего союза, иначе Австралия станет второй Россией, — сказал один оратор. — Нужно вырвать с корнем большевизм.

Сторонники лиги встретили его слова криками одобрения, противники — насмешками.

— Иностранные агенты посеяли у нас на приисках семена раздора, — заявил другой оратор.

Толпа отозвалась негодующим гулом, в котором потонуло «слушайте, слушайте!» друзей оратора.

Но вот выступил Гарри Эксфорд и заявил, что демобилизованные должны не подкачать и сейчас. Они-де сражались за всех граждан — патриотов своей родины, грудью защищали честь своих матерей, жен и сестер… Тут рудокопы пришли о ярость. Подлый намек на то, что забастовщики могут угрожать чести женщин, был оскорбителен для каждого рудокопа и старателя, которые с первых дней существования приисков рыцарски относились к женщинам и гордились этим. В едином порыве рудокопы кинулись к трибуне, и Эксфорд поплатился бы жизнью, если бы полиции не удалось вывести его из толпы. Митинг закрыли, а толпу, кипевшую от возмущения, разогнали.

Союз горняков отказался нести какую-либо ответственность за поведение своих членов во время этого митинга, равно как и в первый день забастовки, когда некоторые из них пустили в ход кулаки, расправляясь со штрейкбрехерами. Союз заявил, что он не поощряет самочинной расправы, и призвал горняков соблюдать спокойствие и дисциплину и не поддаваться ни на какие провокации.

— Разнузданные речи на митингах и вербовка полицейских особого назначения — все это делается для того, чтобы вывести вас из себя, — сказал горнякам секретарь их союза Том Брэдли. — Вам известно, что ни русские большевики, ни иностранные агитаторы не имеют ни малейшего отношения к нашей забастовке. Вы знаете, за что мы боремся — за стопроцентный охват рабочих профсоюзом, и Горная палата да и демобилизованные знают об этом не хуже нас. Но они всячески стараются раздуть вражду между горняками и демобилизованными и вызвать беспорядки. Мне не надо вам говорить, что нужно делать. Вы это и сами знаете. Но не попадитесь в ловушку, не давайте полиции повода для преследований и арестов: это отвлечет внимание от забастовки и позволит неправильно истолковать тактику, которой придерживается профсоюз.

Кроме того, профсоюз выступил с протестом против вооружения граждан, подчеркивая, что выдача оружия одной части общества для борьбы с другой его частью может пагубно повлиять на умонастроение горняков. Поскольку с обеих сторон было немало головорезов, всегда готовых полезть в драку, руководители горняков обратились к Калгурлийской лиге демобилизованных с предложением не устраивать процессий и демонстраций, которые могут привести к беспорядкам; союз горняков, в свою очередь, также воздержится от устройства каких-либо процессий и демонстраций. Тем не менее вербовка полицейских особого назначения продолжалась.

— Член городского магистрата, который, казалось бы, должен держаться нейтрально, сидит сейчас в Калгурлийской лиге и приводит к присяге новых полицейских, — сказал однажды Том. — Джордж Кэлленан говорит, что в полицию теперь набирают мальчишек семнадцати-восемнадцати лет. Но между прочим взяли и одного семидесятилетнего старца. Самые отъявленные бандиты расхаживают по городу с ружьями и револьверами.

— Во времена борьбы за россыпи они не доходили до такой наглости! — воскликнул Динни.

— Только вооружили полицию, а уже поговаривают, что вызовут отряды гражданской милиции из Йорка, — напомнила Салли.

На другое утро после рабочего праздника, в семь часов, две тысячи горняков собрались в Фимистоне, у поселка за шахтами. Все три смены на шахтах дежурили члены профсоюза, следившие за тем, чтобы не допустить к работе штрейкбрехеров. Через несколько часов по городу разнеслись самые дикие слухи: говорили, что члены профсоюза ворвались на рудники и стали избивать и сбрасывать штрейкбрехеров в шахту, и тогда, во избежание дальнейших беспорядков, рудники якобы закрыли.

Эйли с лихорадочным нетерпением ждала возвращения Тома, а Салли тревожилась за Дика. Он скорее, чем Том, может ввязаться в драку. Дик стал безрассудно смелым и непримиримым во всем — это война сделала его таким. Салли очень обрадовалась, увидев Тома и Дика, направлявшихся к ней по садовой дорожке.

Они только посмеялись над этими слухами — как якобы неистовствует профсоюз. Кое-где, правда, доходило до потасовки, но в целом они довольны положением дел.

— Надо сказать, — заметил Том, — что наш план вполне удался. Собрание в поселке прошло организованно и оживленно. У каждой шахты были выставлены пикеты. Пикетчики убеждали рабочих вступать в профсоюз, стыдили их, что они хотят работать, когда мы бастуем. И очень многие присоединились к нам, а остальные ушли.

Конечно, не везде все обошлось гладко. На одном руднике рудокопы пришли в ярость, увидев, что один парень работает, как ни в чем не бывало. Они предложили ему убраться подобру-поздорову. Этот парень после погромов похвалялся, что задаст жару всякому, кто предложит ему бросить работу. Вот, значит, он и полез в драку, и, надо признаться, ему солоно пришлось. Кто-то даже выхватил револьвер, однако ему не дали пустить его в ход и натворить беды.

— А один штрейкбрехер попробовал выкинуть такую же штуку на Упорном, — сказал Дик. — Он в свое время грозился, что демобилизованные разнесут в щепы соседнюю лавчонку, потому что хозяин выкрасил ее когда-то в красный цвет. Мы тогда сказали, что на руднике ему делать нечего, и предложили отправиться восвояси. Ему это не понравилось. Видали бы вы, как он отбивался и брыкался! Ну, мы загнали его на край насыпи, и он полетел оттуда кувырком.

— Ничего — умнее будет! — фыркнул Динни.

— На Боулдере вышло похуже, — сказал Том. — Том Брэдли наткнулся на каких-то безмозглых идиотов, которые схватили штрейкбрехера и подтащили к устью шахты, угрожая сбросить его вниз. Брэдли призвал их к порядку и велел парню убираться подобру-поздорову. Но слух об этом быстро разнесся по шахтам и напугал других штрейкбрехеров. На Боулдере пять таких парней все околачивались возле шахты, выжидая случая спуститься под землю, хотя им давно советовали отправиться по домам. Так после этого они одумались и ушли.

— Всегда найдутся горячие головы, скорые на расправу, — заметил Динни.

— Знаю, — отозвался Том; лицо у него было серьезное, суровое. — Но это оборачивается против нас.

Когда к представителям Горной палаты пришла делегация горняков, они обещали, что впредь будут советовать рабочим вступать в члены Австралийского рабочего союза. А потом, когда к ним явились делегаты Калгурлийской лиги демобилизованных, представители палаты отреклись от своих обещаний, заявив, что горняки, угрожая оружием, вырвали у них эту уступку. Здание палаты было, мол, окружено разъяренной толпой и кто-то даже бросил камень в окно. Это-то и был тот «пистолетный выстрел», который так напугал владельцев рудников. Толпа-де ворвалась в палату с главного и с черного входов. Представитель Горной палаты заявил, что обещание было дано горнякам только для того, чтобы заставить разъяренную толпу покинуть здание.

— Похоже, что рудокопов хотят довести до белого каления, чтобы они совсем потеряли голову и уже сами не знали, что творят, — воскликнула Эйли.

— Мы так и думаем, — сказал Том. — Люди предупреждены. Если начнется драка, — кто знает, к чему это приведет. Мы безоружны — мы ведь лишь отстаиваем свои права членов профсоюза, а вот правительство только и ищет повода, чтобы выпустить против нас особую полицию.

С каждым днем атмосфера накалялась все сильнее. Было предложено закрыть гостиницы. «Калгурли готовится к войне», — говорили в народе. Лигу демобилизованных называли не иначе, как «военное министерство». Отряды полиции особого назначения маршировали по улицам с примкнутыми штыками, нагоняя страх на горожан. Симпатии населения все больше и больше склонялись на сторону Австралийского рабочего союза. Горная палата отказывалась вести дальнейшие переговоры с союзом горняков и согласилась оплатить две трети расходов на содержание полицейских особого назначения. На Упорном засела полиция, вооруженная винтовками с примкнутыми штыками. Ремонтная мастерская была превращена в пункт первой помощи. На большом митинге, где собралось свыше двух тысяч человек, горняки, взбешенные попытками запугать их и помешать достижению намеченной цели, еще раз решительно подтвердили, что не станут работать с теми, кто не состоит в профсоюзе. Были созданы Комитет защиты и Фонд обеспечения питанием семей рудокопов, оставшихся без заработка в связи с прекращением работ на рудниках. Деньги в этот фонд поступали от рабочих организаций со всей Австралии. Члены профсоюзов и отделений союза горняков на северных приисках организовали сбор пожертвований в помощь горнякам Боулдера.