Воспоминания самоубийцы. Надиктовано Духом Камило Кастело Бранко - Ивона Ду Амарал Перейра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И когда первые пейзажи родной земли проступили сквозь тяжёлые испарения атмосферы, слёзы хлынули из самых глубин моей души в священном порыве тоски, уважения и радости…
Шестнадцать лет прошло с тех пор, как моё тело, полученное от матери-природы, чтобы с помощью её неоценимой поддержки подготовить меня к царству бессмертия, пало в зловещих конвульсиях, растерзанное когтями самоубийства! Шестнадцать лет заключения, слёз, ужасных и невыразимых в их истинной сути страданий!
Растерянный и дезориентированный на своей родной земле, меня охватил непреодолимый страх одному ходить по таким знакомым и желанным улицам Лиссабона, Порту, Коимбры, которые я так любил. Я почувствовал тоску и печаль, оказавшись на свободе. Наши друзья исчезли из нашего поля зрения, укрывшись в недоступной нашим способностям невидимости, и оставили нас наедине с собой, хотя и не покинули полностью. Моё внутреннее состояние изменилось из-за глубоких перемен, вызванных долгим пребыванием в страданиях в невидимом мире, потому что я осознал себя робким и испуганным, снова оказавшись лицом к лицу с тем обществом, которое я одновременно любил и презирал; которое я критиковал, не сдерживая гнева, обнаруживая его моральные недостатки, чтобы затем временами восхвалять его в трогательных страницах, вышедших из сердца, всегда раненого драматическими причинами. Я вспомнил неблагоприятные этапы, составившие мою жизнь, которую отчаяние в конце концов разрушило, которая хоть и не отличалась добродетелями, которых я не проявил, но выделялась несчастьем, которое её погубило…
Когда пробудилось подсознание, столь заботливо успокоенное и усыпленное терапией Института Марии Назаретской, при возвращении к театру прошлого драма, которую я пережил, развернулась в моей памяти с той же горечью былых времен, волнуя глубины души перенесенными когда-то страданиями. Я вспомнил тех, кого любил, и тех, кто любил меня, или, по крайней мере, тех, кто должен был меня любить, и побоялся искать их… Слишком живы были в моей памяти разочарования, пережитые Жеронимо Сильвейрой, чтобы неосмотрительно броситься навстречу новым, необдуманно посещая старый дом, друзей, родственников, о которых я едва имел известия, никогда не получая от них проявлений тоски через добрые пожелания в пылу молитвы.
Я обратился к привязанности Белармино, которого встретил в дни несчастья, умоляя не оставлять меня, чтобы мы шли вместе…, поскольку Марио отправился искать новости о своей жене и детях, о которых до сего момента ничего не знал в Невидимом мире.
Белармино испытывал те же чувства, хотя оставался молчаливым и твердым, в то время как я выражал свои мысли по любому поводу.
Я вернулся с ним к старому дому, где он родился и рос, где наслаждался любящим общением семьи, которая так его ценила, и по чьим коврам устланным залам, казалось, все еще бродила фигура его безутешной матери с того момента, как она увидела его умирающим с перерезанными венами. Усадьба больше не принадлежала семье Кейрош и Соуза, и там не было любящей старушки, которую он теперь, с терзающими душу угрызениями совести, искал с горечью, безутешный от того, что никогда не имел о ней известий, когда все его существо трепетало от тоски…
Я видел, как бывший профессор диалектики плакал у камина, стоя на коленях на том самом месте, где когда-то стояло кресло пожилой дамы, моля о прощении за ужасное горе, причиненное ее нежному материнскому сердцу, умоляя со слезами, между скорбными и трогательными, о ее желанном присутствии, хотя бы на мгновение, чтобы унять в груди жестокую боль тоски, разрывающей душу. Он искал ее повсюду, где считал возможным найти, как безутешный паломник. Однако любящей старушки, для которой жизнь, радость и счастье заключались в нем, нигде не было. Пока тревожная мысль не указала последнюю возможность: он направился к семейному склепу, где покоился прах его предков. Возможно, его мать была там…
И действительно! Любимое имя находилось там, высеченное на надгробии, рядом с его собственным именем… Белармино опустился на колени у своей собственной могилы и молился за свою мать, заливаясь слезами.
Вечерело, когда мы молча спускались по устланной ковром дорожке кладбища. Я постарался, насколько мог, поднять дух моего друга, и пока мы бродили по улицам, заметил, стараясь казаться уверенным и утешающим:
— Легко догадаться о судьбе твоей почитаемой матери, друг мой. Наверняка она не заточена в той мраморной клетке тления, превращаясь в прах с последними материальными элементами, что там заключены… ведь и тебя там нет… Здравый смысл говорит нам, что, поскольку мы оба существа, обладающие вечной личностью, она тоже такова и, как и мы, находится в месте, подходящем для ее внетелесного существования, но никак не в могиле…
— Да!.. Я уже думал об этом, Камило… Однако, где же она?… В каком месте бесконечного невидимого мира?… И почему я, будучи бессмертным, никогда больше не мог встретить мою дорогую мать?… Почему я никогда не видел ее отражения в величественных аппаратах нашего лазарета, в телепатическом посещении?… Увижу ли я ее когда-нибудь?…
— Прости, Белармино… Мне кажется, я слышал, как ты говорил, что твоя мать также разделяла материалистические убеждения, которых придерживался ты?… Как ты хочешь, чтобы она жила, молясь за тебя, отражаясь в измерителе духовных вибраций, как называют его наши наставники в Колонии?… Давай сначала спросим о ее местонахождении у доктора де Каналехаса или у Роберто… Что касается меня, я не сомневаюсь, что ты снова увидишь ее. Если все, что окружало нас с момента входа в Потусторонний мир, подчиняется точности логики, та же логика приведет тебя к встрече с матерью, рано или поздно…
— Да, давай снова спросим докторов де Каналехас… Я уже делал это, но они оба уклонились от ответа… Но… где мы найдем их сейчас?… Они не оставили никакого адреса…
— Давайте подождем, пока не найдем их… Будем терпеливы, друг мой… За шестнадцать лет удивительных несчастий я, кажется, научился основам возвышенной добродетели, называемой терпением…
— Однако, Камило, я предпочел бы не возвращаться в Португалию… Я чувствую себя беспокойно и грустно…
Мы были утомлены и хотели отдохнуть. Но где найти убежище?…
Приличия и уважение к чужому жилищу не позволяли нам искать пристанища в незнакомых домах… Что
