Партизаны полной Луны (СИ) - Кинн Екатерина

Чернявый юноша показал на Мэй, потом нарисовал у себя на груди знак креста.

— Ты тоже хочешь? — уточнил Костя.

Десперадо кивнул.

Костя вспомнил, что он один раз наблюдал за литургией. Что он там понял из службы на русском и что себе надумал, неизвестно, но раз человек просит…

— Добре…

В ходе свершения таинства произошло еще одно обращение — креститься захотел гоблин по имени Зденек. Костя мысленно взялся за голову, поскольку катехизация польских бандитов совсем в его планы не входила, но вспомнил о "благоразумном разбойнике" и махнул рукой, показывая Зденеку, чтобы и он шел в море. Может, и будут из этого Зденека люди. За крещеных, в конце концов, Церковь молится.

— Послушай, — сказал Цумэ Косте после совершения таинства, — тебе не кажется, что для них это… очередные казаки-разбойники?

— Особенно для Зденека, — вздохнул священник. — А тебе что, жалко?

— Нет, обидно. Меня месяц мурыжили.

— Так с тебя и спрос другой… И вообще, крестим же мы детей и младенцев под условием, что крестный наставит их в вере.

Игорь перевел взгляд на Энея, очень нежно поздравлявшего Мэй Дэй.

— В первый раз слышу о таком способе катехизации, — язвительно сказал он.

— Есть многое на свете, друг Горацио, чего ты не знаешь про катехизацию, — отбрил Костя. — Не в склад, зато в рифму.

— Падре, я же данпил. Ты же от меня и захочешь — не скроешь, что тебя что-то гложет.

— Ну и гложет. Ну и что?

— А то, что ты не хуже меня понимаешь, что все это… скороспелое.

— Ну понимаю, дальше что? Что мне, устроить им месячные курсы подготовки к браку? Я вот не данпил, а и то вижу, что, если откажу им или там хоть на день свадьбу перенесу, они на меня плюнут и в ближайшие кусты побегут.

— Ну и побегут. Тебе лень командиру лишний грех отпустить?

— Мне — не лень. — У отца Константина была совершенно сицилийская какая-то манера в запале чуть не в лицо совать собеседнику свой палец. — Но он ее любит. И он не должен извиняться за это ни передо мной, ни перед Богом.

— Вот. Your words, not mine[18]. Он ее любит. Не "они друг друга", а он — ее.

— А она его что, совсем не?..

— Почему совсем? То, за что мной стенку ломали, — разве я бы стал это делать для женщины, которая совсем не? Там другая беда. Костя, она в отчаянии.

— Я в курсе. — Кен поморщился. — Она мне знаешь что сказала при подготовке? Мы, говорит, не успеем друг другу надоесть. Может… он ее вылечит.

— Может, и вылечит, — согласился Игорь. — А если и нет, не твоя вина.

…На следующее утро Антон и Хеллбой уехали за покупками к свадьбе, а Костя ненадолго закрылся в домике с женихом и невестой. Из домика он вывалился в еще более подавленном состоянии. Игорь пристал было с вопросами, но ответ получил весьма расплывчатый:

— Бывают такие проблемы, что когда их нет, так это еще хуже, чем когда они есть.

Игорь сначала не понял, о чем речь, потом понял и заговорил делах насущных. Оказалось, что ребята с комбината, которым вообще-то заказывали баранину, не то по привычке, не то по каким-то другим причинам опять подложили покупателям свинью.

Свадьба тем не менее удалась на славу. Учтя опыт Пятидесятницы, ее устроили на закате и продолжили затемно, при свете костра и факелов. Костя служил по православному требнику и оттянулся на всю катушку. Жених и невеста были одеты в самое нарядное, что нашлось в Гданьском свадебном салоне: смокинг и платье цвета морской волны (белое Мэй решительно забраковала: "Я буду в нем как муха в молоке!" Все доводы Игоря про белый шоколад были отметены как несущественные).

Проблему питания неожиданно решил Стах, который выслушал жалобы Антона, закинул тушу в свой пикап и через сорок минут вернулся уже без свиньи, но с "правильно застреленным и хорошо отвисевшимся" оленем. Вообще-то Стах говорил об оленине и методах ее подготовки существенно дольше, и Антон в который раз порадовался, что плохо понимает польский.

Мясо оказалось волшебно вкусным — точь-в-точь как в романах, роскошная рогатая голова вызвала все положенные шутки, и Игорь твердо решил, что просто обязан из Варшавы привезти Стаху что-нибудь приличное, классом не ниже "Реми Мартен" и в подобающих объемах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Из Варшавы, потому что именно в Варшаве молодые намеревались провести медовый… ну, месяц — это в самом худшем случае, успокоил Эней. По его прикидкам, слежка за Курасем должна занять не больше двух недель.

Увы, подружку для невесты так и не нашли. Предложение переодеть Антона в то платьице, в котором он ходил на бои в Щецине, отвергли с негодованием как сам Антон, так и Мэй, и главное — Костя. В конце концов Антон выступил парнем-дружкой со стороны невесты. Со стороны жениха дружкой был Стах. Его кандидатура не то чтобы никем не оспаривалась — он просто поставил всех перед фактом: или я дружка, или все идут с базы к курвиной матери.

Венки сплел Хеллбой и даже никого этим не удивил — общение с ним быстро отучало удивляться.

В тот момент, когда Эней и Мэй Дэй поцеловались перед импровизированным алтарем, Игорь вдруг понял, что чувствует дьявол. Странное дело, но до этого момента зависти не возникало. Скорее — очень острая жалость, и даже не столько к этим двум конкретным влюбленным, сколько ко всему, что прекрасно и обречено. Но в этот миг… Он очень удачно спрятал все за шуткой, театрально закрыв лицо рукой и громко сказав:

— Я не заплачу. Вы не заставите меня плакать.

Антон прыснул, выронив венок. Хеллбой заржал громко. Десперадо сбился с мотива. Словом, Игорь благополучно обманул всех, кроме себя. Только Костя весь вечер как-то странно на него поглядывал. Профессиональный опыт, наверное. И хорошо.

Когда Эней, неся на руках новобрачную, под радостные вопли и аплодисменты всех присутствующих (включая гоблинов) скрылся в домике, Игорь подсел к Косте и спросил:

— Исповедь, принятая пьяным попом, действительна?

— Вполне, — сказал Костя. — При условии, что поп еще соображает. А в чем дело?

— Пошли, — Игорь поволок его в сторону моря, за пределы круга света.

Шум волн и слаженные вопли"…I powiedz, zes dobrym zeglarzem jest, bo przyslal Cie Paddy West!"[19] гарантировали вполне достаточный уровень конфиденциальности.

— Костя, я…

— Позавидовал, бывает, — сказал Костя, миролюбиво клюнув носом.

— Не просто позавидовал. Хотел, чтобы…

— Это как раз и есть позавидовал. Белая зависть у нас не считается.

Костя помолчал, подобрал и сломал палочку.

— Отпускаю. Прочитаешь двадцать третий псалом. И вот еще что. Если случится… тому, кто останется в живых, ни слова. Будешь чувствовать себя виноватым, но ты тут ни при чем. Это искушение от дьявола. Он всех искушает. Ты думаешь, я ни разу не завидовал тем, кого венчал?

— Но у вас же целибата нет… встретишь еще свою.

— У нас есть, — грустно сказал Костя. — Поп или рукополагается женатым, или остается уж как есть. Ну, так вышло, что моя… кого я встретил… как-то через год решила, что она не моя, и сделала ручкой. Я уже не в обиде… Жить с попом в наше время — это, знаешь, не сахар. Ничего, водку пить можно. Еще, может, епископом заделаюсь.

Игорь не знал, что сказать. Наконец выговорил:

— Жалко, что ты не иудей. У них один Богом стал…

— Не робей, прорвемся. — И Костя, прочитав разрешительную молитву, вернулся к водке с олениной. Память о прошлом похмелье у всех была жива, так что на этот раз умеренность проявили не только молодожены. За одним исключением.

У Хеллбоя начался алкогольный психоз.

Со стороны это было, наверное, захватывающее зрелище. Как лесной пожар. За полчаса активного действия Хеллбой умудрился разнести лодочный сарай, уложить штабельком гоблинов, порвать в нескольких местах рыбацкую сеть, в которую его пытались уловить Игорь со Стахом, три раза вывихнуть руку Игорю и один раз — Стаху, разнести часть второго сарая, но… За это время злой как собака новобрачный успел сбегать в лес к схрону. Как раз на половине второго сарая Хеллбой получил в плечо дротик со снотворным и до стоящей на стапелях яхты все-таки не дошел.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})