Итальянская партия - Антуан Шоплен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…конец иной
Не нужен мне, – не я ль отвагу славил?
Я включил телефон и обнаружил, что Амандина оставила мне несколько голосовых сообщений. Не прослушивая их, я ей позвонил.
Она была так рада слышать мой голос.
Я ей напомнил, что мы разговаривали только вчера. Вот если бы прошло два месяца, тогда другое дело.
– Гаспар, понимаешь, накопилось столько новостей!
Центр искусств в Берлине, именитый меценат из люксембургской страховой компании, предложение из Японии о предоставлении арт-резиденции на острове Наосима, цикл лекций на трансатлантическом круизном лайнере.
– Какой успех! – прокомментировал я.
Амандина обозвала меня привередой.
– Честно говоря, тебе бы порадоваться такой удаче.
– Я и радуюсь, не сомневайся.
– Неужели? Что-то не похоже. Как тебе в Риме?
– Хорошо, – сказал я.
– И все?
Я решил проявить великодушие и пустился в рассуждения о мягкости климата, об охристых оттенках фасадов, о палаццо Фарнезе и сверкающих водах Тибра.
– А Даргер?
– Я над ним работаю, – ответил я. – Не покладая рук.
– Врешь.
– Тебе не о чем беспокоиться, – сказал я.
Мы помолчали.
– Представь себе, – вновь заговорила Амандина, – вчера вечером я ужинала с Соней. Мы говорили в том числе и о тебе, что неудивительно. Расставаясь, мы не сдержались и поцеловали друг друга. Я имею в виду, как влюбленные.
– Да?
– Она классная.
– Это точно, – подтвердил я.
Опять наступила пауза.
– Мне хотелось бы кое о чем тебя попросить, – сказал я.
– Я слушаю.
– Не могла бы ты к моему приезду собрать для меня материалы о Джордано Бруно?
– А кто это?
– Джордано Бруно. Итальянский ученый шестнадцатого века.
– Это имеет отношение к твоей работе?
– Вполне возможно. Пока не знаю. Там посмотрим.
– Бруно? Пишется, как имя?
– Все верно.
– Поищу, – пообещала Амандина. – Ты уже знаешь, когда вернешься?
– Эээ… Пока нет.
– Хорошо бы ты поскорее вернулся.
– Я тебе сообщу.
Прощаясь и говоря, что она меня целует, она растягивала слова и делала короткие паузы, словно ждала чего-то, но не дождалась.
X
На площади Сант-Эджидио росло несколько ясеней. Их ветки дрожали от слабого ветерка. Временами из гущи крон вылетали стайки скворцов и рассаживались на крышах или электрических проводах, потом снова возвращались на деревья. Ночь все никак не наступала. Светлое небо переливалось сиреневыми оттенками, уже виднелись самые крупные звезды. Я сел на истертые ступени лесенки. И сразу же пожалел об этом, посмотрев на свои светлые, чистые брюки, которые только что надел. Я свернул сигарету и выкурил ее, стараясь не озираться в ожидании Марии.
– Мне нравится, когда вы курите.
Я поднял голову.
Она подвела глаза черным. Ее платье тоже было черным, без всяких деталей и орнаментов, с неброской фактурой. Оно порой колыхалось от ветра, и ткань плотнее прилегала к бедрам. На ней были те же безукоризненные туфли на высоком каблуке.
– Все началось с Камю. Всю мою юность он курил на постере у меня в комнате. Как вы понимаете, я тоже поневоле закурил.
Она улыбнулась и покачала головой.
– Я проголодалась, – заявила она. – А вы?
– Наверное.
– Пойдемте, – сказала она.
Я встал. Энергично отряхнул брюки сзади. Она проследила за моими стараниями и наклонилась, чтобы оценить результат.
– Все в порядке, вы выглядите вполне прилично.
Она направилась к краю площади. Я поплелся следом за ней, немного отстав. Она обернулась.
– Погодите секунду, – попросил я.
Она вопросительно наморщила лоб.
– Не сердитесь, пожалуйста, – проговорил я.
Лоб был по-прежнему наморщен.
– Эта история с плаванием…
– С плаванием?
– Ну да, там, на мосту. Я над ней долго думал.
Она весело рассмеялась:
– Гаспар, не берите в голову. Пойдемте. Ресторан в той стороне. И еще это винный бар. Как вам такой вариант?
– Годится.
Мы пересекли площадь, потом свернули на виа делла Скала. Пока мы шли, я рассказывал, какую психическую травму нанесли мне в детстве занятия в бассейне. Запах хлорки, металлический шест тренера по плаванию, стойкое ощущение, что я сейчас утону. Хотя я стыдился этих унизительных воспоминаний, мне не удавалось прервать поток признаний. Я погружался в них все глубже и глубже, смутно подозревая, что они абсолютно неинтересны, а она тем временем взяла меня под руку и прижалась виском к моему плечу. Как будто хотела успокоить, и я почувствовал себя еще хуже.
Мы дошли до виа Гарибальди. На ее углу был ресторан “Эссенца”.
Мария взяла винную карту.
– Вы позволите выбрать мне? – спросила она.
– Да, – ответил я. – Вы ведь в этом разбираетесь?
Она молча изучала список. Это тянулось довольно долго. Потом она подняла голову, поставила локти на стол, положила подбородок на сцепленные руки. И посмотрела на меня в упор блестящими глазами.
– Это моя профессия, – сообщила она.
– Ваша профессия?
– Да. Вино. Это моя профессия.
– А, вы занимаетесь виноделием?
– Нет, не совсем. Скорее энологией.
Я закивал, изо всех сил изображая восхищение, и воскликнул:
– Вот это да!
Она по-прежнему пристально смотрела на меня.
– Значит, вы умеете поэтично описывать “первый нос” вина, танины, тельность и скелет?
Она подняла брови:
– Знаете, поэзия имеет отношение прежде всего к вину и только потом к энологу. Энолог – просто комментатор, более или менее толковый.
– Какая разница? Мне бы очень хотелось немного послушать.
– Сначала попробуйте.
– Вы уже выбрали?
– Да. Пьемонтское вино. Бароло. “Маргерия” из винодельни Луиджи Пира, 2015 года.
– Это уже поэтично. Непонятно, но поэтично.
– Что-то вроде музыкальности вашего доказательства Перма.
– Ферма, – поправил я.
– Да, точно, Ферма.
Мы попробовали вино.
Она вела себя как обычный человек, разве что немного помедлила, вдыхая запах вина, прежде чем поднести его к губам.
– Ну что? – спросил я.
– Вам понравилось?
– Да, – ответил я. – Очень вкусное.
– А еще? – не унималась она.
– А еще – ничего. Очень вкусное, и все.
По моему настоянию, довольно неохотно она согласилась немного поговорить о вине. Рассказала о его необычном гранатовом цвете, о сложной композиции, о цветочных нотах и легких оттенках кожи и свежего сена.
– Значит, вы в Риме ради вина?
– Да. Главным образом.
Мы потягивали вино, глядя друг другу в глаза.
– Волнующее ощущение, – заметил я.
– Да, это всегда немного волнует, – отозвалась она. – За это я люблю свое ремесло.
– Нет, я не о том. Хмм. Вот так смотреть друг на друга, как мы сейчас.
– А, вам это надоело?
– Нет, конечно, – сказал я, глотнув свежего сена.
– Теперь я уже совсем проголодалась, – сказала она, жадно схватив меню.
– А мне захотелось вас поцеловать, – сообщил я.
Она слегка улыбнулась, не поднимая глаз