Военные специалисты на службе Республики Советов 1917-1920 гг. - Александр Кавтарадзе

После Февральской революции офицерский корпус русской армии претерпел значительные изменения. Временное правительство уволило из армии сотни генералов, занимавших при самодержавии высшие строевые и административные должности (достаточно сказать, что были уволены 70 начальников дивизий, т. е. 25% от их общего числа). Многие генералы, отрицательно относившиеся к проводимым в армии реформам и выслужившие право на пенсию, уходили из армии сами, причем Временное правительство уже первыми своими постановлениями от 4 и 10 марта 1917 г. узаконило им высокие пенсии.

Февральская революция значительно осложнила положение офицерского корпуса. Приказ № 1 Петроградского Совета «вырвал Петроградский гарнизон из-под власти офицерства»[99]; выпущенная 1 марта листовка «Товарищи солдаты» призывала солдат, чтобы их «не обманули дворяне и офицеры — эта романовская шайка», взять «власть в свои руки», выбирать самим «взводных, ротных и полковых командиров» и «ротные комитеты», под контролем которых должны были находиться нее офицеры[100]. Уже 6 марта 1917 г. главнокомандующий армиями Северного фронта генерал Рузский телеграфировал начальнику штаба верховного главнокомандующего генералу Алексееву: «Ежедневные публичные аресты генеральских и офицерских чинов (в Пскове, Двинске и других городах. — А.К.), несмотря на признание всеми нового государственного строя, производимые при этом в оскорбительной форме, ставят командный состав армии… в безвыходное положение… Вместе с арестами продолжается, особенно на железнодорожных станциях, обезоруживание офицеров, в том числе едущих на фронт…». В этих условиях представляется вполне реальной опасность разложения армии, что ставит под сомнение возможность «успешной борьбы с нашим противником»[101]. Состоявшийся в апреле 1917 г. съезд депутатов армий и тыла Западного фронта в принятом им «Проекте устава Западного фронта» постановил упразднить офицерские звания, предоставил солдатским комитетам право контроля за боевой подготовкой частей и ведением боя, отвода и аттестации командного состава и т. д.[102] В это же время Ставка сообщала, что в армии «повторяются случаи насильственного удаления самозванными комитетами начальствующих лиц», и в связи с этим потребовала самыми решительными мерами «нравственного и служебного воздействия» возвращать удаленных начальников на свои места, ибо в противном случае «фактически установится выборное начало, гибельное для армии»[103].

Однако остановить процесс революционизирования солдатских масс, все возраставший антагонизм между ними и офицерским составом Временное правительство уже не могло. Позорный провал июньского наступления показал, что солдатские массы, несмотря на все репрессии вплоть до введения на фронте смертной казни, не желают продолжать войну в интересах антинародного Временного правительства. Июльские события в Петрограде, Государственное совещание в Москве и т. д. означали мобилизацию сил контрреволюции в стране и армии и открывали дорогу военной диктатуре — последнему средству для разгрома революционных сил.

Попытка Корнилова в конце августа 1917 г. выдвинуться на роль русского Кавеньяка окончилась не только провалом с последующим арестом организаторов мятежа, но и отразилась на положении офицерства как Действующей армии, так и внутренних военных округов. Корниловщина внесла раскол в среду офицерства, разделив его на сторонников военной диктатуры и ее противников, образовала непреодолимую пропасть между командным составом и солдатской массой, вызвав ненависть ко всем офицерам независимо от их служебного положения и социального происхождения. В Действующей армии и во внутренних военных округах прошла волна самосудов над офицерами (в частности, убийство 29 августа в Выборге одиннадцати офицеров 42-го Отдельного армейского корпуса, в том числе его командира генерала В.А. Орановского), из полков по требованию солдат изгонялись ненавистные и не пользовавшиеся у них доверием офицеры. Так, например, из 708-го пехотного Россиенского полка (177-я пехотная дивизия), как пишет в своих воспоминаниях ротный командир этого полка М.Н. Герасимов, были изгнаны 23 офицера (т. е. 20% офицеров полка)[104]. Следует отметить, что солдаты зачисляли в разряд «корниловцев» и «контрреволюционеров» не только тех, кто был причастен в той или иной мере к мятежу Корнилова, но часто и вообще всех офицеров, которые продолжали требовать выполнения обязанностей службы и не сумели найти общего языка с солдатами и их комитетами.

В исторической литературе нет данных о том, сколько всего офицеров было изгнано из Действующей армии, а также из внутренних военных округов после ликвидации Корниловского мятежа. Но количество таких офицеров в строевых частях Действующей армии можно приблизительно принять в 10 тыс. Справедливость этой цифры доказывают результаты однодневной переписи личного состава Действующей армии 25 октября 1917 г.: разница между списочным (157 773 человека) и наличным (138 473 человека) составом офицеров была свыше 19,3 тыс. (они значились как находившиеся «в отпуску», но отпускники, безусловно, составляли менее половины указанного числа). Нам здесь важно подчеркнуть, что после корниловщины «доверие к офицерам, кое-где еще сохранившееся, было окончательно подорвано»[105].

В сентябре — октябре 1917 г. революционизирование и распад старой русской армии продолжали нарастать быстрыми темпами, что вынужден был признать даже комиссар Временного правительства при Ставке В.Б. Станкевич: «Трудно представить себе более неприглядную картину. Но зато нетрудно учесть последствия: армия разваливалась, армия потеряла способность быть управляемой»[106]. Справедливость этих слов подтверждали, в частности, и два видных генерала русской армии — В.Н. Егорьев, один из первых генералов, перешедших на сторону Советской власти, и А.И. Деникин, впоследствии один из организаторов белого движения на Юге страны. Первый из них писал, что разложение старой армии проходило в процессе событий, «непосредственно связанных с войной», и что только «большевистская пропаганда» и только в самое последнее время внесла в это стихийное разложение «некоторую революционную целесообразность и революционный темп развития»[107]. Деникин же, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к большевикам, высказался более определенно: «Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие…»[108]. Большевики не несли ответственности за разложение русской армии в 1917 г., все эти обвинения нужны были, как писал В.И. Ленин, лишь для того, чтобы «заткнуть рот большевикам»[109].

Сделаем попытку определить, хотя бы приблизительно, какой же процент российского офицерства из общей его численности, принятой нами в 250 тыс. человек, встретив Октябрьскую революцию враждебно, сразу же выступил против нее с оружием в руках?

Как известно, главной силой мятежа Керенского — Краснова, начатого 26 октября (8 ноября), был 3-й конный корпус в составе 1-й Донской казачьей и Уссурийской конной дивизий. По штату в первой из них было 104 офицера и 3836 казаков, во второй — 92 офицера и 4364 казака[110]; кроме того, следует учитывать офицеров штаба корпуса, поддерживающих частей и т. д. — еще около 100 человек. В бою под Пулковом 30 октября (12 ноября) участвовали девять неполных сотен 9-го и 10-го Донских казачьих полков[111], 18 орудий, броневик и бронепоезд с общим числом офицеров не более 100[112].

Известно так же, что 29 октября (11 ноября) в Петрограде произошел юнкерский мятеж, в задачу которого входили захват важнейших опорных пунктов Петрограда для содействия 3-му конному корпусу в овладении столицей. Предполагалось, что в мятеже примут участие юнкера ряда училищ (Павловского и Владимирского военных, Николаевского кавалерийского, Михайловского и Константиновского артиллерийских, Николаевского инженерного), ударники из дворца М.Ф. Кшесинской. Однако почти все они были своевременно разоружены (или нейтрализованы) и «активного участия в мятеже не приняли»[113]; в мятеже участвовали «около 800 юнкеров и ударников, разбросанных в различных частях города»[114] (предположим, что вместе с юнкерами и ударниками были положенные по штату офицеры). К 17 часам «значительная часть юнкеров разбежалась», оставшиеся были разоружены и отправлены в Петропавловскую крепость[115], многие из них вскоре выпущены. Фактически оказало сопротивление революционным войскам на протяжении нескольких часов лишь Владимирское военное училище. В нем по штату было 8 рот (из них 7-я и 8-я роты в мятеже не участвовали; из дислоцировавшихся в здании училища шести рот три (до 400 юнкеров) в мятеже также не участвовали, так как 9 октября половина юнкеров были выпущены в офицеры), 76 строевых офицеров (кроме положенных в роте по штату 4 младших офицеров, в годы войны к ним прикомандировали четырех помощников из окончивших училище прапорщиков) и 1 тыс. юнкеров. Потери последних составили до 200 человек[116]; остальные были арестованы, а затем освобождены.