Большая книга ужасов – 60 (сборник) - Роман Волков

Не останавливаясь и не разбирая дороги (благо коридор был прямой), он понесся к лестнице и, плохо соображая, что делает, побежал вверх. Почему-то ему казалось, что в своем кабинете он будет в безопасности. Ведь это была его территория, он был там хозяином, он всегда прятался там от мира. Это было единственное место на свете, где он чувствовал себя спокойно. Даже не дома, а именно в своем рабочем кабинете. В классе, где все было организовано так, как ему хотелось. Там был единственный островок нормальности во всем происходящем безумии. Никогда, никогда в своей жизни грузный Виталий Алексеевич так не бегал. Он немного успокоился, только захлопнув за собой дверь кабинета. Прижавшись к ней спиной и тяжело переведя дух, повернув щеколду замка. Потом кое-как Личун добрался до своего рабочего стола и рухнул на стул. Мысли метались взад-вперед, пока вдруг на первый план не вырвалась какая-то абсурдная мыслишка: завтра же придет комиссия из гороно! Надо срочно проверять тетради. Личун схватил тетради из стопки, начал размашисто перечеркивать неаккуратные строчки.

– Грязь, грязь, – шептал он. Дыхание уже пришло в норму, но комната перед глазами начала расплываться.

Виталию Алексеевичу становилось все хуже. Перед глазами висело черное марево с искореженной фигуркой Зои Родионовой.

– Умираю… – прорвалась единственная четкая мысль сквозь пелену ужаса и дурноты. Тогда учитель схватил листок бумаги и, уже проваливаясь в забытье, трясущейся рукой нацарапал пару строчек, затем сунул записку в первую попавшуюся тетрадь. Скоро свет в его голове погас совсем.

Глава 5

Следующее утро в школе ознаменовалось какой-то повышенной нервозностью, хотя день выдался довольно солнечным, и в воздухе уже явно чувствовались весенние ароматы. Учителя прятали глаза, шушукались, и общая атмосфера в коридорах пензенской школы № 4 была гнетущая. Даже вечно рвущиеся к активным действиям ученики вели себя тихо, многие были бледными и осунувшимися, будто недавно переболели и еще не до конца оправились. Волкогонов и Масляев после вчерашнего разговора с Личуном ходили как в воду опущенные, вся энергия и желание что-либо предпринимать сменились апатией. Какая разница, если им все равно никто не поверит. Да и снилось им снова одно и то же, да еще и похлеще вчерашнего кошмара – теперь им всю ночь виделась Зоя Родионова, которую засасывало в какой-то странный черный туман, а она кричала и пыталась вырваться. Объяснить подобные ассоциации было уже сложно, а то, что одно и то же снилось обоим, начало порядком раздражать и даже немного пугать. Короче, выспаться не удалось, что не прибавляло никакой радости.

Оба так и проваландались в пасмурном настроении до третьего урока, который должен был как раз вести Личун. На задних партах расположились проверяющие из гороно, а вот Виталий Алексеевич, как всегда, задерживался.

– Уже прозвенел звонок, – скрипучим голосом проговорила сухопарая тетка в огромных очках и поставила закорючку в своей тетради. Учителя мальчики ждали с ощущением холодной и липкой неприязни, как будто это он был виноват во всех бедах, которые приключались с Андреем и Романом. Однако неожиданно для всех в класс вместо Личуна вошла Гелла Ивановна, пожилая лаборантка, которая помогала учителям химии, физики и биологии с экспонатами и которой побаивались почти все ученики. В общем-то это было и неудивительно, Гелла Иванова походила на классическую Бабу-ягу, даже бородавка на носу имелась. Волкогонов и Масляев поняли, что ненавистный биолог не придет.

– Здравствуйте, класс, – поздоровалась Гелла Ивановна с нескрываемой улыбкой, кладя на стол стопку тетрадок: вести урок ей доверяли крайне редко. – Виталий Алексеевич приболел, так что я его сегодня заменю. И начнем с того, что я раздам тетради с вашими лабораторными. А потом немного позанимаемся.

– Ему, похоже, от жира совсем плохо стало, – шепотом отвесил замечание Артем Павлихин. Его иногда подвозил отец на машине по пути на работу, и приезжавший раньше всех в школу парень от нечего делать болтал с вахтером, а значит, первым узнавал все школьные новости. – С утра Василий Платонович кабинеты обходил и нашел Личуна. Пришлось «Скорую» вызывать. Но говорят, ничего серьезного. Скоро опять начнет нашу кровушку пить.

Неизвестно, кто был лучше – Личун или Гелла Ивановна, но замены такого рода обычно приводили только к плохому. Вызвав двух активистов с первых парт, лаборантка вручила им тетради, которые те быстро раздали владельцам. Роман открыл свою, равнодушно глянул на пять с минусом (и минус, скорее всего, толстый боров поставил только из вредности, вяло пронеслось в голове) и закрыл ее, уставившись в окно. Однако через пару секунд Андрей толкнул его локтем, притом как-то так энергично, что Волкогонов развернулся к нему с широко открытыми глазами, собираясь вспылить. Но когда он встретился с другом взглядом, все раздражение исчезло, и парень посмотрел туда, куда этот взгляд ему указал. В тетради Масляева лежала развернутая бумажка, криво исписанная прерывистым и нетвердым почерком, в котором тем не менее без труда угадывался почерк Личуна. Нагнувшись, Роман прочел:

«Из подвалов приходит зло. Зло пожирает нашу школу…»

– Что за бред? – шепотом спросил он у Андрея. Тот пожал плечами, но видно было, что его мысли уже сбросили с себя угнетающий налет безысходности и вовсю понеслись вслед за новой информацией.

После окончания урока мальчики зашли в мужской туалет и устроились на подоконнике, разложив перед собой записку биолога.

– Ну, что думаешь? – спросил Масляев, в десятый раз перечитывая непонятные строчки.

– Честно говоря, даже не знаю, что и думать, – отозвался Роман, засунув руки в карманы джинсов. – Звучит это все, как горячечный бред сумасшедшего. При чем тут вообще подвалы? Какие подвалы?

– Ну, наверное, наши, школьные какие-то.

– Да какие там у нас могут быть суперподвалы? Да еще из которых «приходит зло». Что за ересь?

Тут беседу друзей прервало хлопанье двери и тяжелые шаркающие шаги. Ребята оглянулись. К умывальникам направлялся пожилой мужчина в брезентовом халате с большим ящиком инструментов. Это был сантехник Кузьмич, местная знаменитость. Дед обладал почти неисчерпаемыми знаниями по истории Пензы и, в частности, этой школы. Поговаривали даже, что когда-то он был преподавателем истории, а потом запил, и карьера его покатилась по наклонной. Жил Кузьмич, в отличие от всех учителей, в небольшой каморке в подвальных помещениях школы, по соседству со столовой и тиром. Хотя ему не раз предлагали выделить комнату в общежитии, странный сантехник почему-то остервенело держался за свою грязную комнатушку.